Читать книгу "Кукла советника - Елена Литвиненко"

– Ты молчать, пока я говорить!

Из окна библиотеки сочувствующе смотрел Тимар.

Тень от палки ползла со скоростью хромого муравья. Я честно пыталась расслабить шею, но уже чувствовала, как пляшет вода в фарфоровой плошке. Даже пальцы начали дрожать.

Солнцепек…

Капля пота сползает откуда-то из-под виска и медленно течет по щеке, раздражая и без того воспаленную кожу.

Я смогу. Смогу.

Уголек, везде ходившая за мной хвостом, сидит в тени рядом с Учителем. Предательница.

Воздух медленно проходит сквозь зубы.

Я все еще пытаюсь укротить колотящееся сердце, контролируя дыхание, но в глазах уже плавают мушки. Вдох – выдох. Я научусь. Я смогу. А потом разобью об эту седую голову целый сервиз.

– Злая энергия, – сказал Рох, прихлебывая чай. Гадость жуткая, я пробовала. Еще и налет на кружках оставляет. – Зло здесь, – хлопнул он себя по солнечному сплетению. – Ты уметь отпускать зло. Избавляться от него. Думать о мире вокруг.

Да я лучше представлю, как тебя мантикора поедает!

И в ответ на эти мысли чашка снова свалилась с моей головы, окатив водой макушку и смыв щекотную каплю пота.

Учитель вздохнул, покачав головой.

– Ты глупый злой обезьяна. Сегодня урок окончен.

Я со стоном опустилась на песок, скрутилась, растягивая забившиеся мышцы. Пантера села рядом, щуря янтарно-желтые глаза.

– У-у-у… – дернула я ее за усы. – Продалась ему за глоток воды, да?

Кошка фыркнула, оттопырив нижнюю губу, и ударила меня лапой по носу. В ответ я куснула ее за жесткую подушечку.

– Тьфу!

Грозно зарычав, Уголек прыгнула, и мы покатились по плацу, заставляя солдат, вышедших на тренировку, делать отвращающие знаки. Ну да, горная патера – это вам не домашний крысолов. За два года Уголек выросла почти втрое, уже сейчас ее вес превышал мой, а когти больше походили на кинжалы. Она никогда их не выпускала, когда мы дурачились. Пьяному торговцу, дернувшему ее за ухо, повезло меньше.

– Госпожа!

В нескольких шагах от меня замер мальчик-слуга. Глаза как блюдца.

– Чего тебе? – высунулась я из-под кошачьей лапы.

– Господин Тимар ждет вас.

Когда Йарра сказал, что моим учителем будет Рох, я понадеялась, что больше никогда не увижу справочников по статистике и простейшей механике. Ага, размечталась. Ко всему этому еще и алхимия добавилась. Вот зачем это мне, а?

При следующей встрече брошусь графу в ноги, пусть хоть от чего-нибудь избавит. Я и так уже умею и знаю больше иного оруженосца. К своим тринадцати я попадаю в цель из арбалета с сорока шагов, хорошо плаваю и отлично езжу верхом, умею взбираться по канату, делать сальто, колесо, даже жонглировать! Прекрасно говорю на лизарийском, неплохо на меотском, могу объясниться на паре островных наречий, умею подбивать бухгалтерский баланс и стенографировать, я даже с основами архитектуры знакома! Светлые, ну зачем мне все это?..

И так изо дня в день. Утро – тренировка с Учителем, завтрак, полчаса-час свободного времени, которое я проводила в зверинце или в леваде – одну за ворота замка меня не выпускали под страхом смерти. Не моей, само собой, и стража следила в оба глаза. Потом снова тренировка – иногда на полосе препятствий, часто, почти всегда, эта проклятая статика. «Однажды ты почувствуешь живой комок перед ладонями. Упругий и теплый. И тогда станет легче», – было написано в одной из книг об искусниках. Чем дольше я тренировалась, тем больше мне казалось, что все это выдумки.

Уголек, потешно скалясь на служанок, гордо шествовала впереди. Дурные они, эти островитянки. И трусливые – вон как шарахаются.

– Хей, – окликнула я одну из них, худую девчонку чуть старше меня. Времена, когда я всех горничных знала по именам и даже помогала им, давно прошли. – У меня на рубашке рукав порвался, – показала я прореху в полотне. Чужеземное слово «кимоно» мне не нравилось, веяло от него Рохом, и я упорно звала верх тренировочного костюма рубашкой. – Зашьешь, и скажи прачкам, чтоб к утру костюм был сухим. И заодно спроси портниху, когда будет готов второй.

– Да, госпожа, – пролепетала она, не поднимая глаз.

До обеда с Тимом у меня было полчаса, чтобы помыться. Перешагнув через пропитавшийся потом костюм, я голышом пошлепала в ванную. Жарко…

Такая погода была не редкостью в наших местах, и за ней следовали жуткие грозы с молниями, оплавляющими верхушки гор. Последний дождь был месяц назад, и теперь долина изнывала от духоты в ожидании бури.

Служанка подобрала рубашку, штаны, белье.

– Я могу идти? – спросила она, заворожено глядя на пантеру, развалившуюся на прохладных плитах пола.

– Угу, – не поворачиваясь, ответила я, набирая себе ванну. – Нет, подожди! Туфли тоже почисти!

– Да, госпожа.

Я со стоном наслаждения опустилась в прохладную воду. Помню, лежала и вспоминала симптомы теплового удара, соображая, можно ли объяснить им сменяющие друг друга приступы жара и озноба, ломящую поясницу и ноющий живот.

– Плохо мне, – проныла я Угольку.

Пантера сочувствующе заворчала, оперлась лапами о бортик ванны. Заинтересованно принюхалась к воде.

– Не смей, – спихнула я ее. – После залезешь.

Я несколько раз окунулась с головой, промывая слипшиеся от пота волосы. Покряхтывая, как старуха, и хватаясь за поясницу, вылезла из воды. Может, продуло? Подстыла?

Промокнув волосы полотенцем, пошла на свою половину покоев – Тим по-прежнему держал меня под боком. Переоделась в чистые бриджи и блузу с прорезями на рукавах, провела расческой по волосам и заодно взбила кудряшки Катрине – фарфоровой кукле в половину моего роста, подаренной графом на одиннадцатилетие. Помню, как удивилась, когда Йарра кивком указал на коробку, перевязанную розовым бантом.

– Это мне?

– У тебя ведь сегодня день рождения? – вопросом на вопрос ответил граф.

Закивав, я стянула ленту – терпения, чтобы развязать узлы, не хватило. Внутри, обложенная со всех сторон ватой, лежала кукла в ярко-изумрудном платье. Большая, фарфоровая, с золотисто-рыжими кудряшками, уложенными в высокую прическу. Красавица.

Ахнув, я выхватила куклу из коробки. Держала ее на вытянутых руках, рассматривала, боясь испортить наряд или растрепать прическу. У нее сгибались руки в локтях и ноги в коленях, алел румянец на фарфоровых щечках, а с пояса свисали зеркальце, расческа и веер.

– Спасибо, господин!

Куклой я любовалась, восхищалась, иногда усаживала рядом, но никогда не играла. Не умела. Да и какие могут быть дочки-матери с этой красавицей? Мять ей платье, укладывая под одеяло? Пачкать личико, поднося к губам чашку чиара? Вынести во двор замка и поставить ножки в серебряных туфельках в пыль? Катрина жила на трюмо, кокетливо поглядывая на меня из-за раскрытого веера.