Читать книгу "Третий рейх: символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945 - Йонас Лессер"

Но наибольшую и самую тяжкую ответственность несут немецкие генералы, которые одни только и могли остановить сумасшедшего, заразившего своим безумием Германию. Сект, реакционный монархист, назвал парламентаризм раковой опухолью современной эпохи, и все генералы, действовавшие в период с 1928 по 1933 год, придерживались того же мнения. Они ничего не делали, когда штурмовые отряды терроризировали страну, они не ударили пальцем о палец, когда Гитлер, вопреки всем законам, объявил себя президентом после смерти Гинденбурга. 17 декабря 1932 года большинством в две трети голосов был принят закон о том, что в случае смерти Гинденбурга его обязанности берет на себя председатель верховного суда. 24 марта 1933 года все партии, кроме социал-демократов, проголосовали за предоставление Гитлеру требуемого им расширения полномочий. Коммунисты, депутаты рейхстага, были к этому времени арестованы и отправлены в концентрационные лагеря «для перевоспитания и приучения к полезному труду», как сказал 14 марта министр Фрик. «Такая возможность будет им предоставлена в концлагерях». Только благодаря тому, что депутаты-коммунисты были арестованы, Гитлер смог собрать в рейхстаге большинство голосов. Голосование было нелегитимным и неконституционным. Партии, проголосовавшие за этот чудовищный закон, делят ответственность перед историей за то, что произошло дальше.

Генерал Бломберг говорил в 1937 году: «Рожденный национал-социалистическим духом рейхсвер является поборником национал-социалистического мировоззрения и образа жизни». В 1935 году майор Фёртч писал, что армия «имела те же цели, что и национал-социалистическая партия». В 1936 году Фёртч, ставший к тому времени подполковником, писал: «Адольф Гитлер – наш вождь. Тот, кто ему верен, живет ради Германии. Молодые офицеры вскоре увидели, что явился человек, способный восстановить германскую армию. Поняли это и солдаты. Нет поэтому ничего удивительного в том, что армия преисполнилась энтузиазма, когда президент Гинденбург назначил рейхсканцлером Гитлера. Любой офицер, который всей душой не поддерживает национал-социализм, должен покинуть ряды армии». Фёртч последовал за своим фюрером в Россию, был награжден высокими наградами, стал генералом. После войны он стал генералом бундесвера и написал Principii obsta («Вопреки принципам»), книгу, в которой постарался уклониться от своей и своих соотечественников ответственности, задавая вопросы типа: «Что есть вина? Что есть рок?» Сегодня все они так говорят и пишут. Прусский аристократ фон Клейст-Шменцин, повешенный в 1944 году, сказал за несколько лет до смерти: «Люди будущего скажут: бесхребетный, как немецкий чиновник, безбожный, как лютеранский пастор, бесчестный, как прусский офицер».

Поэт Эрих Кестнер, никогда не служивший Гитлеру, поэт, которого не печатали в Третьем рейхе, поэт, которого дважды арестовывали подручные фюрера, в 1933 году написал сатирическую пародию в стиле гётевского «Ты знаешь край?». Кестнер спрашивает: ты знаешь край, где пушки бьют? И дает мрачный ответ: это край, где дети рождаются с маленькими шпорами на пятках, где никто не рождается гражданским, где вас ждет головокружительная карьера, если вы будете держать язык за зубами. «Ты знаешь край?». Среди этих людей можно время от времени сыскать добродетель и даже героизм, но «таких немного». Каждый второй немец инфантилен. Свобода не вызревает в этом краю, вечно оставаясь зеленой. «Что бы мы ни строили, неизбежно получается казарма. Ты знаешь край, где пушки бьют? Еще не знаешь? Ну, ничего, скоро ты его узнаешь».

