Читать книгу "Азъ есмь Софья. Государыня - Галина Гончарова"

– Она-то примет, но мне Сонюшку неволить неохота.

– А поговорить с ней ты не пробовал?

– А ежели откажет?

– Я сам с ней тогда поговорю.

– Леш… давай мы сами разберемся?

– Год времени даю, потом помогать буду. Понял?

Ваня сверкнул на приятеля глазами. Ладно, вот придет время – разберутся. А пока…

– Так дальше мы куда идем?

– Вы – вдоль берега, мы – по берегу. Кафа, Балаклава, Бахчисарай… а там и с Иваном Сирко встретимся.

– Вот кому бы на Сечи быть…

Алексей покачал головой:

– Вань… воин он от Бога, да вот беда – характерник. Им править нельзя, не тот склад. Он за свою родину стоять счастлив будет, но править – Стенька должен. Да и лет уж Ивану сколько… пусть Степан сначала на него опирается, опосля уже и сам во всю мощь встанет.

– Не боишься, что потом отколется?

– Нет. Ежели уйдут они от нас – на них мигом хищники найдутся. Да и кровь не водица. Недаром мы за него тетку Татьяну отдавать хотим, привяжет она его крепче любой веревки.

– А Иван в пользу сына не начнет?..

– Так и дети у него… все в отца-волка. Им стаю водить, а не землю холить. Нет, Ваня, тут все верно рассчитано. Скажи, поведешь ты флот далее?

– Попробую…

– А я с войсками по суше пойду. С-степь…

– Не нравится тебе тут…

– Да и тебе ведь тоже. Домой хочется, на Русь-матушку…

Юноши переглянулись, давя тоскливый вздох. Сколь ты земель ни повидай, а все одно, ничего нет на свете краше родины…

* * *

На родине тем временем скучать не приходилось никому.

Софья лично спускалась в пыточную. Выходила белее мела, с черными кругами вокруг глаз, потом долго блевала у себя в покоях, терлась куском ткани, пытаясь убрать мерзостный запах, но ничего не помогало. Он ей всюду чудился.

Царская семья смотрела на нее с сочувствием, бояре – с ужасом, Софье все было безразлично.

Никто иной не мог сейчас взять в руки все нити и как следует цыкнуть на распоясавшуюся вольницу.

Алексея Михайловича Романова хоронили на следующий день после бунта. Молитвы читали и патриарх, и Аввакум, который таки стал народным героем. Софья подозревала, что следующего патриарха они вместе подбирать будут. Аввакума бы избрать, да не пойдет.

Вся царская семья – в том числе и спешно привезенные из Дьяково младшие царевичи, и все имеющиеся в наличии царевны – шла за гробом. И рыдали, кстати, от души.

Единственное, что Софья позволила сестрам, – это легкие вуали на лица. А в остальном…

Отца проводить надобно. А от своего же, русского народа закрываться? Глупость сие несусветная. Да и клетки ломать надобно, иначе так всю жизнь и просидишь, и не чирикнешь.

Конечно, Евдокия устроила бунт:

– Сонька, ты что?! Вконец с ума спятила?!

Софья зевнула, поднялась на кровати… пять утра? Шесть? И кто из них еще спятил?!

Вчера ее едва не убили, а сегодня эта дурища скандалы устраивает?

– Дунька, ты на себя в зеркало смотрела?

Царевна Евдокия замялась.

– А…

– Бэ! Только что петухи пропели, а ты тут ходишь верещишь? Дала бы мне хоть чуть поспать!

По мнению Софьи, она спала не более трех часов. Хорошо хоть молодой организм быстро восстанавливал силы.

– Ты распорядилась, чтобы мы готовы были к заутрене?! А потом отца пойдем провожать по Москве?!

Софья кивнула. Ну да, вчера распорядилась. И что?

– Грех сие!

– Отца проводить?!

– С незакрытыми лицами на люди! Срамота!

– Тьфу! Дурища!

Софья едва в сестру подушкой не запустила. Скандалы та закатывать будет, овца нестриженая! И из-за чего?! Можно подумать, ее, как леди Годиву, по Москве на лошади уговаривают проехаться в одной прическе. Так нет же! Тряпок накручено – на шестерых хватит, а если по XXI веку – то и на десяток девчонок. Но понтов!

Надо ж показать, что она старшая!

– Значит, так. – Софья вылезла из-под покрывала и двинулась умываться, все равно больше чем полчаса подремать бы не удалось. – Мы. Все. Идем. За. Отцовским. Гробом. Ясно?

Евдокия невольно кивнула. Слова падали увесисто, не хуже бетонных плит. Даже жутковато как-то становилось. И от тона, и от холодных, слегка прищуренных глаз сестры:

– Если ты не идешь – значит, ты не Романова! Выбирай сама.

– А ежели чей глаз дурной?!

Куда тебе еще дурее быть? – хотелось спросить Софье. Проглотила. И вместо этого вежливо поинтересовалась:

– Ты что, сестричка, в сглазы веришь? Так с этим тебе к протопопу Аввакуму, он разберется.

И резко хлопнула в ладоши. Девушек долго ждать не пришлось, мигом одна в дверь заглянула.

– Проводи сестрицу мою к Аввакуму, – приказала Софья. – А мне чашку кофе и отчет. Дуня, если батюшка скажет, что неприлично мной задуманное – можешь не идти.

Евдокия кивнула и отправилась к Аввакуму. Оно и правильно, еще бы минут десять – и Софья б ее пинками выгнала, а сие урон царской чести. Вот ведь… что бывает, когда ребенком не занимаются! Могла бы быть, как Марфа, а так… полная Дунька! С кикой!

Отчет был прост. Народ горюет о государе, преступники пока не раскололись, старец Симеон еще два раза пытался выйти из дворца…

– Взять и к преступникам, – решила Софья. – Пока не пытать, а там посмотрим.

– Старец же…

– Они с моим отцом в один год родились. Не рано ли Симеона старцем назвали?

Девушка хлопнула ресницами и ушла исполнять приказ. А Софья допила кофе и направилась одеваться.

Сегодня будет длинный день.

* * *

И он таки был длинным. Софья помнила все, как сквозь воду. Отпевание в церкви, сочувствующие лица людей, Любава, которая едва раза три не упала в обморок, но и увести ее не представлялось возможным, заплаканные лица младших…

Да, вот так и становятся старшей сестрой – осознав свою ответственность за других.

Хоронить Алексея Михайловича предстояло в Архангельском соборе – и вся его семья шла за гробом. Софья вела за руки младших детей – Ивана и Феодосию, и так же поступили царевны Анна и Татьяна. Дети жались к ним, словно осиротевшие птенцы, да так ведь оно и было.

Мать, теперь вот отец…

Романовы плакали, не стесняясь – и так же плакал народ. Никто не вспоминал о приличиях в этот миг. Алексея Михайловича любили.

Софья шла.