Читать книгу "Сироты небесные - Ирина Андронати"

– Что я могу вспомнить, меня же с вами не было… – начал Геловани и замолчал. Потому что действительно вспомнил. Вспомнил то, было совсем не с ним, очень далеко от него. Такова теперь его память…

Большой Двор – это планетная система звезды тэта Волос Вероники, облюбованная Свободными из-за несметного количества удобных для жилья астероидов. Свободных там всегда очень много, тысячи и десятки тысяч. В Большом Дворе практически постоянно обитают их старейшины – называются иначе, воспроизвести правильно невозможно, адекватного понятия в земных языках нет, приходится применять более или менее близкое определение. Вообще трудно переносить в звучащий язык то, что существует только в языке образно-ментальном… Ещё в Большом Дворе идёт постоянная торговля и обмен всего на всё. В том числе угнанных кораблей и украденного оружия на неизвестного назначения артефакты с покинутых планет…

Музей Старых…

Да-да. Был такой случай: выменяли. Поделили – "на несколько половинок". Как сейчас помню. И находится одна такая "половинка"…

На летающем острове Риммы. А летающий остров – завис над Питером на высоте пятисот кэмэ. Болтается там вопреки всем законам небесной механики… но к этому уже почти привыкли.

На острове последние несколько месяцев тусовались сотни три Свободных. Это была их временная столица.

– Музей… – повторил Геловани. – Конечно, музей! Риммочка, солнышко мое ясное, побежали к пилотам! Исса!..

Через десять минут огромные, как заводские ворота, створки кормового люка раскрылись, и оттуда толстой задницей вперёд вывалился «Медведь». Геловани не слишком любил эти устаревшие и достаточно нелепые корабли, но выбирать не приходилось: именно «Медведя» загрузили последним. Несколько секунд он кувыркался, отставая и падая, потом выровнялся, задрал нос – и ушёл резко вверх, оставив далеко позади и внизу огромный медленный транспорт.

31-й год после Высадки, 12-го числа 4-го месяца. День

"…И когда судья поднялся на кафедру и вперил грозный взгляд в бедную маленькую Каролинку, ей стало очень страшно…"

Пан Ярек театрально понизил голос.

"Но она знала, что ни в чём не виновата, и храбро вышла вперёд.

И судья спросил:

– Кто свидетельствует в пользу этой женщины?

Люди зашептались, но промолчали – ведь никто не знал, что же случилось ночью, и только помнили, что у Каролинки всегда был добрый нрав, – и покачали головами.

– И ещё раз спрошу, – провозгласил судья, – кто свидетельствует в пользу этой женщины?

И снова ни один человек не осмелился возвысить свой голос в защиту маленькой Каролинки, ведь все подумали: нас там не было, а ребёнок куда-то исчез, значит, что-то нечисто.

И судья спросил в третий раз и последний:

– Найдётся ли кто, желающий свидетельствовать в пользу этой женщины.

И вновь никто не вышел, но тут в небе над площадью появилось множество белых и серебряных голубей, и белые голуби летали слева от Каролинки, а серебряные – справа.

"Чудо! Чудо!" – шептались люди, но ни один не посмел сказать об этом громко, и судья продолжил.

– Кто свидетельствует против этой женщины? – строго спросил он.

И тут вышла вперёд злая старшая сестра Каролинки и сказала:

– Я свидетельствую, ваша честь.

Громко зашептались люди, и громко забили крыльями голуби, но она продолжала:

– Вчера ночью я своими глазами видела, как Каролинка взяла нож и вошла к ребёнку.

Ахнули люди, застыв от ужаса, а белые голуби ринулись вниз и выклевали злой сестре левый глаз. Но слишком чёрствым было её сердце, и она, пересилив боль, солгала ещё раз:

– А потом видела я, как вынесла Каролинка окровавленное тело ребёнка из комнаты и вышла с ним в сад.

"Смерть ей! Смерть ей!" – стали повторять люди, но тут ринулись вниз серебряные голуби и выклевали злой сестре правый глаз.

Но слишком велико было её желание погубить младшую сестру, и, закрыв лицо руками, закричала она из последних сил:

– И зарыла Каролинка ребёнка в саду, под яблоней, и там вы найдёте его тело, завёрнутое в её подвенечную фату!

И люди подступили к Каролинке, потрясая в ярости кулаками, но тут дружно налетели с небес белые и серебряные голуби и выклевали злой сестре её безжалостное сердце.

И в тот же миг ожил невинный младенец, и выбежал из сада, и бросился к матери.

И все увидели, что она ни в чём не виновата…"

* * *

Пан Ярослав шумно вздохнул и удовлетворённо сложил руки на пузе.

– А?

– Бред собачий! – с чувством сказал Олег.

– Не бред, а суровая готика, – наставительно поправил Михель.

– И много ли ты о готике знаешь?

Михель был человек честный.

– Не много, – признался он. – То, что бабушка рассказывала. Но я так понимаю: в готике хорошим людям до того тошно приходится, что плохим надо впендюрить вдесятеро больше, чем хорошим. Чтобы проняло и чтобы неповадно. Поэтому она суровая. Такова была мораль в Средние века.

– Пан Ярек, – нерешительно начал Вовочка. – А горные духи из-под земли выходят?

– В сказках?

– Нет, которые настоящие.

– Я с ними дела не имел, – сказал Дворжак. – И просто не знаю, что про них говорят вправду, а что – так, с перепугу. Нет, не знаю.

Лежащий на носилках чужак потянулся, вздохнул и повернулся на другой бок.

– Оклемается, – сказал Олег уверенно.

– Хорошо бы поскорее, – поскрёб пан Ярослав щетину на щеке. – Устаю я всё-таки за этим управлением, как на себе её прёшь, эту колымагу… Ладно, хватит трепаться: по машинам.

Дворжак и Артём подхватили носилки с чужаком, Олег закряхтел и поднялся на четвереньки. Михель за спинами у всех толкнул Вовочку локтем, бровями изобразил вопрос. И Вовочка незаметно для остальных вытащил из кармана и показал ему два металлических шарика: светлый и тёмный, почти фиолетовый.

– Слушай, – сказал немного погодя Олег, – а зимовье-то через реку должно быть?

– Ага, – согласился Ярослав.

– Так мы не туда?

– Какой же козёл будет прятаться там, куда его наверняка придут искать?

– Хорошо. Скажи просто: куда мы?

– В партизанский лагерь, – сказал Ярослав.

– Куда?!

– Ну чего ты кудахтаешь? В партизанский лагерь. Я, понимаешь, уже лет двадцать готовлюсь, чтобы чуть что – и сразу в партизаны. Место нашёл, обустроил, харчей завёз… В общем, там отсидимся.

– Ну ни фига себе… И мне ничего не сказал?

– Что значит не сказал? Я тебе намекал много раз. А ты – просвещение, просвещение…