Читать книгу "Громкое дело - Лиза Марклунд"

Теперь в центре по освобождению заложников воцарилась тишина, но телефон не звякнул, значит, разговор не прервался. Чем он занимался там в спальне? Ждал чего-то? Чего тогда? Что-то пошло не так?

– Yes? – услышала она, и вздох облегчения непроизвольно вырвался у нее из груди.

Ей придется еще поговорить с Андерсом Шюманом и подробнее выяснить, в чем его предложение, собственно, заключалось. Как много денег газета была готова вложить? Что ей понадобится раскрыть из ее и Томаса отношений? Секс, какой еде и телевизионным программам они отдают предпочтение? Необходимо ли втягивать детей?

Она отправилась на кухню, а приглушенный голос Халениуса неотрывно следовал за ней. Они поужинали салатом из козьего сыра с рукколой, кедровыми орешками, томатами черри, медом и малиновым бальзамическим уксусом (старая классика) в качестве закуски, а также свиным филе с жареным картофелем и соусом из лисичек (она собственноручно собирала и отваривала их) в виде основного блюда. Халениус вдобавок доел остатки вчерашнего торта вместо десерта.

– Я выкачусь отсюда круглый, как мячик, – сказал он, отодвигая от себя измазанную шоколадом тарелку.

Анника сунула ее в посудомоечную машину, ничего не ответив.

От шести до шестидесяти дней, так долго обычно продолжались истории, связанные с коммерческим похищением. На политическое могло уйти гораздо больше времени. Терри Андерссон, шеф бюро Ассошиэйтед Пресс в Бейруте, просидел почти семь лет у Хизбаллы. Ингрид Бетанкур примерно столько же у повстанцев Революционных вооруженных сил Колумбии.

Она слышала, как Халениус все еще тихо разговаривал с другой стороны стены, значит, у них хватало о чем порассуждать. Она вытерла мойку еще раз. Ее нержавеющая поверхность блестела. Затем открыла холодильник, достала маленький помидор и впилась в него зубами, он лопнул с тихим треском у нее во рту.

Почему он говорит так долго?

Анника вернулась в гостиную и села на диван.

23.58. Почти четверть часа.

Телевизор работал без звука, она выключила его.

В новостях всех каналов весь вечер крутили сюжет о Томасе Самуэльссоне, похищенном в Кении шведе. Остальных заложников едва упоминали. О том, что француза нашли мертвым, пока знал только очень узкий круг лиц, но так не могло продолжаться долго. Ночью, самое позднее утром, эти данные должны были попасть в средства массовой информации. И она не сомневалась, что тогда все коллеги, которым она ответила сегодня вечером, дадут знать о себе снова с вопросом, не хочет ли она прокомментировать тот факт, что заложников начали казнить.

Анника закрыла глаза.

Что ей делать, если Томас умрет? Если они убьют его? Как она отреагирует? Сломается? Сойдет с ума? Испытает облегчение? Стоило ли ей согласиться и порыдать публично? Леттерман, пожалуй, мог позвонить, следовало ли ей поехать тогда? Или Опра? Интересно, у нее осталась еще какая-то программа или она завязала? Кого требовалось пригласить на похороны? И какими их сделать? Закрытыми, только для самых близких членов семьи, или, пожалуй, позвать газеты и телевидение и всех из землячества Упсалы, и Софию Гренборг, и высокомерную директоршу банка Элеонору, его первую жену?

Анника открыла глаза.

Он же еще не умер.

Жил и дышал, она могла ощущать его дыхание совсем рядом с собой.

Или вообразила это сейчас? Как случается, когда старые люди теряют мужа или жену, и их внезапно начинает посещать его или ее дух, они внушают себе, будто видят образ своей потерянной второй половины, и общаются с ним словами и мысленно?

00.07.

Как невероятно долго они болтают. Двадцать три минуты. О чем они говорят?

Анника обратилась к своей памяти, попыталась воскресить ощущение того утра в Пуэрто-Банусе, когда переспала с Томасом снова, осознание того, что она могла бы жить с ним, несмотря на развод, каким оно было? Могло ли победить смерть?

Телефон звякнул, 00.11. Они разговаривали двадцать семь минут.

Вся квартира погрузилась в тишину. Ее дыхание участилось.

Сейчас он проверил, получилась ли запись, и сохранил ее на сервере.

Казалось, ее ноги налились свинцом. Халениус вышел из двери спальни, Анника смотрела, как он пересекал комнату.

– Он жив и в состоянии общаться, – сказал статс-секретарь и опустился в кресло.

– Тебе удалось поговорить с ним? – спросила Анника и заметила, что во рту нее у пересохло. Зернышко от томата застряло между зубами.

Халениус покачал головой и провел пальцами по волосам, он выглядел выжатым как лимон.

– Похитители редко звонят из того места, где находятся заложники. Они видели так много детективных телесериалов, что, по их мнению, полиции и властям достаточно нажать кнопку, и они мгновенно отследят все телефонные разговоры.

– В Сомали есть детективные сериалы? – спросила Анника.

– Звонивший явно контактирует с охранниками пленников каким-то образом, вероятно при помощи мобильного телефона. Я задал один из контрольных вопросов, о которых мы договорились: «Где жила Анника, когда вы встретились?» – и пару минут спустя получил ответ Across the yard from Hanvergata, 32.

Через двор от Хантверкаргатан, 32.

Ей вспомнилась ее убогая конура на самом верху в многоквартирном доме без горячей воды и ванны, освещение от уличного света и сквозняк от рассохшегося окна в кухне. Диван в гостиной, на котором они занимались сексом в первый раз, она сверху на нем.

– Можно отследить их разговоры? Известно, откуда они выходят на связь?

– Англичане проверили это дело. Они звонили отчасти через мачту в Либое и отчасти через другую по ту сторону границы, в Сомали. Обе перекрывают огромные пространства.

– И где тогда Томас? Известно, в какой он стране?

Халениус покачал головой:

– Разговоры не дают ответа на этот вопрос.

– Француза ведь нашли в Могадишо, – напомнила Анника.

– Вовсе не обязательно его убили там. Процесс разложения идет быстро при тамошней жаре, но, по мнению врача из посольства в Джибути, смерть наступила по меньшей мере за сутки до обнаружения тела. А насколько нам известно, в распоряжении преступников имеется машина. Или машины. Минимум три.

– Грузовик и две «тойоты», – констатировала Анника.

Халениус улыбнулся еле заметно.

– Значит, ты слушала, несмотря ни на что.

– Toyota Take Away, – сказала Анника. – О чем вы болтали так долго?

Он потер глаза.

– Строили доверительные отношения, – сообщил он. – Обсуждали политику. Я по большому счету согласен со всем, что говорил этот парень, и фактически мне почти не понадобилось лгать. С моей точки зрения, «Фронтекс» – зло, но у себя в министерстве я ничего такого не говорю. Нам удалось бы ликвидировать бедность в третьем мире завтра утром, прими мы действительно такое решение, но у нас нет желания. Мы слишком много зарабатываем на этом.