Читать книгу "Пузожители - Анастасия Масягина"

Самым любимым занятием было приготовление ужина для Сержа. Ксюша с удовольствием готовила бы мужу и обед и завтрак, но он, увы, ел дома только один раз – после работы. Утром пил только кофе, причем всегда растворимый, а обедал в офисе.

Теперь, после ухода Леси, муж стал едва ли не единственным ее собеседником. Редкие телефонные разговоры с мамой – не в счет.

В этот день Серж пришел необычно возбужденный. Причем настолько, что даже на некоторое время потерял способность складно излагать свои мысли.

– Слушай, я такое видел… Там, у поворота на нашу дорогу… Там одна такая… Такая ушастая. И глаза у нее совсем как у тебя.

– У кого? У кого глаза-то? – изумилась Ксения. Таким она его давно не видела.

– Там немецкие овчарки. Щенки, – наконец выдохнул муж. – И есть одна девочка, самая маленькая, но уши уже стоят. У нее… понимаешь, глаза очень умные. И она на тебя похожа.

– Я не пойму, ты хочешь завести собаку, что ли?

– А ты?

– Я всегда «за». Я люблю животных, ты же знаешь. Просто странно, ты никогда раньше не говорил, что хочешь собаку.

– У меня был пес. Давно. Ганс его звали. Доберман. Я тогда жил один и был без работы.

Ксюша поняла, что речь идет о том времени, когда от Сержа ушла мама Миши.

– Мы с ним покупали курицу, варили рис, перемешивали это все дело и оба ели.

– А что с ним стало?

– Умер от рака простаты. Ему делали операцию, вырезали опухоль. Но я, правда, смалодушничал тогда. Ветеринар сказал, что если Ганса еще и кастрировать, проживет дольше. И я не смог. Ну как мужика кастрировать? Друга? Он год еще где-то прожил и умер. С тех пор я на собак смотреть не мог. Как ты на детей. А сегодня увидел эту ушастую и что-то екнуло.

По щекам Ксюши текли слезы. Она его понимала.

– Так чего ты стоишь? Беги, заводи машину, пока собаку нашу не купили!

Серж по-мальчишески улыбнулся, налету поцеловал ее и понесся во двор.

«Ушастую» немку назвали Альмой.

Теперь у Ксюши появился, наконец, компаньон. Альма целыми днями ходила следом за хозяйкой и участвовала во всех делах. Если Ксюша сеяла цветы на рассаду – сидела рядом, похожая на очаровательную статуэтку, и время от времени наклоняла голову то в одну, то в другую сторону. Если готовила Сержу ужин – выписывала круги по кухне, в ожидании лакомого кусочка. Если ложилась отдохнуть с книжкой – пристраивалась рядом, гордая, что Ксюша иногда даже иногда пускает ее в кровать.

Видя, сколько счастья приносит его жене воспитание щенка, Серж посоветовал им записаться на курс послушания для щенков в ближайшем питомнике. И теперь дважды в неделю Ксюша и Альма посещали собачью школу. Там крошечных овчарок учили самым простым вещам – сидеть, лежать, стоять, ходить рядом. Инструктор давал им домашние задания, и они всегда тщательно их готовили, дважды в день исправно маршируя по двору.

Подвыпив, растроганный Серж как-то сказал:

– Я живу ради тебя и Альмы.

И Ксюша не звала себя ее хозяйкой. А называла… мамой.

* * *

Алиса напомнила мужу об обещании сделать искусственное оплодотворение в июне, если до этого времени им не удастся забеременеть.

Но Олег развел руками:

– Извини, но это попросту нечестно. Год надо считать не с того момента, когда мы о чем-то там договорились, а с того, когда ты перестала пить противозачаточные. А это и полгода не исполнилось. Так что рано еще. Давай лучше деньги на отпуск потратим. Мальчишек на море отвезти надо.

– Но мы вполне можем позволить себе и то, и другое.

– Так, а это мы с тобой уже обсуждали. Давай не будем ссориться. Деньги зарабатываю я и только я решаю, на что их тратить. Ты можешь высказывать пожелания.

Алиса едва не задохнулась от обиды.

– Значит, пожелания высказывать? Ну, спасибо тебе, дорогой! А может, мне вместо того, чтобы так отчаянно пытаться родить еще одного ребенка… Может мне работать пойти, а? Старших в школу, Витька в детский сад. А я – на работу. И через год посмотрим, кто больше зарабатывать будет.

После того, как Саша Еремин уехал в Петербург, муж совсем распоясался. Во-первых, он избавился от привычного гнета ревности. Да, он понимал, конечно, что Алиса от него к Саше не уйдет, и все же присутствие преданного поклонника держало мужа в тонусе. К тому же, Алиса привыкла в случае любых разногласий с мужем обращаться за помощью к Сашке. Объединившись, жена и лучший друг могли убедить упрямца в чем угодно.

Разумеется, она могла позвонить в Питер и провернуть все то же самое по телефону, но понимала, что делать этого не стоит. Что надо дать Сане свободу и учиться решать свои проблемы самостоятельно.

Размолвки у Воробьевых стали возникать одна за одной. Алиса стала чаще высказывать мужу претензии, о которых прежде молчала. В пылу ссоры каждый из них жалел, что громоотвод, в лице Еремина, теперь далеко.

Все чаще, поругавшись с женой, Олег ехал ночевать не домой, а на дачу в Голицыно. Алиса была этому даже рада – она устала от бесконечных упреков и разговоров на повышенных тонах. Грешным делом, ей несколько раз приходила в голову мысль о разводе. Останавливали мальчики. Они обожали и мать, и отца. И пока еще не подозревали, насколько серьезны ссоры между родителями.

* * *

Гостиница для летного состава в Магадане напоминала музей быта СССР. По крайней мере, мебель не меняли, очевидно, с тех самых времен. Тогда же, должно быть, в последний раз красили стены, никогда не знавшие обоев, и меняли деревянные рамы на окнах. Да-да, о стеклопакетах тут, похоже, и не слышали. Вместо электрочайника у дежурной по этажу можно было получить заскорузлый кипятильник. Да и то только в том случае, если этот гаджет не прихватил уже кто-нибудь другой из их команды.

Впрочем, Диме сейчас было не до удобств. Дрожащими руками он отыскал в телефоне номер врача и нажал кнопку вызова.

Казалось, сердце в груди не удержится.

Один гудок. Второй. Третий.

– Слушаю.

– Добрый вечер… То есть у вас доброе утро… Это Дмитрий Шаблинский беспокоит. Ну что там, Леонид Борисович?

– К моему величайшему сожалению, Дмитрий, мне нечем вас порадовать. Диагноз подтвердился. Увы.

Дима почувствовал, как внутри все помертвело. Еще вчера он жил предвкушением счастья – что будет дочка. И вот теперь дочки не было. То есть ребенок-то из Лесиного живота никуда не делся, но вот только отцом был не он. А кто?

Пока он жил с Оксаной, Леся работала на Рублевке помощницей по хозяйству. Может, хозяин склонил ее к сожительству под угрозой увольнения? Хотя нет, вряд ли. На вид он совершенно нормальный мужик. И жена – редкой красоты женщина, явно сильно его моложе. С такой женой только и гляди, чтоб не увели, да хоть свои же, рублевские. Где уж тут по сторонам смотреть. Но тогда кто? Там из мужиков кроме хозяина вроде водитель только. Неужели Леся закрутила роман с шофером? Не похоже на нее. Но можно ли утверждать, что знал женщину, если на девятом месяце узнаешь, что она беременна не от тебя?