Читать книгу "Маскарад на семь персон - Олег Рой"

Сами по себе деньги или связи его не интересовали, он воспринимал их как инструменты, обеспечивающие комфорт. В конце концов, главное в жизни – чтобы тебе было удобно, разве не так? Только ради этого и стоит стараться. Стас и старался.

Взять-то его после диплома в лабораторию взяли. Вместе с Громовым, с которым они в этой лаборатории вымыли, наверное, десять тысяч километров пробирок. Ну то есть это сперва им доверяли только пробирки мыть и мышей в виварии кормить. Потом дозволили писать маловажные протоколы. Потом – более важные. Потом допустили и к экспериментальным установкам – мальчикам же нужно курсовые работы делать, пусть и нам помогут, и сами попрактикуются.

Взяли не кем-нибудь там – младшими научными сотрудниками – с клятвенным обещанием как можно скорее подготовить и защитить кандидатские диссертации, в чем молодым специалистам руководство сулило оказать всяческую поддержку. Что означало: на пути соискателей не появится никаких препон – свои же мальчики. Максимально облегченный вариант научной карьеры. Кто там говорил, что в математике нет царских путей? В математике, может, и нет, а в прочих науках – очень даже есть. Да и насчет математики тот древний грек, скорее всего, ошибался. Чтобы сделать карьеру, вовсе не обязательно добиваться реальных результатов – в том числе и научных. Нужно всего лишь оказаться возле влиятельных людей. А там – словечко одному, намек другому – и продвижение обеспечено.

Сияющие перспективы, что и говорить.

Вот только шли девяностые, так что перспективы научной карьеры сияли все тусклее и тусклее. Финансирование научных учреждений сокращалось стремительнее, чем тает кусок сухого льда на тележке мороженщика посреди июльского полудня. В самом деле: зачем тратить бюджетные деньги на какие-то там исследования, когда можно заключить контракт на поставку готового препарата с «той» стороны – и получить благодарность? Вполне ощутимую благодарность, в которой будет несколько приятных ноликов – чем солиднее продвинутый контракт, тем больше ноликов. Да еще и «сэкономленные» бюджетные средства можно тоже как-нибудь… использовать.

Все это Стас уловил быстро. Вот только до кабинетов, в которых сидели чиновники, получавшие благодарность в твердой валюте, лично ему было как до Луны. И чтобы добраться до «тех» уровней, требовалось очень, очень много времени. Может быть, примерно жизнь.

Появились, однако, другие… перспективы. Оказалось, результаты научных исследований можно – кто бы подумал – продавать. А уж в фармакологии, которая по определению есть наука не чистая, а прикладная, того, что можно продать, просто навалом. Тем более что это самое «навалом» никому из официальных «кураторов науки» особенно не нужно. Да и продают не только реальные результаты, торговать можно и воздухом – перспективами, обещаниями исследовательского прорыва и прочими сногсшибательными возможностями.

Правда, для того чтобы продавать воздух, нужен статус. Младший научный сотрудник одной из лабораторий, пусть даже подчиненной непосредственно Минздраву – недостаточно внушительная фигура для торговли перспективами. К счастью, руководитель лаборатории профессор Костромской как раз собрался уходить «на повышение». Подразделение Минздрава, которое ему предстояло возглавить, было мелким, но, усмехался профессор, «хватит с меня лабораторной возни, пора посидеть в теплом кабинете, а науку пусть молодежь двигает». Старый профессор чуть не раньше всех окружающих понял, что никакой науки теперь долго не будет, а кресло в министерстве – это тепло и надежно.

Примерно в это время у Стаса совершенно неожиданно решился жилищный вопрос. Один из жильцов их коммуналки затеял какой-то мутный бизнес – не то сигаретный, не то мебельный – и ему вдруг поперло. После приобретения непременного черного «мерина» и дюжины малиновых пиджаков парень решил, что пора заводить приличный офис с красоткой секретаршей и блестящей оргтехникой – чтоб все «как у больших», а то неприлично как-то, приходится с солидными западными «партнерами» по ресторанам да по гостиницам деловые вопросы решать. А поскольку родная коммуналка располагалась на первом этаже, в голове успешного бизнесмена зародилась незамысловатая идея. Чего далеко ходить? Расселить всех, сунуть на лапу кому надо, чтоб из жилого фонда вывели, забабахать евроремонт с навесными потолками и встроенными светильниками, шикарная контора получится. Опять же родные стены…

Чересчур зарвавшегося «бизнесмена» убили года через три, но в мечтах о «европейском» офисе он успел быстренько осчастливить всех своих бывших соседей. Одного, правда, пришлось немного поучить уму-разуму – никак не желал никуда из родной комнатенки переезжать, мол, здесь родился, здесь и помру. Остальные возражать и не думали – расчищал пространство парень, не скупясь. Стас, к примеру, стал счастливым владельцем однокомнатной квартирки – крошечной и на окраине, зато с телефоном! А самое главное – это был первый в жизни Стаса собственный угол! Совсем собственный! Ни родителям, ни братьям сюда ходу нету – накося выкуси! Получив ключи и документы, он почувствовал себя богатым, как Крез, и удачливым, как… в общем, удачливым. Не каждому, ох, не каждому так фартит.

И тут Стас понял – началась полоса везения. Он ведь вон сколько старался, чтобы чего-то добиться, – один институт чего стоил – и вот теперь небеса, судьба или кто там еще сверху следит решили: пора быть к старательному пареньку пощедрее. Вот жильем обеспечили. А дальше, наверное, карьера пойдет.

Хотя что там наверное – наверняка. Уж точно на место профессора Костромского должны его, Стаса, поставить. Ну то есть, как это обычно делается, сперва исполняющим обязанности, а спустя некоторое время приставка «ио» как будто сама собой испаряется. Конечно, это была его должность – сколько лет он в этой лаборатории честно горбатился? Ну да, Громов горбатился не меньше (а честно сказать, так и гораздо больше), но ведь главное – не факт, а впечатление от него. А уж впечатление Стас создать умел. Нет, напрямую он никогда ни собственным усердием не хвастался, ни громовской работы не принижал. Нет, нет и нет. Стас лишь намекал – вовремя ввернутой шуточкой, интонацией, усмешкой. Тем более что характер у Громова был не самый уживчивый, так что семена падали на благодатную почву. В итоге все вокруг оказались убеждены, что Стас – незаменимый сотрудник, инициативный, перспективный и вообще будущее светило, а Громов – так, мышь лабораторная. Вдобавок склочник и индивидуалист, ни с кем ничем не делится, не обсуждает, все время занят, видите ли, только непонятно, чем именно, да и занят ли, неизвестно.

Но профессор Костромской тоже не вчера родился, в аппаратных играх понимал как минимум не хуже Стаса и цену каждому из своих сотрудников видел так ясно, словно на каждом красовался ярлык с крупными яркими цифрами. А поскольку профессорское слово было наиболее весомым, исполняющим обязанности начальника лаборатории после ухода Костромского назначили Громова.

Стаса это искренне взбесило. А как же полоса везения? Может, то, что его не сделали начлабом, – ее часть? Может, это фортуна ему подсказывает – мол, ну ее к лешему, эту государственную лавочку, и без того вокруг возможностей образовалось – только примечай да подхватывай. Он действительно начал размышлять – не уволиться ли, – но решил пока погодить. Может, еще и из этого места удастся какую-то пользу извлечь. Зря, что ли, Громов все уши ему прожужжал перспективами своих экспериментов (Стас не вслушивался, поэтому не очень понимал, какими именно, да ему и ни к чему было).