Читать книгу "Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник) - Тим Саймондс"

Хитрый лис Фердинанд в конце концов снова сочетался браком в феврале 1908 года с принцессой Элеонорой Каролиной Гаспариной Луизой Рёйсс цу Кёстриц. Она слыла простой, но практичной и добросердечной женщиной. Это был чисто династический брак.

В октябре 1908 года Фердинанд провозгласил де-юре независимость Болгарии от Османской империи и получил титул царя. Спустя несколько лет он вовлек свою страну в мировую войну на стороне кайзера Вильгельма, совершив роковую ошибку. В 1918 году Фердинанд снова овдовел, покинул Болгарию и отправился в роскошную ссылку в Кобург, где провел последние тридцать лет своей примечательной во всех отношениях жизни. Бывший царь Болгарии умер спокойно, во сне, в возрасте восьмидесяти семи лет, 10 сентября 1948 года. Дочери Евдоксия и Надежда до конца дежурили у его постели. Таких колоритных политиков, как Фердинанд, с момента его вступления на престол в 1887 году и до конца правления в 1918 году, в Европе больше не было.

Сэр Пендерел Мун еще некоторое время оставался на посту британского посла в Болгарии. В момент его отъезда из Софии он получил официальную депешу от сэра Эдварда Грея, в которой было написано следующее:

Пользуясь предоставленной мне возможностью, хочу передать Вам слова признательности от членов правительства Его Величества за Вашу безупречную службу на посту британского посла в Софии. Ваши отчеты о сложившейся политической обстановке оказали неоценимую помощь в деле поддержания мира, к чему Вы сами приложили немало усилий.

Спустя десять лет после описываемых событий сэр Пендерел Мун был награжден орденами Святого Михаила и Святого Георгия за заслуги на посту посла Великобритании в Санкт-Петербурге в период революции 1917 года. Его автобиография, изданная в 1923 году, озаглавлена так: «Моя миссия в Болгарии: Воспоминания на досуге».

Дэвид Раффл

Холмс и Уотсон: Конец

Посвящается Дункану, который оставил нас слишком рано

Вступление

В последние три-четыре года я увлекся написанием небольших повестей о Шерлоке Холмсе и докторе Уотсоне, и особенно мне нравится изображать этих героев в преклонных годах. Темы могут быть самые разные, от жизнерадостных рождественских историй в духе Викторианской и Эдвардианской эпох до таких, где один или оба этих достойных джентльмена умирают.

Мне было любопытно взглянуть на этих героев в зрелом возрасте, когда позади осталась целая жизнь, годы и годы совместных приключений и дружбы. Изменились ли они с годами? А если да, то как? Смягчились ли душой?

Наибольшее удовольствие мне доставляет сочинение диалогов между Холмсом и Уотсоном. Я стараюсь как можно точнее воспроизвести ритм и темп речи, которой наделил своих персонажей Конан Дойл. И однажды мне в голову пришла идея написать повесть о Холмсе и Уотсоне, которая будет состоять из одного только диалога.

Я вас предупредил!

В рассказе «Его прощальный поклон», действие которого происходит в 1914 году, Холмс обращается к Уотсону с просьбой: «Давайте постоим вон там на террасе. Может, это последняя спокойная беседа, которой нам с вами суждено насладиться». Вскоре после этого Холмс провозглашает: Уотсон – единственное, что не меняется «в этот переменчивый век». А перемены происходили разительные. Ужасы Великой войны смели последнее эдвардианское лето. Безмятежные дни никогда уже не вернутся.

И вот мы видим наших героев снова, только пятнадцатью годами позже, и ту террасу сменила тишина больничной палаты, неподвижная ночь. Рассвет уже недалек, времени почти не остается, но его еще достаточно для «последней спокойной беседы».

Дэвид Раффл, март 2012 года

Конец

1929 год. Маленькая больница где-то в Дорсете. По тускло освещенному коридору попадаем в палату. Ночь, за окном стоит непроницаемая тьма. В самой палате приглушенный свет позволяет увидеть, что на кровати лежит человек. Трубочки, провода и прочие приспособления, которые ассоциируются у нас с поддержанием угасающей жизни, удалены. Мужчина, ибо это мужчина, вытянулся во весь рост и лежит неподвижно. Неподвижно, но не молча…

– Холмс!

– Да, Уотсон, я здесь.

– Простите, должно быть, я опять вздремнул. Ничего не могу с собой поделать. Но так хорошо снова видеть вас.

– Если вам требуется поспать, то не противьтесь природе, поспите.

– Это и вправду вы, Холмс? Здесь так темно, что я подумал…

– Да, друг мой, это я. Ночь еще не закончилась, и освещение здесь не соответствует времени суток, но его вполне достаточно для нас с вами.

– Этот неяркий свет напоминает мне о самой первой нашей встрече в больничной лаборатории. Там тоже было темновато, но это не помешало вам сделать потрясающие заключения обо мне.

– А, да, то был первый из тех трюков, что я любил разыгрывать перед вами. Однако готов спорить, ваше удивление отчасти бывало наигранным.

– Может, позднее я и научился разгадывать ваши уловки, Холмс, но поначалу мое недоумение было вполне искренним. Знаете, я часто думаю: не сама ли судьба свела нас в тот день?

– Как вам известно, я не из тех, кто верит в судьбу. Я держусь того мнения, что это мы создаем события, а не события создают нас. Определенно нас свел счастливый случай, и в самое подходящее время. По правде говоря, я испытывал такой недостаток в деньгах, что согласен был на любого соседа, лишь бы снизить квартирную плату, но тогда бы я остался без верного хроникера.

– Должен признаться, вначале я отнесся к вам настороженно. Стэмфорд, который нас познакомил, считал вас, мягко говоря, немного эксцентричным, и я тоже – пока не понял, чем вы зарабатываете на жизнь.

– Да уж, моя скрытность и все эти таинственные гости не упрощали дела.

– Меня крайне озадачивали и ваши посетители, и странные манеры. Я даже придумал им несколько объяснений, но все мои дедуктивные построения были ошибочны. И такое случалось со мной еще не раз.

– Не судите себя слишком строго. Вы всегда были склонны превозносить мои способности в ущерб собственным талантам. А я слишком часто был с вами нетерпелив. Таков уж мой характер. Я никак не хотел вас обидеть, не хотел принижать значение вашей дружбы и поддержки. Но скажите мне, Уотсон: вы бы повторили все снова, если бы представился шанс?

– Несомненно. Я никогда не сожалел о том, что связал свою судьбу с вашей. Моя жизнь обогатилась во многих смыслах. Я убежден, что никогда бы не встретил мою дорогую Мэри, если бы не одно из наших расследований – хотя слово «наших» я использую здесь не без колебаний.

– И напрасно, Уотсон. Я остро ощущал ваше отсутствие, когда вы не могли меня сопровождать. В частности, когда вас захватило семейное блаженство.

– Кажется, Холмс, вы до сих пор не простили мне счастья, которое я познал в супружестве. Может, вы были бы снисходительнее, доведись вам испытать любовь самому.