Читать книгу "Продолжение следует - Наталья Арбузова"

Лида, ты слышишь? час от часу, Лида, не легче. Борис открыл магазин (сочиняет). Торгует своими книгами, что вывез тогда от меня. Дыры в замке, запах серы – всё маскировка. Как я узнала? видела собственными глазами. Новый книжный по линии нашего же троллейбуса. Я забежала купить детектив – встречаю его самого. Вышел из заднего помещенья, раскланялся. И все его книжки тут же, на полках, уж мне ли их не узнать. Немного обожжены для виду. Ну как? хорош гусь? Я нынче не за рулем. Чуть-чуть с подругами выпила. Сажусь в троллейбус – он с дыркой. Не в первый раз. Борис, чернокнижник, прожег для отвода глаз троллейбусы по всей линии, от меня и до Сокола. Что будем делать, Лида? Нет, это не к тебе. Что будем делать, Олеся? надо с этим кончать. (И ничего не придумали, кроме как подпустить мысленно красного петуха в магазин. Тем же концом по тому же месту. Какие неловкие ведьмы! Или не знаете – Борисовы книги стали несгораемыми. Оттого и вся операция провалилась. Злятся. Близок локоть, да не укусишь. А детектив, который Вика купила в Олеговом, не Борисовом, магазине, у ней самовозгорелся. Сжег занавески – Ольга едва потушила. Если б не Ольга… вот поделом тебе – не колдуй.)

Ведь Иван Николаич когда-нибудь да помрет. И у него две дочери. Хоть и за новыми русскими, а от недвижимости не откажутся. А куда же Борис с Ириной? и вообще, удержится ли эта пара. Черт побери, и впрямь проще мне распорядиться своей жизнью, чем Борисовой. Я всегда рассчитывала только на себя, а он на кого-то. Теперь вся надежда на Ирину. Ой, не можно вдову брати – вдова вмiє чарувати. Очень даже можно. Она что, вправду вдова? Да, вдова какого-то партработника, не вынесшего перемен. Тьфу ты, господи. Только зазеваешься – вступишь в дерьмо. Не было Ирины – не было проблемы: жил Борис в подвале подле теплых труб. Теперь вот есть. И куда с нею? господи, вразуми. Как бы не так. Станет господь печься о мелкой ворожейке. Ну, не мелкой. Довольно сильной. Так пусть сама и выкручивается. Бедный Борис. Без любви-то жить не получится, а с любовью жить – только мучиться. Чего разнылись? жив еще старик. Хотя той силы и того влиянья уже нет. И секретарь постепенно превращается в нечто среднее между мажордомом и кухонным мужиком.

Какая беда страшней всего? правильно, угадали. Степановну в пятьдесят пять лет тут же ушли на пенсию. Вы думали, на ее место не найдется охотников? есть на чем руки погреть. Бессеребреница Степановна у ЖЭКовского начальства давно как кость в горле. Что теперь будет с подвальными нашими гномами? Погодите, дайте хоть пасху отпраздновать. Едем по самой желанной дороге, прочь от неверного города. Спать не ложились, выехали в темноте. Светает, пар подымается от лугов. А вот и заря – не зря мы надеялись. Погожими облаками вознесся рассветный туман. Обман Москвы позади. (Ругалась баба с Москвой целый год, а Москва и не слыхивала.) Жить-то как будем? небось, на потеху людям. Уж дочери Иван Николаича обе прорезались, Регана и Гонерилья. Чуют – старик ослаб. Сидят, как две черные птицы. Ладно, Степановна и на пенсии Степановна. Выход найдем. Сели за праздничный стол –Христос воскрес! - без отца Александра, но Степановна с ним уже обо всем договорилась. Борис с Ириною будут жить у него – при условии, что обвенчаются. На «белую» магию батюшка не поглядит. Семена Зина возьмет. Одна подвальная комнатушка, помене, останется у Фаруха с Серегой. Две койки, спецовки, метлы, лопаты. Свету к невестке? нет, жалко: сноха сгонит со свету пьянчужку свекровь. Сказано: Света будет жить у Степановны. Там же и место встречи, его же нельзя изменить. Всё, решено и подписано. И никаких тусовок в подвале. И никаких гвоздей.

