Читать книгу "Завещание мессера Марко - Валентин Пронин"

По узким улицам хмурые жилистые люди тащили к майдану глиняные кувшины и мешки с зерном. Иные погоняли ослов, нагруженных тяжелыми сумами – хурджини, вязанкой хвороста или снопом соломы.

Мухи и пчелы жужжали над липкими грудами груш и хурмы. Рядом пылились связки чеснока и лука, стояли плетенки с овечьим сыром. На майдане начинался базар.

Духанщики готовили пищу для ремесленников, мелких торговцев и прочего базарного люда: варили лобио, резали кусочками синеватую баранину.

Множество высохших женщин и плачущих детей протягивали руки таким же голодным и оборванным прохожим.

– Почтенный отец, – обратился Марко к Иллариону, – кто же в этом городе купит дорогие персидские товары? Я вижу, жители одеты в грубые рубища, и не для них бархат, шелка и язди. Что же касается благовоний, ковров и золотых украшений, то тем более непонятно, найдутся ли состоятельные семьи, способные их купить?

– Ты видишь следы пожаров? Вон все еще чернеют остовы обгорелых домов. Покрыты копотью стройные часовни и прекрасные храмы, обуглились высокие чинары, посаженные руками предков… Долго не покорялись картвелы полчищам узкоглазых, пока не рухнули крепкие стены городов, не превратились в золу селения и не пропиталась кровью вся наша земля. Цари Картли и Кахети признали себя данниками хана. И только непреклонный князь Джакели до конца бился в горах со своими азнаурами, сбрасывая в пропасти тысячи вражеских трупов.

Монах строго смотрел на венецианца темными длинными глазами из-под сросшихся бровей. Лицо, смуглое и тонкое, с прямым носом и узкой бородой, казалось суровым ликом византийского канонического письма. В глазах старика плескались скорбь и бесстрашие.

Марко слушал его гордую речь и вспоминал мудрецов покоренной татарами империи Сун.

– При великой царице Тамаре и муже ее Давиде грузинский двор удивлял пышностью, весельем и образованностью послов Константинополя, персов и арабов, – продолжал отец Илларион. – Процветали ремесла, торговля обогащала не только купцов и знать, простой народ легко обращал в нужные ему товары плоды своих трудов. Каждый с радостью в сердце наставлял детей своих, знал место свое, доволен был стезею, данной ему Богом. Дидебул и митрополит в совете царском, князь с дружиной на охране границ, купец с мерой в руке, прилежный амкар в своей мастерской, крестьянин на ниве в винограднике, пастух с посохом и отарой. Цвела Сокартвело, отступили и смирились алчные, стихли буйные и злоязычные, и церковь, как сад весною, разрасталась и благоухала, и в умилении и чистой радости ликовали души святителей.

Венецианцы усмехались. Много похвал прежнему изобилию и щедрости прежних владык слышали они от разных людей в разных землях, покоренных татарами. Но они твердо знали, что для них была невозможна жизнь счастливее той, что подарила им судьба в странах, завоеванных беспощадным мечом свирепых кочевников, и не было для них владыки милостивее и щедрее, чем благожелательный к иноземцам и терпимый ко всем верам Хубилай.

Они давно привыкли к невиданным обычаям и законам, порой к необъяснимой жестокости или странному гостеприимству. Они не удивлялись разнообразию внешности, одежд и языков разных народов земли.

Поло видели широчайшие реки и высочайшие горы в мире, миновали самые ужасные пустыни и непроходимые джунгли. Тигры, снежные барсы, слоны и носороги, огромные змеи, крокодилы и стаи поражающих красотой оперения птиц – все это занимало их среди забот и опасностей многолетнего странствия. Жизнь разворачивалась перед ними озаренной ярким солнцем дорогой, ведущей в синюю даль, к волнующей радости неизведанного. Невзгоды и опасности венецианцы встречали с невозмутимым спокойствием, подобно терпеливым сынам Азии.

