Читать книгу "Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939-1945 - Майкл Масманно"

«В этом зале находится множество немцев. Не могли бы вы указать хотя бы одного, кто знал бы о приказе, на который вы только что сослались?»

Бородатый обвиняемый неподвижно сидел на стуле и не отвечал. Я спросил адвоката Блобеля, знал ли он о таком приказе. Доктор Хейм сказал: «Нет, ваша честь».

Я спросил обвиняемого, имел ли он возможность лично ознакомиться с тем приказом, и, когда он ответил, что сам не читал его, я спросил его, знаком ли тот приказ кому-то из присутствующих в зале суда юристов. На это Блобель ответил утвердительно. Тогда я направил свой взгляд сначала на группу адвокатов, сидевших за своими столами, а затем на группу обвинения.

«Итак, кто-то из этих юристов знает о приказе, не так ли?»

Блобель выкрикнул: «Да!»

«Кто из них?»

«Например, доктор Хейм читал об этом».

«Доктор Хейм уже заявил, что ничего не знает о таком приказе. Назовите еще кого-нибудь».

«Я не знаю других. Я только предположил, что эти люди должны знать об этом».

Он предположил, что, возможно, Олендорф был в курсе дела, но Олендорф на этот раз позволил себе одну из своих редких улыбок. Он ненавидел Блобеля, считая его лжецом, и ему доставляло удовольствие смотреть, как тот, по выражению Олендорфа, «варился в собственном соку».

На мой вопрос о том, мог ли он назвать хотя бы одного обвиняемого, который мог бы объявить, что видел этот приказ, Блобель ответил: «Мне придется спросить каждого из них по отдельности».

Я повернулся к обвиняемым: «Трибунал обращается с вопросом ко всем подсудимым. Свидетель заявил, и, конечно, каждый из вас слышал, что именно он заявил, что был отдан приказ генерала Эйзенхауэра о казни за каждого убитого американского солдата по 200 немцев… Кто-либо из присутствующих в этом зале обвиняемых слышал об этом приказе? Пусть поднимет руку тот, кому приходилось об этом слышать».

Обходя взглядом Олендорфа, Блобель обращал свирепый огонь своих глаз на каждого из обвиняемых по очереди, будто надеялся силой взгляда заставить кого-то из них поднять руку в знак поддержки его утверждения. Но вверх никто не поднял даже одного пальца. Все обвиняемые сидели будто окаменев. Я подождал одну или две минуты, а потом снова обратился к разозлившемуся Блобелю: «Никто из обвиняемых не поднял руки. Поэтому вернемся к вашему первоначальному заявлению, что каждый в Германии знал об этом приказе. Не желаете ли вы отказаться от этого заявления?»

Самоуверенная высокомерная борода упала на грудь своего обладателя. Поникли и огненные усы. Сквозь заросли волос послышалось бормотание: «В сложившихся обстоятельствах я вынужден просить у вас прощения».

Блобель был злым гением пресловутой массовой казни в Киеве. В сентябре 1941 г. евреи этого города были заранее предупреждены, что 29-го числа им следует собраться на общественной площади со всеми пожитками, так как они подлежали «переселению». Многие из них с удовольствием выполнили это указание, так как мечтали оставить город, доведенный до ужаса железным кулаком войны. Длинная колонна грузовиков проследовала сначала за своей добычей, а затем и в «район переселения», где все сразу же были поставлены под прицелы винтовок. Никогда Блобель, будучи архитектором, не планировал и не выполнял работ над проектом с такой эффективностью, как сейчас, когда речь шла об уничтожении человеческих жизней. Жертвы сердились за долгое ожидание, их мучили сомнения, неудобства, недостаток пищи и отсутствие крыши над головой, а также беспокойство за принадлежавшие им ценности и другое имущество.

Бывший строитель так мастерски организовал подачу грузовиков, работу расстрельных и похоронных команд, что к концу второго дня было расстреляно и похоронено 33 771 узник. (Это происходило в так называемом Бабьем Яру. Всего здесь в 1941–1943 гг. было расстреляно свыше 100 тысяч граждан СССР, в основном военнопленных и евреев. — Ред.)

Одновременно каждая вещь, принадлежавшая «переселенцам», была тщательно занесена в каталог. При этом была продемонстрирована не только трогательная забота о благе рейха, но и высшая степень милосердия, которое так и осеняло операцию своим светом, подобно разбитому фонарю. В официальном рапорте было указано, что «деньги, ценные вещи, одежда и нижнее белье были частично переданы в распоряжение NSV (благотворительная организация нацистской партии) для распределения среди немецкого населения, остальное поступило в городскую администрацию и предназначалось для раздачи нуждающимся».

В Житомире, расположенном примерно в 140 километрах от Киева, а затем и в самом Киеве по возвращении туда Блобель вновь занялся благотворительностью. Для того чтобы погрузить одежду, снятую с казненных, эсэсовцам понадобилось большое количество грузовых автомобилей. В рапорте от 12 ноября 1941 г. указывалось, что «в связи с кампанией против евреев в Житомире и Киеве было получено 137 грузовых машин с одеждой, которая была передана в NSV».

Блобель очень живописно, чуть ли не с гордостью, рассказывал о проведении массовых экзекуций. По его словам, после того, как вырывались огромные могилы, он делил свою команду на расстрельные взводы по 30 солдат в каждом.

«Из всех лиц, осужденных на казнь, за один раз отбиралось по 15 человек, которых ставили на колени лицом к могиле на ее краю. Когда люди были таким образом подготовлены к казни, офицер, командовавший взводом, отдавал приказ открывать огонь. Поскольку приговоренные стояли на коленях у края ямы, как правило, они сразу же падали в могилу. У меня, как правило, были большие расстрельные команды, так как я отказался от привлечения к экзекуциям только солдат, которые были специалистами расстреливать выстрелом в шею (Genickschusspezialisten). Каждый взвод осуществлял расстрел в течение примерно одного часа, потом его сменял следующий взвод. Лица, которые ждали своей очереди на расстрел, находились недалеко от места казни под охраной взводов, которые в тот момент не принимали участия в ликвидациях».

Должен признаться, что мне не сразу удалось прийти в себя, прослушав рассказ о проведении массовой жестокой бойни людей, но, наконец, пришло время, когда я смог задавать вопросы относительно подробностей казней без дрожи в голосе и видимых признаков волнения. Я спросил Блобеля, не отмечал ли он на теле жертвы место, куда должны были целиться его солдаты во время казни? Если мой голос был достаточно тверд, то голос Блобеля был подобен гаубичному выстрелу, когда он ответил мне, что в его подразделении служили только отличные стрелки.

Тем не менее, когда мне пришлось продолжить, у меня было неприятное чувство: «Для того чтобы попасть в жизненно важную точку на теле человека, требуется твердая рука, очень хороший глаз, прекрасная нервная система и самообладание. Вы хотите сказать, что все ваши солдаты было настолько хорошо подготовлены, что они могли делать точные выстрелы, всегда попадая в нужные точки на теле жертв?»

Среди зрителей суда прошла видимая волна содрогания: как и я, посетители представили себе, как человек, получив легкое ранение, мог быть похороненным заживо. Но Блобель исключал такую возможность.