Читать книгу "Они найдут меня сами - Александр Литвин"

Я шел по улице и слушал ее голос, той тревоги уже не было и отчаяния не было, была только надежда на мою помощь. Я не сообразил сразу, насколько ухудшилось состояние ее мамы.

— Приезжайте, привозите маму, я посмотрю.

— Мама в реанимации, я хотела бы, чтобы вы к ней приехали. Я вас отвезу и привезу.

— Сегодня четверг, у меня все расписано. И завтра я тоже занят и не смогу отменить прием. Давайте в субботу, двадцать первого числа.

Мы договорились о времени, а я стал думать, как помочь, минут пять сидел в какой-то прострации. Голос Алены не давал мне возможности расширить объективную реальность до понимания проблемы. Что-то было в ее голосе такое, что меня тревожило.

В субботу, минута в минуту прозвенел звонок. Звонила Алена.

— Я на месте, светло-голубой «Опель».

Я сразу увидел автомобиль и кое-как сквозь мокрый снег, пропитанный реагентами, пробрался к нему. Открыл дверь.

— Алена?

— Да, Александр, здравствуйте!

На меня смотрела симпатичная кареглазая длинноволосая девушка. Я пристегнул ремень, и мы поехали по Москве. Отменно водит машину, подумал я. «Опель» был необычный. Это был кабриолет. Я впервые в жизни ехал в кабриолете. «А я сяду в кабриолет», — в голове крутанулась песня в исполнении Успенской. Стоп, я еду в НИИ гематологии по очень важному делу, я еще не знаю ни своей стратегии, ни тактики, и при чем здесь Успенская с ее песней? Кабриолет как кабриолет. Нет, не может он так на меня влиять, значит, это хозяйка машины, ее энергия заставляет меня беззвучно мурлыкать. Я поймал себя на мысли, что не пел уже лет сто.

Сознание вернулось на место. Я посмотрел на Алену. Да, того ужаса я не чувствую, но все равно она переживает. Хорошая дочь. Когда она мне написала письмо в первый раз и я увидел дату рождения ее мамы, был несколько удивлен: у молодой девушки мама была ровесницей моей мамы. Бывает. Но редко. Сейчас посмотрю, что там и как.

Мы заехали в клинику через какие-то задние ворота. Алена энергично шла впереди на высоченных каблуках, я шел за ней и думал, что вот дал же Бог такую фигуру, и как она на таких каблуках ходит, это же эквилибристика какая-то. Если бы я не знал ее дату рождения, я все равно бы ее вычислил сам: она была теплым августом. Мы зашли в тесную кабину лифта и рассматривали друг друга. Она спокойно, а я нет. Мне хотелось ей улыбнуться. Совершенно не время и не место, больничный лифт, а я веду себя неадекватно. Значит, все-таки она.

Когда мы вышли из лифта, моя улыбка была просто сметена энергией горя. Не могу описать свое состояние, когда вокруг тебя люди, ожидающие смерть. Все мы знаем, что умрем, а эти знают, что скоро. Мимо нас провезли каталку: молодой, совершенно лысый парень лет двадцати, ему уже оставалось недолго, но он яростно рассматривал жизнь, и его взгляд остановился на мне. «Держись», — подумал я, глядя ему в глаза, он понял, улыбнулся в ответ. Маленькие дети, пяти-шести лет, и тоже без волос, тихо-тихо, как старички, шли по коридору. Все были в масках. Я тоже был в маске, ее Алена дала мне еще в лифте. Иммунитет у пациентов этой клиники крайне низкий, поэтому все в масках. Медсестра подала мне халат и бахилы и повела в палату.

Палата выглядела как бокс для особо опасных инфекций. Ничего лишнего: металл, стекло и полная изоляция от внешнего мира. Мама Алены знала меня — это она видела меня по телевизору, это она попросила Алену найти меня. Я поздоровался, присел на стул и попросил закрыть глаза. «Отправлю-ка я тебя для начала на родину, в оренбургские степи». Я закрыл глаза — и ветер зашумел у меня в ушах, и ковыль цеплялся за штаны, и степные запахи перебили запах больницы. Степь я люблю с самого своего рождения и знаю, как она действует.

