Читать книгу "Ошибка резидента - Владимир Востоков"

Себастьян вмешался в разговор словно бы нехотя.

Спросил негромко:

– Где вы познакомились с Михаилом Зароковым?

Павел недоуменно повернулся в его сторону, будто не понимая, к кому обращен вопрос.

– Вы меня спрашиваете?

– Вас, вас…

– Зароков? Не знаю. Вообще фамилии такой никогда не слыхал. – Павел улыбнулся, посмотрел на толстяка, ища сочувствия.

Тот грузно спрыгнул с подоконника, подошел к тумбе в углу, на которой стоял большой, в металлическом корпусе радиоприемник, нажал на нем одну из белых, похожих на рояльные, клавиш. Но звук не включился. Вероятно, это был не приемник, а магнитофон. Вернувшись к окну, толстяк задал вопрос:

– Итак, молодой человек, вы родились… в каком году?

– Тридцатом.

Дальше пошли вопросы по биографии – в хронологическом порядке. Они задавались так благодушно, словно это был не допрос, а заполнение анкеты для поступления на курсы кройки и шитья.

Монотонность этого диалога нарушил Себастьян:

– Где вы познакомились с Леонидом Кругом?

– В доме отдыха «Сосновый воздух».

Еще серия вопросов и ответов, касающихся жития Павла Матвеева – он же Корнеев, он же Бекас, – и снова реплика Себастьяна:

– Когда Круг сказал вам о переправе?

– Двадцать седьмого днем.

Себастьян, как говорится, стрелял вразброс, но в этом была своя система. Если потом очистить допрос от мякины их бодрой беседы с толстяком, получится довольно подробная картина переправы и обстоятельств, ей предшествовавших.

Павел отвечал одинаково охотно и любезно и толстяку и Себастьяну, так что по тону вряд ли можно было уловить, как колеблется напряжение, испытываемое всем его существом.

– Прошу рассказать детально про переправу.

Павел изложил события ночи с 27 на 28 июня.

– Нарисуйте бухту, – приказал Себастьян. – Наш корабль. Пограничный корабль. Как стояли. И вашу лодку. В момент встречи.

Павел подумал и набросал схему бухты, расположение катеров и лодки. Пока Себастьян рассматривал чертеж, Павел попробовал отвлечь толстяка, чтобы самому отвлечься и отдохнуть.

– А у нас не так допрашивают, – сказал он тихо, чтобы не мешать сосредоточенному Себастьяну. – У нас следователь все записывает, чин-чинарем. И потом расписаться дает.

Толстяк расхохотался. Ему было весело наблюдать наивную физиономию Павла.

– Во-первых, это можно не считать допросом, – объяснил он. – А во-вторых, он все записывает. – И показал на магнитофон.

Павел оценил такую откровенность. И подумал, что, пожалуй, ему было бы легче, если бы они ее не демонстрировали. Все заранее рассчитано, все должно давить на психику, в том числе и этот допрос без всякого видимого пристрастия. Значит, у них в запасе есть средства посерьезнее, чем старая песня со словами «спрашивайте – отвечаем».

Глава 5

Михаила Зарокова больше не существует

План побега созрел быстро. Сейчас к Надежде вернулось то острое чувство опасности, которое прежде заставляло его больше доверять инстинкту самосохранения, а не разуму. А инстинкт требовал не доверять никому и ничему, даже собственным впечатлениям. Поэтому главным в его плане было проверить, следят ли за ним, а если да, то насколько бдительно. И потом, после проверки, действовать по обстоятельствам.

В путевке у него был записан рейс по телефонному заказу, который дала ему Мария. В два часа дня он должен подать машину по указанному адресу, а потом везти пассажиров в дачный поселок, за тридцать километров. Это кстати: на загородном шоссе легче обнаружить слежку. Нужно сменить машину, что нетрудно: в парке всегда есть несколько запасных таксомоторов, стоят на площадке под открытым небом.

На новой машине, с новым номером, если обстряпать все за несколько минут, уже из парка можно, пожалуй, выехать без «хвоста» – ведь следящие, если они есть, знают его по машине и по ее номеру так же хорошо, как и в лицо. И еще одно соображение: если он действительно на крючке у контрразведки, то можно предполагать, что где-то в чреве его машины спрятан миниатюрный радиопередатчик, посылающий в эфир непрерывные сигналы, по которым оператор на пеленгующей станции в любой момент может определить, в каком районе находится машина. Искать передатчик сейчас нет времени. Пришлось бы распотрошить автомобиль до основания.

Надежда поехал в парк. Поставив машину в угол к забору, чтобы никому не мешала, поднял капот, снял колпачок с трамблера, перепутал провода, один из них чуть зачистил, чтобы он замыкал на корпус, закрыл капот, быстро пересек двор и вошел в диспетчерскую.

Мария была на месте.

– Ты что приехал? – спросила она.

– Да понимаешь, что-то барахлит мотор, а у меня же рейс по заказу. Через пятнадцать минут. – Михаил поглядел на часы. – Как бы это к шефу подкатиться, чтобы дал другую?

– Все на обеде, – сказала Мария. – Хотя обожди, дядя Леша здесь.

Дядя Леша был дежурным механиком. Мария позвала его, и в пять минут все было улажено.

– Бери машину Сливы, у него сменщик не вышел, – предложил механик. – Машина на ходу. Заправлена, помыта.

– Спасибо, дядя Леша. – Михаил протянул Марии свою путевку. – Перепиши.

Мария зачеркнула на путевке старый и написала новый номер машины.

– Заезжай часов в пять, пообедаешь, – сказала она, глядя, как Михаил прячет путевку.

– Обязательно.

Он наклонился через перила, поцеловал ее.

Спустя несколько минут Надежда выехал из парка на таксомоторе водителя Сливы. Пиджак, в котором был до этого, он снял и положил под себя на сиденье, форменную фуражку тоже снял. На нем была теперь кремовая курточка на «молнии». Все шло пока строго по плану…

Часто меняя скорость, Надежда сделал большой круг по восточной окраине города. Улицы здесь были в дневные часы малолюдны, автомобили сюда заезжали редко. За ним следом никто не ехал. Если с утра и был «хвост», теперь он от него оторвался.

Надежда закурил и прибавил газу. Пора ехать по адресу – это в районе новостроек, который здесь называли по-московски Черемушками.

Он опоздал всего на десять минут. Те, что заказали машину, жили в только что отстроенном доме. Надежда поднялся на лифте, позвонил. Дверь открыла пожилая женщина. Его ждали, но сами готовы еще не были.

– Переезжаем на дачу, – объяснила женщина. – Осталось сложить посуду в корзинку, и поедем. Входите, входите!

В квартире стоял переполох, два молодых голоса – мужской и женский – переругивались без всякого вдохновения, автоматически. Иногда им мешал ругаться детский голосок, задававший какие-то вопросы. Видно, шла усиленная упаковка вещей.