Следуя за неудержимой лавиной татаро-монгольской конницы, караваны шли беспрепятственно от границ Китая, через Хорезм и Дешт-и-Кыпчак до дремучих лесов Руси и стран вечной ночи, где живут народы, богатые мехом горностаев и серебристых лисиц. И купцы не боялись длинного пути, не боялись разбойников и алчности владык, потому что, даже враждуя между собой, ханы следовали завещанию великого Чингиза, и караванная торговля была для них неприкосновенна. Это знали и Никколо Поло, и хитроглазый Маффео, и сдержанный крепкий Марко.

Монах вел их по улицам города и продолжал рассказывать о славе грузинских царей, об их доблести и богатстве, об их многочисленных детях – отважных царевичах и прекрасных царевнах, ослеплявших прелестью лица и удивлявших греческой изысканностью.

Слушал Марко и вспоминал, что у Хубилая семь сыновей от его четырех жен, и еще двадцать пять от наложниц – и все они смелые воины. А у князя Чамбы триста двадцать шесть детей, из них сто пятьдесят взрослых мужчин, способных владеть оружием. А у раджи Мабара – пятьсот законных жен, и детей от них не меньше тысячи.

И когда старик рассказывал о сокровищнице Мцхета, о лалах и смарагдах на золотых окладах икон, Марко виделись усыпанные сверкающими камнями одежды вельмож и сановников во дворце Хубилая, сто восемь крупных рубинов и отборных жемчужин в ожерелье индийского властелина Сундара Панди или огромный, излучавший яркое сияние рубин в храме Будды на Цейлоне.

Венецианцы молча слушали монаха, усмехаясь в широкие бороды, и зорко поглядывали вокруг.

Город им нравился. Хороший, легкий воздух, близкое солнце и ясное небо. Осень слегка коснулась золотой кистью темной листвы садов. Внизу – изгибы бурной реки среди горных склонов. Византийские кресты на остроконечных куполах церквей. На улицах – красивые люди в бараньих шапках и девушки с открытыми лицами: сурово сдвинуты их черные брови, а нежные губы сомкнуты печалью.

Илларион постукивал посохом по камням. Пыль белым налетом покрывала полы его рясы.

Навстречу волы тянули пронзительно скрипящие арбы. На арбах только что снятая с овец коричневая шерсть, пшеница, мед и вино в огромных кувшинах и ковры с изящным рисунком, отдельно – изделия чеканщиков: украшения и серебряные монеты в кожаных хурджини.

За последней арбой брели со связанными руками смуглые юноши. Они устало переступали босыми ногами, в угрюмых взглядах – отчаянье.

Развалившись и бочком, по-степному, сидя в седле, ехали татары, помахивали плетьми и покалывали отстающих копьями.

– Вот страшная дань моего народа! – воскликнул Илларион. – Этих молодых грузин сделают воинами в передовых отрядах хана. И потеряют они свои горячие головы на границе с Индией, в знойной сирийской пустыне или на севере, в бескрайних кипчакских степях. О, святой Георгий, помоги им возвратиться когда-нибудь и снова увидеть родные горы!

В монастыре было тихо, как в святилище даосов. Так же мирно позвякивали колокольцы, и в прохладном сумраке, под старинным каменным сводом мелькал огонек свечи.

– Отдыхайте спокойно, вы в обители смирения и молитвы, – сказал монах.

* * *

Купцы Поло ходили по городу и приглядывались к товарам, свезенным со всей богатой персидской земли, подвластной ильхану, или из Хорезма – владения дружественных чагатайских ханов. Из враждебной Синей орды отчаянные смельчаки, рискуя головами, привозили драгоценные русские меха – голубую белку, чернобархатных соболей, пушистые шкурки красных и серебристых лисиц. На майдане у горбоносых густобровых армян и тучных бухарцев разгорались глаза: это был товар, за который стоило платить золотом.