Читать книгу "Чужая игра - Виталий Гладкий"

— Наше вам, товарищ майор!

С Маркузиком у меня были приятельские отношения.

— Привет, дружище. Запрягай телегу…

Мы расселись по ранжиру: я впереди, а Латышев на заднем, начальственном сиденье.

— Куда двигаем, товарищ полковник? — спросил Маркузик, выруливая за ворота.

— Дуй по проспекту. Возле Цветочного бульвара повернешь в сторону Центрального банка.

— Нет проблем…

«Мазда» набрала скорость и лихо помчала по припорошенному снегом проспекту.

Я искоса глянул на Латышева. Похоже, он, как и Маркузик, любил быструю езду.

Киллер

Наум Борисович трудился над фаршированной рыбой. Он был рыжеволос, умеренно упитан и, похоже, не дурак поесть: стол, накрытый на двоих, мог накормить взвод.

Когда я вошел в банкетный зал, он на миг оторвался от еды, кивнул на мое приветствие и потянулся за очередным куском.

Чон, прошествовав на свое место, сел, но к еде не притронулся — выжидательно поглядывал на босса.

Наконец тот вытер руки о накрахмаленную салфетку, отхлебнул из высокого бокала вино и откинулся на спинку кресла.

— Что я тебе говорил? — Он победоносно улыбнулся Чону. — Какой орел, а? Парня нужно брать. Теперь согласен?

Чон промолчал. Его восточное лицо оставалось бесстрастным и неподвижным.

Он смотрел прямо в глаза Витаускасу спокойно и выжидающе.

— Как его зовут? — спросил у Чона, наморщив лоб, Наум Борисович, будто меня здесь и в помине не было.

— Алексей. Фамилия — Листопадов, — не спеша ответил тот.

— Я хочу предложить тебе две тысячи баксов в месяц. — Наконец президент «Витас-банка» соизволил одарить меня благосклонным взглядом. — У нас больше получает разве что Чон. И я… — Он рассмеялся. — Ну что, по рукам? — спросил Наум Борисович.

Меня так и подмывало поторговаться, чтобы сбить спесь с Наума Борисовича.

Но тут я вспомнил про Абросимова и решил больше судьбу не испытывать. Иначе он меня просто в порошок сотрет.

— Чем я буду заниматься?

Я спросил только потому, что продолжал доигрывать роль несговорчивого и недалекого служаки, воспитанного совсем на иных принципах, нежели новое поколение, для которого такой вопрос вообще не стоит: не важно, что делать, лишь бы бабки платили, и побольше.

— Работать по специальности, — снова осклабился Наум Борисович.

— Это как?

— Очень просто. Махать кулаками. Правда, такая возможность тебе будет выпадать не часто, но когда нужно, придется и шею подставлять.

— За две тысячи?

— Логично. А ты парень не промах, — с удовлетворением покивал Витаускас.

— Уж какой есть…

— У нас еще полагаются премиальные и страховка.

— Сколько?

— Сумма премиальных колеблется. От двух штук и выше.

— Я так понимаю, премия бывает не часто.

— Понятное дело. Только за выполнение особо опасных заданий.

— А как насчет страховки?

— Страховка составляет пятьдесят тысяч долларов.

— Всего-то?

— Мало?

— Для меня не имеет значения сколько.

— Почему?

— Если я отправлюсь в мир иной, страховку получать будет некому.

— Это прискорбно. Но больше предложить не могу.

— И на том спасибо.

— Так ты согласен?

— А у меня есть лучший вариант?

— Слова не мальчика, но мужа…

И Наум Борисович в который раз показал вставные фарфоровые зубы.

— Договорились, — сказал он. — Нужные бумаги оформим завтра в офисе. Поступаешь в распоряжение Чона. Его приказания ты должен выполнять беспрекословно. Это тебя не пугает?

— Я привык…

— Вот и хорошо. А теперь можно и обмыть наше соглашение. Придвигай кресло и присаживайся. — Он повернулся к корейцу: — Чон, пусть принесут еще один прибор.

— Спасибо, я не голоден. А спиртное почти не употребляю.

— Возражения не принимаются. Садись к столу. Это первый мой приказ.

— Слушаюсь.

— Вот так-то оно лучше…

Наум Борисович умел быть хлебосольным хозяином.

Я решил больше не выпендриваться, чтобы завоевать его расположение, потому как Чон оставался все таким же холодным и неприступным.

Значит, он так и не смирился с решением о моем приеме в охрану…

Я мог только догадываться, что у него на уме. Похоже, служба в разведке приучила Чона не верить даже очевидному.

И я совершенно не сомневался, что его люди перелопатили всю подноготную прапорщика Листопадова.

Но не нашли ничего подозрительного. Иначе Наум Борисович вряд ли позвал бы меня в банкетный зал.

Наверное, у них по поводу моей персоны возникли разногласия. И их причины лежали, что называется, на поверхности — Чон, как мастер-наставник по тхеквондо, учитель, не смог вынести позорного поражения своего ученика сначала в финале соревнования, а теперь и в ресторане.

То, что и он, и Наум Борисович весьма пристально наблюдали за дракой, я понял по нескольким оброненным фразам Витаускаса, торжествовавшего свою победу, — как же, заполучил такого бойца…

Домой меня отвезли около двенадцати ночи, после того как охрана сопроводила босса на его загородную дачу.

— Придешь в банк к десяти, — распорядился Чон. — Пропуск я закажу.

— Есть, — ответил я по-военному.

— После отдела кадров — ко мне в кабинет. Тебе покажут, где он находится. Форма одежды — костюм, белая рубашка, галстук. Ничто не должно стеснять движений. Это, я думаю, тебе понятно…

— Так точно.

— Добро. Бывай…

Я молча кивнул и вежливо попрощался. Чон что-то буркнул в ответ и уехал.

Милый парнишка, ничего не скажешь…

Здание «Витас-банка» выглядело солидно и богато: мраморная облицовка стен, тонированные стекла, надраенная до блеска бронза вывески, фонтан в холле, вазы с цветами…

И крутые мальчики в безукоризненных костюмах с радиотелефонами, зорко следящие за клиентами.

Я успел заскочить на свою прежнюю работу и повидаться с Болото, который обычно приходил на час раньше.

Он долго изучал мое заявление, будто перед ним была не обычная бумажка, а древний манускрипт.

Затем, тяжело вздохнув, поставил визу и подпись.

— Я так понимаю, уговаривать вас остаться не стоит? — спросил Андрей Исаевич больше для проформы, нежели с какой-то определенной целью.