Читать книгу "Исповедь свекрови, или Урок Парацельса - Вера Колочкова"

— Да, идем. Сейчас.

Славик исчез, Эля последний раз затянулась сигаретой и затушила ее в пепельнице. Потом глянула на Сашу, вздохнула грустно:

— Жаль, сеструхи моей нет… Она Ладку любит, всегда на день рождения приходит. И в этот раз бы пришла, если б на Крит позавчера не улетела. Не понимаю, чего ей этот Крит дался? Абсолютно второстепенный курорт. Ничего, я тебя позже с ней познакомлю. Вместе сходим куда-нибудь, посидим. Надо ж как-то привыкать друг к другу, правда? Все вроде к тому идет…

— За стол, за стол! — послышался из гостиной веселый клич Лады. — Девочки, мама, Александра Борисовна, хватит секретничать! Заканчиваем кухонные посиделки!

Одинаково подскочили со стульев Оксана, Ксения и Снежана, одинаковыми жестами оправили подолы нарядных платьев. Хотя, наверное, слово «нарядное» нынче звучит не в тему. Надо прибавлять — брендовых платьев. И марку, название бренда обязательно надо присобачивать. А то что ж… Как-то не комильфо получается.

Стол в гостиной был накрыт белоснежной крахмальной скатертью, отчего выглядел на первый взгляд несколько помпезным, как свадебный торт, сиял венецианским стеклом фужеров, домиками крахмальных салфеток. Однако сама композиция на столе выглядела весьма и весьма затейливо, что-то из отголосков стиля прованс: тяжелые глиняные салатницы, яркие пятна овощей в салатах, рваная руками зелень. Красиво получилось. Молодец Ладушка-оладушка. О, а это что? Еще и таблички с именами, кому куда сесть! Ну, вообще… Дворянское собрание, первый класс. А бонбоньерок тогда почему нет, что за безобразие? А подать сюда еще и бонбоньерки!

Расселись, каждый на свое место. Для Ларисы, крупной блондинки с крупной грудью (вкус у братьев, судя по всему, относительно женского экстерьера полностью совпадал), оставили включенным на тихий звук телевизор, и она сразу выпала из общего поля, сидела, лебедино вытягивая шею в сторону экрана. А остальные… Остальные очень даже в общем поле участвовали. Тем более Ладушка забавно всех гостей расположила. Ее около себя, Элю около Левы. Дальше, за Элей, Вадик, потом Славик с Ларисой. Три подружки замыкают круг. Дислокация, как на свадьбе. Ну, или как на помолвке, на крайний случай. Еще и сама Ладушка подбавила страху, наклонилась к ее уху, пока Лева открывал шампанское, прошептала интимно:

— Наверное, сейчас, Александра Борисовна…

— Что — сейчас? Не поняла…

— Ну, сейчас Лева мне предложение сделает. Я только что видела, как он в спальне коробочку в карман пиджака сунул… Я поэтому и решила дома вечеринку устроить, ну, чтобы в теплой обстановке, чтобы все свои…

У Саши вдруг тревожно забилось сердце. Не радостью, не испугом, а как от сильной усталости. Смотрела в улыбчиво непроницаемое лицо Левы, стараясь не выдать внешнего недоумения. Он что, и впрямь?.. Нет, хоть предупредил бы…

Она обвела взглядом лица гостей — все смотрят на Леву. Ждут, что ли? И напряжение такое повисло в воздухе… Напряжение ожидания.

Лева встал, улыбнулся всем лучезарно. И произнес обычную здравицу. Самую что ни на есть расхожую, штампованную банальными «поздравляю-желаю». Еще и добавил в конце кокетливо: простите, мол, не умею говорить красиво, но поздравляю любимую Ладочку от души! А в раскрытой бархатной коробочке оказались серьги. Очень красивые, с бриллиантами. Но не кольцо…

Лада с трудом держала лицо. Наверное, ей очень трудно было его держать. Саше хотелось протянуть руку незаметно, погладить ее по спине — не расстраивайся… Чужое напряжение рядом всегда чувствуется, иногда и за горло хватает. Поневоле начинаешь сочувствовать. Но Лева! Не мог, что ли, свои серьги заранее подарить? Ох, сынок, сынок… Или впрямь соображения не хватило?

