Читать книгу "Время Оно - Михаил Успенский"

Жихарь степенно вышел на дорогу.

— Я — Джихар Многоборец, слабому защита, сильному беда! — объявил он и подбоченился.

Кривляне захохотали. Жнхарь сообразил, что сейчас он, такой — в паутинной кольчуге, с нелепой деревяшкой в руке, — никак не похож на грозного витязя. Богатырь взмахнул мечом-разумником, надеясь, что Симулякр покажется в своем настоящем обличье. Но деревяшка вырвалась у него из руки, полетела вперед, сверкая багрецом на закатном солнце, перерезала веревку, свисавшую с дубовой ветки, поворотила назад, снова вернулась в хозяйскую десницу и только там из двойного метательного ножа стала прежней деревяшкой.

Сочиняй-багатур не растерялся, пал в седло, и конек, пришпоренный пятками, прыгнул через головы палачей и понес всадника по лесной дороге.

Долболюб ринулся было в погоню, но конь воеводы, узрев стоящего поперек дороги богатыря, захрапел и стал припадать на задние ноги. Воевода взмахнул плетью, хотел ожечь чужака. Навстречу плети полетела другая плеть, ремни переплелись, Жихарь несильно дернул свою на себя — и грозный Долболюб, как встарь, полетел на землю.

— Колдун, колдун! — зашумели кривляне. — Воевода, у нас такого уговору не было, чтобы с колдунами воевать! Сам воюй!

— У-у, хлебоясть! — погрозил своим воинам поднявшийся воевода. На Жихаря же он смотрел теперь с каким-то сладким почтением.

— Чего ты сразу гневаешься, добрый человек? — спросил он. — Мы степного грабителя поймали. Сам посуди — льзя ли его не повесить? Мы вам же пользу делаем. Разве многоборцы его помилуют?

— Княжна решит, — высокомерно сказал Жихарь. — Убирайтесь с нашей земли.

Тут Долболюб кинул взгляд на деревянный Симулякр — и снова осмелел.

— Да кому нужна ваша земля? — спросил он. — Чего с нее взять? Разве что сопли твои?

— Для такого, как ты, и соплей жалко, — не сморгнул глазом Жихарь. — К тому же многоборцы кривлян всегда били, а наоборот никогда не было…

— Ха! — радостно вскричал Долболюб. — Ты, парнюга, видно, шатался где-то и ничего не знаешь? Да третьего дня ваш хваленый Невзор от наших героев еле ноги унес на Собачьей заставе! Первым коня заворотил! Да и на коне-то едва усидел! А я-то на него в свое время столько сил потратил, воинской службе обучаючи, да, видать, не в коня корм. Сглазили вашего Невзора, изурочили добрые люди!

Богатырь похолодел. Славу его кабатчик, конечно, присвоил, а личной доблести и силы он ему не закладывал. Теперь даже Долболюб — да что Долболюб! — всякий кривлянский отрок может запросто его одолеть. Пока слава держалась, враги не осмеливались переступать древние рубежи, а теперь край без защиты…

— Подумаешь, — сказал он. — Невзор, поди, все еще болен, с самой осени ведь пластом лежал…

Выходило, по Жихаревым словам, что сам он уже вполне согласился с наличием самозванца — вон, гляди, защищает его…

— Да и помимо Невзора есть кому оборонить Многоборье, — добавил он и вопросительно поглядел на Симулякр. Но Умный Меч в спорах участвовать не пожелал и не перевоплотился ни во что грозное и неодолимое.

Потихоньку осмелели и прочие кривляне. Кто-то выкрикнул:

— Да что с ним толковать, со щербатым да бритоголовым! Он, поди, сам из Степи! Вот и повесить его заместо утеклеца!

И стали кривляне мелкими шагами приближаться к своему предводителю. Мечи прятали за спинами. Двигались дугой, норовя обойти странного чужака.

И драться было не с руки — не для того его Беломор готовил, — и не драться нельзя: совсем обнаглеют и пойдут на Многоборье большой войной…

Тогда богатырь вытащил из-за пазухи платок, подаренньтй любимой княжной, развязал один из четьуех узлов и…

…И чуть не полетел на землю — с такой силой хлынула из освобожденного угла озерная вода. Жихарь устоял, посильнее перехватил угол рукой, чтобы струя била дальше и сильнее.

Жихарь устоял, а воевода Долболюб как раз и грохнулся, подставив свой отряд под убойный поток. Богатырь водил струёй туда-сюда, опрокидывая кривлян, забивая им глотки водой. Где-то под ногами возился поверженный воевода — на его панцире даже осталась заметная вмятина.

«Ты гляди, что творится! — восхищался Жихарь. — Какое я себе новое оружие добыл! Таким оружием хорошо бунты с мятежами разгонять — и крови не прольешь, и горячие головы охолонут!»

— Сейчас резать вас на мелкие части струёй буду! — пообещал он противникам и сжал влажную ткань еще крепче.

Кривляне по собственным телам поняли, что враг не шутит, начали разбегаться, теряя последнюю честь и оружие. Самые догадливые сдвинули щиты на спину, чтобы не так больно было. Долболюб, словно каракатица морская, отползал грудью вверх. Хрипел только знакомые слова:

— Живота! Живота!

Богатырь напоследок стеганул его струёй по причинному месту, потом отошел, разжал кулак и стал завязывать узел. Сам при этом облился с головы до подметок.

— Вот так-то! — сказал он. И, припомнив древнюю легенду, добавил: — В моем возрасте на границе по Рио-Гранде неприлично числить за собой одних мексиканцев!

Такие страшные слова окончательно добили кривлян с воеводой.

Грязь под ногами противно хлюпала и чавкала. Богатырь отошел в сторонку и начал стягивать через голову паутинную кольчугу, чтобы выжать ее досуха, поскольку мало радости будет ночью в мокрой одежде. Симулякр он положил на землю.

Дикий гортанный вопль раздался сзади, и почти такой же вопль откликнулся ему спереди. Богатырь поспешно натянул кольчугу назад, чтобы освободить голову.

Воевода Долболюб лежал в нескольких шагах от него, сжимая в руке толстое копье с широким зазубренным лезвием. Из правой глазницы воеводы торчала стрела, а из леса выезжал на коне, издавая переливчатый боевой клич, Сочиняй-багатур.

— Совсем плохой, совсем глупый, — сказал степной витязь, остановив коня. — Спина повернулся, глаза тряпка закрыл — тебя нагайка учить надо, разве отец не учил?

— На то умные люди и созданы — нас, дураков, учить, — ответил наконец Жихарь.

— Твой куда идет? — спросил багатур. Большое и круглое лицо его было все в синяках и шишках, узкие глаза совсем заплыли — как он только прицелиться сумел?

— В город Вавилон, — честно ответил Жихарь.

— Сам давно туда собиралась, — сказал певец. — Оба-двое пойдем?

— Нельзя, — вздохнул? Кихарь. — Не велено мне туда спутников брать.

Он хотел добавить, что дело-то уж больно опасное, но вовремя спохватился, что такие слова могут только раззадорить настоящего воина — а Сочиняй оказался именно таковым. Другой бы на его месте давно бы уже от радости до Степи доскакал, а то и далее. Поэтому богатырь сказал:

— Направляюсь туда по обету, поклониться могучему царю Вавиле. Нельзя мне ни спутника завести, ни рожи умывать, ни мясного вкушать, пока не дойду. А идти-то мне полагается пешком! А через каждые сто шагов полагается мне вставать на колени и хвалу возносить ихнему халдейскому идолу триста тридцать три раза, ни единожды не сбившись. Надеюсь до седых волос добраться…