Ну, обвенчались. Ирина под венцом скрипела зубами – отец Александр в тот день на диво был терпелив. Все хохлушки хвостаты, и все венчаются в церкви. Одно сплошное поганство, но раз уж так повелось… Игорь на свадьбе был дружкой, Галя юлила с ним рядом. Тоже та еще бабочка, а венчалась, поди. Какая жена из ведьмы? а вот мы ужо поглядим. Может, оно и неплохо, по нонешним временам.

Всё течет, всё меняется. Совсем недавно, на гребне дружбы, стоили дом – еще пахнет смолой. Сейчас Леонид и Павел, господни плотнички, делают деньги для двенадцати ведьм и их нечистого настоятеля. Алеше три года, он капельку старше дома. Соне полгода, Света ее тетешкает, вытеснив няньку-узбечку. Пашке десять, стреляет по воробьям из рогатки – такой озорник! ( Не говори «озорник», - сказала мне бабка на Вологодчине, - Озорник когда десять душ загубил. Скажи: эко говно какое.) А воробьи не души? этак можно по ошибке ангела подстрелить. Летят над нами июньские первые дни на незакатное солнце, к северным птичьим базарам. Степановна развела такое хозяйство! Щиплется гусь (ой, зарежут), завязываются кабачки. Галя, задрав юбчонку, прореживает морковь. Отец Александр составляет настойки на травах. Серега с Фарухом рубят баньку под носом у Карпа, на самой меже. Карп молчит, не ворчит. Может, сам мечтает попариться. Стал почти наш, только слаб. Иван Николаич слег. Над ним зловеще бдят Регана и Гонерилья. Не подпускают отца Александра, а надо бы. Вместо него Виктория с Ольгой колдуют в соседней комнате, лишая последней воли, последнего разума, из-за паршивой квартиры. Игорь занят по горло: кого-то там постреляли. Фарухов «племянник» усердно метет дворы. Новый техник-смотритель, прожженный мужик, сам укатил на дачу. У него, небось, дача получше нашей, и вообще ему по барабану, кто за кого метет. Не те що мете, а те що вiє. Борис с Ириной в Олеговом магазине. Олег с Эвелиной едут сюда, уже позвонили. Держи, община, хвост пистолетом – Олег везет выручку. В самом деле, не матом же баню крыть.

Ирина в торговом зале продает Татьяну Устинову какой-то дамочке. Борис на складе, тут же за стеной, разбирает поступивший товар. Окон в подсобке нет, лампочка светит тускло. Но – сияет, незнамо откуда. Должно быть, от книг. Я люблю их! люблю! Уж не буду, уж не буду я посуду обижать, буду, буду я посуду и любить, и уважать. Гладит глянцевые переплеты, похожие на конфетные коробки. Вспоминает сладость и горечь, первый шок, когда прочел. Продавать – само собой, да не оскудеет казна Степановны. Борис не горазд какой любитель бани, но раз Семья хочет… Только бы повидать Иван Николаича. По щучьему веленью, по моему хотенью звонит мобильник. Неинтересная затасканная мелодия. Борис бы поставил получше – лень матушка прежде нас родилась. Звонит Эвелина. Борис, мы уже доехали. Сегодня в квартире профессора с шести до восьми никого не будет, кроме него самого. Ключ от нового замка под ковриком. Ничего не спрашивай. Иди прямо сейчас. Конец связи. Ну, Евлампия. Ведовство осталось при ней. Каленым железом не выжжешь.

И вот Борис едет в заклятом дырявом троллейбусе. Дырка разрослась, разржавела за эти годы. Бабочка-шоколадница легко влетела в нее, села ему на плечо, сложив невесомые крылья. Борис сидит не шевелится, чтоб ее не спугнуть.

В квартире Осмоловых тихо, пыльно. Пять ведьм – трое наших плюс Регана и Гонерилья – не могут, блин, обиходить одного старика. Иван Николаич дремлет, глаза открыты. Узнал Бориса, силится что-то сказать. Показывает глазами на книжную полку. Капитан… нет, капитал. Борис берет пустой переплет – он изнутри заклеен бумагой с серпом и молотом. Раньше таких обоев не было. Профессор делает знак глазами. Борис срывает бумагу – там, внутри, завещанье. И-ди-те… и-ди-те. Борис обнимает со слезами Иван Николаича – и бежит. Бежит, покуда никто не отнял.