Мама Лады тоже с трудом держала лицо. Щебетала свою обычную песенку, как хмельной чукча, что вижу, мол, о том и пою, но чувствовалось, что нет у песенки нужной музыки. Надо быстрее заговорить неловкость и досаду, вот и вся музыка.

А братья, Вадик и Славик, выпивали в свое удовольствие. Наверное, они и не поняли, что произошло. А может, делали вид, что не поняли.

Зато подружки… Во где была картина маслом! Художника бы сюда, чтобы написать совокупный портрет женского злорадства! Ах, сколько счастья в глазах, причем счастья сразу в трех экземплярах! Оксаниного, Ксениного, Снежаниного! Бедная, бедная Лада…

А так, внешне, застолье текло как обычно. Произнесли тост, выпили, закусили. Споров на темы о прочитанных книгах да просмотренных фильмах не вспыхивало, разговор в основном перетекал с высоких цен на продукты на «кто куда отдыхать съездил» и «что оттуда привез». Съели салаты, добрались до горячего. Потом чай с тортом пили. Эля тихо ругала мужа, что выпил лишнего. Тот отбрехивался смешливо, чокаясь с братом очередной рюмкой водки.

Бедная Лада постепенно отпускала лицо на волю. Незаметно, по мере того, как расходились гости. Чем меньше гостей, тем тяжелее лицо. Саша жалела ее и мучилась неловкостью, хотя и не виновата была ни в чем. Лева по большому счету не виноват, а все равно мучилась. Даже посуду взялась после гостей перемывать…

И черт ее дернул задержаться на кухне с этой посудой! Кто просил-то? Правильно когда-то Аринушка носом ткнула — не надо делать того, о чем вас не просят! Надо было скорее домой бежать, по стеночке, не оборачиваясь, кувырком с лестницы! Но — сама виновата…

Сначала она услышала далекий раздраженный голос Лады, видимо из спальни. Потом голос поднялся нотами выше, еще выше, и вот уже прилетел на кухню длинным визгливым монологом…

— …Твою маму терплю, выдрючиваюсь перед ней! Оно мне надо было, скажи? Дружу! Унижаюсь! Мне больше не с кем дружить, ты думаешь? Что значит, никто меня не просил? А ты не знаешь, да, почему я так унижалась? Да я элементарно замуж хочу, идиот! Мне семью создавать пора, ребенка рожать пора, гнездо домашнее вить! Что значит свила, где свила? Вот это одинокое комфортабельное дупло — это гнездо, по-твоему? Я замуж хочу, за-муж. Понимаешь ты это или нет?! И если не хочешь жениться, тогда пошел вон отсюда! Ишь, пристроился тут на бесплатной любви! И серьги свои забирай на хрен! Все сидят, смотрят на него, а он — серьги! Опозорить меня решил, да? Идиот! Ненавижу тебя! И маму твою ненавижу! Я перед ней, как… Как сорокапятка из штанов выпрыгиваю… А она… Жалко, что так получилось, уж поплясала бы она у меня потом… Ты идиот, и мама твоя идиотка!

Что-то зло забубукал в паузу Лева, Лада в монологе выдохлась, видать. Хлопнула вдалеке дверь, и Лада выскочила на кухню, застыла соляным столбом, глядя на нее изумленно-злобно:

— Ой… А я думала, вы ушли…

— А я почти ушла, Ладочка. Считай, нет меня. Желаю тебе всего доброго, все-все, ушла-ушла…

Лада шагнула на кухню, а Саша нырнула в прихожую, торопливо сунула ноги в туфли. Оказались чужие. Сняла, огляделась вокруг себя суетливо. Наверное, она сейчас похожа на испуганную курицу. Какая это странная вещь — послевкусие от чужой ярости, направленной в твою сторону. Ответного гнева не вызывает, а вызывает неловкое дрожание и стыд за того, шибко яростного. И в голове болью звенит, и ладонь норовит проехать мимо рукава плаща. А, вот и туфли нашлись. А шарфик? Да бог с ним, с шарфиком…