Я прислушался к дыханию больной, оно стало глубже и ровнее. То, что я сделал в следующий момент, не было запланированным. Это произошло так внезапно, так неожиданно, но я как будто действовал по хорошо знакомой инструкции. Я увидел сито, через которое просеивают муку, но оно было необычным. Каждая струна этого сита представляла собой тонкую ледяную нить. Температура сита была равна абсолютному нулю. Минус 273,5 градуса по Цельсию. Сито парило, и мои пальцы прилипли к нему. Я пропустил женщину сквозь это сито, и на ледяные нити примерзла какая-то темно-зеленая грязь, я стряхнул ее куда-то в сторону, и еще раз протащил через него пациентку, грязи было уже намного меньше, я сделал это еще два или три раза, пока грязи не осталось совсем. Я устал, и степной ветер вспомнил с удовольствием, я отправил эту женщину погулять в ковылях.

— Ну все. Как вы себя чувствуете?

Лицо женщины едва уловимо порозовело.

— Вы знаете, Александр, как будто ветром меня обдало.

— Все будет хорошо, вы не волнуйтесь.

Я попрощался и вышел из палаты. Алена ждала меня в коридоре.

— Ну, что скажете?

— Я думаю, будет лучше, а пока вот такая инструкция. Ни вы, Алена, ни ваш папа не должны быть в ее палате, пока ее не выпишут. Нужно найти сиделку вот с такой датой рождения. Только этот месяц и год в паспорте.

— Хорошо, — сказала Алена, — я найду.

По-моему, она нисколько не удивилась.

Мы ехали обратно, и я подумал, что вот сейчас возле меня сидит симпатичная барышня, и она мне нравится. Нравится не ее внешность, хотя она очень эффектна, нравится ее энергия. Разница у нас пятнадцать лет, и мне пора уже думать о вечном, решил я, но, прощаясь, я все-таки поменял цвет своих глаз. Я видел ее изумление, и мне это было чертовски приятно. Мне сорок восемь. Вероятно, это много, мне было неудобно перед самим собой за слабость, и я сопротивлялся.

Я опять борюсь сам с собой и со своим сомнением. Вернее, не с сомнением, а с той понятной для меня нормой жизни, когда с детства у тебя на глазах все живут вместе, долго и счастливо. Я был настроен на повторение традиций, и при этом для меня это не было тяжким бременем. Я даже не понимал, что это традиция. Это образ восприятия мира. Я любил Наталью, и меня все устраивало, так же как, я надеюсь, все устраивало и ее, и мы собирались быть вместе до конца дней. Я был совершенно не готов к чему-то другому, а после всего случившегося я даже не задумывался по поводу принятия какого-то решения.

Нет, я не говорил себе «все, я буду теперь навек один» — у меня даже мыслей таких не было, но у меня не было и других мыслей, мыслей о том, что мне надо найти другую женщину. Сосредоточившись на сдаче экзамена, на получении допуска к старту, я не думал о личной жизни. Не думал до того момента, пока не появилась Алена. Мне нравилось внимание женщин, но это было их внимание, а не мое. Внутренняя установка на долгую и счастливую жизнь с Натальей не изменилась, и я не собирался ничего менять. До той субботы, до двадцать первого марта так и было. Что же случилось?

Мне не девятнадцать, и я должен понимать причины своего ненормального поведения. Я давно уже не реагирую на внешность людей. Страшные мне кажутся красивыми, большие — маленькими и наоборот. У меня есть дата рождения этой девушки. Есть совпадение по энергии дня рождения. Здесь идентичность полная. Почувствовал свою, это понятно, но этого недостаточно, это всего лишь симпатия, а мне хочется ей позвонить — и это уже перебор.