13. Литературные подстрекатели и литературные провидцы

Интеллектуалы, писатели периода от 1918 до 1933 года, тоже разбились на два враждебных лагеря. Освальд Шпенглер в «Закате Европы» предсказывал выход на политическую арену неоформленных сил, лишенных традиций, новый цезаризм с превращением демократии в диктатуру, с заменой поэзии и литературы технологиями. Великие индивидуальности – «научно» предсказал Шпенглер – будут править «слабохарактерными феллахами, обращаясь с ними как с убойным скотом». Мы либо должны желать неизбежного, либо не желать вообще ничего. Томас Манн едко отзывался о его пессимизме, фатализме и нигилизме, называя Шпенглера снобом, «обычным пораженцем человечества, строившим из себя пророка», подбрасывая публике «злобный догматизм и ненависть к будущему человечества». Это обвинение нельзя считать чрезмерно сильным, ибо «пророк» предсказал не только падение Европы, но и подъем России. С мрачным и странным удовлетворением Шпенглер констатировал: «Нас ждет судьба Древнего Рима, который был варварским, дисциплинированным, практичным, протестантским, прусским. Те, кто не понимает, что с этим роком ничего невозможно поделать, что мы должны либо полюбить его, либо совершенно разочароваться в будущем и в жизни, те, кто до сих пор носится с провинциальным идеализмом и стилем прошлых эпох, должен оставить всякую надежду понять и творить историю. Если под впечатлением моей книги люди нового поколения обратятся не к музыке, а к технике, не станут художниками, а пойдут служить на флот, займутся не эпистемологией, а политикой, то они сделают именно то, чего я от них хочу, и, поверьте, нельзя пожелать ничего лучшего».

В книге «Пруссачество и социализм», которую сам Шпенглер позже с гордостью назвал истоком «нового движения», он говорит о германской революции 1918 года как о самом бессмысленном событии немецкой истории. Подобно Зомбарту Шпенглер во время войны прославлял Германию и с презрением отзывался о Великобритании. Бритты не имели «государства», так как либеральное государство – это не государство вообще. Совершенно иное дело Пруссия. «Власть принадлежит некой цельности, сюзерену. Немногие диктуют свою волю, большинство ей подчиняется. Служить – вот старый прусский стиль. Не «я», а только «мы». Индивид не в счет, его приносят в жертву целому». Республиканизм, парламентаризм, демократия – по Шпенглеру – всего лишь пустые слова. В 1924 году Шпенглер просветил германскую молодежь насчет ее долга. «Преданность вождю, – говорил философ, – станет решающей в армиях будущего. Лучшие немцы, и не только они одни, ожидают человека, которому они вручат судьбу нашей страны». Гитлер к тому времени уже успел наделать много шума. Шпенглер с удовлетворением отмечал, что «немцы, по крайней мере, научились ненавидеть. Тот, кто не умеет ненавидеть, не мужчина, а историю делают мужчины. То, что немцы могут, наконец, ненавидеть, – это один из немногих результатов нашего времени, гарантирующих нам будущее». Каков пророк! Он призывает молодых «готовиться к роли материала для великих лидеров и к безличному самопожертвованию. Это тоже одна из немецких добродетелей». Потом за дело принялись писатели. Одни из них прославляли войну, другие показывали все ее ужасы. Людвиг Ренн, отпрыск аристократического семейства, в «Войне» и Эрих Мария Ремарк в «На Западном фронте без перемен» рассказали, выражаясь словами Ремарка, о «поколении людей, уничтоженных войной даже в том случае, если они уцелели от пуль и снарядов». Обоим пришлось эмигрировать в 1933 году. Фриц фон Унру, еще один родовитый аристократ, вернулся с войны подавленным и лишенным всяких иллюзий. На фронте он написал «Путь жертвы» – книгу, которую удалось опубликовать только после поражения Германии в 1918 году. Унру красноречиво описал ужасы войны и задал вопрос: «Зачем? Ради какой цели? Ради Вердена?» В 1915 году он написал драму в стихах «Перед выбором», в которой еще раз осудил безумие войны: «Мне думается, что нация не может выиграть кубок кровью и оружием». Унру проклял всех прусских королей начиная с Фридриха-Вильгельма I и до королей-романтиков XIX и XX веков. Вот заключительные слова этой стихотворной драмы: «Все фальшивые боги пали, и над миром снова воссияло солнце». В третьей книге «Потерянное поколение», тоже написанной в стихах, мать плачет, ибо ей суждено родить ребенка, которого убьют на войне.