Читать книгу "Дурдом - Илья Рясной"

? Польщен, что вы не считаете меня похитителем моих больных. Честно сказать, они мне достаточно надоедают на работе, чтобы я еще тратил на них и свободное время.

? — Нам нужно отработать вашу клинику — напористо произнес шеф.

— Не хотелось бы, — покачал головой профессор. — Вы переполошите персонал и больных. Это может плохо кончиться. Я готов оказать вам любую помощь, но…

— Недостаточно вашей помощи, — отмахнулся шеф. — Это работа для профессионала. Мы хотим его внедрить. Аккуратно, чтобы никого, как вы говорите, не переполошить..

— Внедрить ? В качестве врача ? У вас есть сотрудники с образованием психиатра?

— Нет… Поэтому мы хотим внедрить его в качестве пациента.

Немая сцена. Профессор наконец-то удивился. Ему отказало на миг его снисходительное спокойствие.

— И кого внедряете? — спросил он после долгой паузы.

— Меня, — сказал я.

— Вы не разыгрываете?.. Ладно, давайте. Найду вам уютную палату, Георгий Викторович. Вам давно пора отдохнуть… Ну спасибо…

Дальше началось творчество народов мира. Сочинение легенды, диагноза, их заучивание. Теперь я больной маниакально-депрессивным психозом Георгий , Викторович Краснов. Пару дней я зубрил инструкции профессора, натаскивал себя в роли «маниакала». Проконсультировался и у Кобзаря. Наконец, было решено, что все в порядке.

Несостоявшийся артист, провалившийся в свое время абитуриент щукинского театрального училища Георгий Ступин получилроль в обновленном варианте пьесы «Палата номер шесть»…

И вот проведены последние подготовительные мероприятия. Завтра старт.

После тянувшегося, казалось, вечность, рабочего дня я пришел вечером в пустую квартиру. Свет включать не стал.

Вытащил подсвечник с тремя свечами. Мое любимое времяпровождение — вечером смотреть на мерцающее пламя свечей.

"И смерти грядущей предвестье,

Мерцали три бледных свечи".

Неожиданно меня как молнией шарахнула мысль — что же я делаю, куда лезу? В банду «Татарина» в Свердловске внедрялся. Грозный с СОБРами брал. Вооруженных бандюков в одиночку задерживал. Всяко бывало. Но в такую холодную пучину не окунался еще ни разу.. Хотя, говорят, трудно все по первому разу. Глядишь, еще понравится, и дальше в дурдома буду внедряться с легкостью и удовольствием.

Зазвонил телефон. В трубке зашелестел знакомый голос.

— Гоша?

— Я Гоша.

— Это Клара. Дорогой, ты что, не узнал меня? Забыл?

Ага, размечталась.

— Узнал. Куда ты пропала?

— Как? Я пропала? Ты избегаешь меня, а я пропала? — Избегаю? Это тебе кажется.

— Правда?.. А у меня тут такое. Немецкое издательство хочет заключить со мной договор на издание моей книги.

— Чьей книги? Ты же не пишешь книги!

— На книгу «Россия на перепутье». Или «Время расколотых небес». Как лучше назвать?

— Лучше сразу «Моя судьба».

Книга. Еще не хватало. Совсем завралась.

— Я соскучилась. Я так хочу тебя увидеть. Завтра… Нет, даже сегодня.

— Не могу. Уезжаю в командировку.

— Как? Куда?

— На другой конец света.

— В Штаты? — обрадовалась Клара.

Гораздо хуже.

— В Северную Корею? — поскучнела она.

— Еще хуже. В Антарктиду.

— Ой.

— Вот тебе и «ой». Пока. Я укладываю в чемодан унты.

— Унты?

— И колокольчики.

— Колокольчики? Зачем? Для собачьих упряжек…

С лязгом закрылись ворота, отделяя меня тоннами металла, высоченной бетонной оградой, просматриваемым видеокамерами периметром от всего остального мира.

«Оставь надежду всяк сюда входящий», — назойливо долбила мне мозг строчка из Данте. С прибытием. Теперь мой дом — дурдом.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении все выглядело не так плохо. Цивилизация на Земле за последние столетия сильно повзрослела и подобрела, ныне душевнобольных уже не держат на цепях и не поливают в лечебных целях ледяной водой из ведер. По нашим временам сумасшедшие дома — не самое худшее место. Тем более такие.

У меня создалось впечатление, что я пересек не только границу клиники, но и госграницу. В свое время в живописном местечке в тридцати километрах от Москвы задумывалось создать санаторий четвертого управления Минздрава для партийных шишек и шишечек. В промежутке времени, когда старые привилегии пошатнулись под напором народного гнева, а новые еще не укрепились, происходила благотворительная раздача разным богоугодным заведениям номенклатурных объектов. На половине из них, отданных под санатории для престарелых бомжей-туберкулезников или детей пьяных родителей, тут же посвинчивали бронзовые ручки и фирменные розетки, разворовали или изрезали мебель, растащили все, что плохо лежит, и они превратились в обычные, милые сердцу объекты здравоохранения. Другие были освоены «новорусаками» под бордели и гольф-клубы или преступным миром под места проведения воровских сходняков. Дульсинский же на базе только что сданного объекта создал роскошную европейскую клинику. Двухэтажный и четырехэтажный корпуса, тенистые зеленые аллеи со стилизованными фонарями, лавочки и беседки — прекрасное место для душевного успокоения. И везде идеальный порядок. Персонал тоже был вымуштрован по западным стандартам.

Из машины «скорой помощи» меня провели в идеально чистое, прекрасного дизайна, в светло-зеленых и фиолетовых тонах приемное отделение. Собранный, строгий и вежливый молодой врач задавал вопросы, а красивая молодуха-медсестра сразу загоняла ответы в компьютер, ее длинные пальцы очень быстро бегали по клавиатуре. Два санитара стояли у входа в стойках, близких к «смирно». Да, дисциплинка здесь, как в кремлевском полку.

— Вы понимаете, где и почему находитесь? — спросил врач, выяснив мои анкетные данные и ознакомившись с липовой историей несуществующей болезни.

— Понимаю. У меня душевное заболевание. Мне нужно лечение, — вяло, как учили, произнес я.

Это чепуха, что сумасшедшие не осознают своего заболевания. Многие еще как осознают. Мне выбрали такую форму маниакально-депрессивного психоза, которую легче симулировать. Пока в этой роли я чувствовал себя довольно уверенно. Лишь бы не вжиться в роль слишком крепко, чтобы потом не остаться в ней.

Я ответил на все вопросы и в сопровождении медсестры и дюжего санитара отправился осваивать клинику. Мы прошли длинный, прямой, отделанный упругим зеленым пластиком, с лампами, льющими мягкий ласковый свет, коридор. Зашли в просторный, весь в зеркалах (даже потолок зеркальный) лифт.