Читать книгу "Похождения проклятых - Александр Трапезников"

— А Агафья Максимовна? — спросила Маша. — Как с ней ваша жизнь складывалась?

— А никак! — нахмурился старик. — Церковь нас и развела. Вернее, отношение к вере. К Богу, если сказать правильно. Ты, милая, пойми, что мы тогда пережили. Какая смута в головах царила. Кто устоял, а кто и поломался, как сухой тростник. И все, не хочу больше на эту тему разговаривать.

Он поджал губы, словно закрыл их на замок. Видимо, ему и в самом деле было тяжело вспоминать.

— А святые мощи… — начал было Алексей, но Матвей Иванович резко ответил:

— Не знаю ничего. Я в беспамятстве был. А то, что само кладбище разорили, так это всем известно. Часть могил, правда, перезахоронили на Новодевичьем и в Донском монастыре. Но я же говорю: отошел от церкви. Меня уже мир прельстил, его радости и соблазны.

— А вы не сталкивались с таким человеком — Василием Пантелеевичем Скатовым?

— Нет, — коротко ответил старик. — Первый раз слышу.

И еще глубже ушел в себя. Стал недоступен, как другой Кремль, с президентом за его стенами. Достучаться теперь было попросту невозможно. Надо было уходить, это стало ясно нам всем. Маша написала на бумажке номер своего мобильного телефона и протянула Матвею Ивановичу.

— Если Ольга вдруг объявится до среды, пусть позвонит мне, — сказала она. — Это очень важно.

— Угу, — ответил старик, даже не взглянув на бумажку. Он небрежно бросил ее на стол, прямо в тарелку с остатками картофельного пюре. Как бы не съел ненароком, — подумалось мне.

Когда мы уже стояли в коридоре, неожиданно зазвонил телефон. Матвей Иванович подъехал на своем кресле к тумбочке, снял трубку.

— Алло, Кремль на проводе! — привычно сказал он. — Излагайте, у вас есть всего три минуты. Что? Не морочьте мне голову! Какая еще сумочка? Нашлась уже сто раз. А другой не было. Вы кто?

Старик усмехнулся и растерянно посмотрел на нас:

— Ответили: конь в пальто. И повесили трубку. А может, она еще одну сумочку потеряла? Что-то часто их стали находить…

— Странно, — произнес Алексей. — Но мой вам совет: не открывайте больше дверь незнакомым людям. Ни сегодня ни завтра.

— А в среду мы придем вас навестить, — добавила Маша.

— Приходи, милая, приходи, — улыбнулся Матвей Иванович. — Только без этого! — и он опять ткнул в меня крючковатым пальцем.

4

— Скверный старикашка! — мстительно произнес я, когда мы очутились на улице. — И все-то он врет. Знает он Василия. Пантелеевича, голову даю на отсечение — я это по его глазам понял. И что это за фамилия такая — Кремль? Наверняка, жидо-масон какой-нибудь.

— Ты полегче, — урезонила меня Маша. — Старик дельный, только запутанный, как мне показалось. Несчастный, одним словом. От большой любви и безверия.

— Меня сейчас больше всего интересует, кто мог ему только что звонить? — сказал Алексей. — Если просто телефонные хулиганы — это одно дело. Но скорее всего те, которые тоже ищут Ольгу Ухтомскую. И умеют внимательно читать газеты с объявлениями.

— Брателлы читать не умеют, — отозвался я. — А вот путинцы, как профессиональные шпионюги, знают, откуда можно почерпнуть нужную информацию. Через полчаса они будут здесь и вытрясут из Кремля все, что нужно. Может, и горло перережут, напоследок.

— И что делать? — спросила Маша.

— Нужно постараться разыскать Ольгу Ухтомскую до среды, — ответил Алексей. — Прежде всего попробовать найти ее подругу, Свету Ажисантову. Не такая уж распространенная фамилия, старинная дворянская. Полковник Ажисантов был одним из руководителей русской эмиграции в Шанхае.

— Едем в Китай? — предложил я.

— Едем к Агафье Максимовне Сафоновой, — сказал Алексей. — Поскольку она еще не все мне рассказала. Это рядом с психбольницей.

— Заодно и подлечимся, — заключил я. — Поскольку лично у меня начинает все больше и больше сквозить в голове. Кажется, вот сейчас мы свернем за угол и столкнемся с… опричниками Ивана Грозного, потому что я уже не знаю, в каком времени живу: все перепуталось. Снег идет в сентябре, змеи окружают столицу, птичий грипп на подступах к Москве, Кремль парализован, но все еще на проводе, а за всем маячит высоченная фигура старика с длинной бородой и в черной шляпе. Он приснился мне сегодня ночью. Резался в карты с Львом Толстым, а возле них стояла девочка с блюдечком сочной земляники. Они играли на эти ягоды с переменным успехом. Пока на блюдечке не осталась всего одна, последняя.

— А дальше? — спросила Маша. Мы шли дворами, к метро Щелковская. Алексей от нас немного отстал, он думал о чем-то своем.

— Дальше… Я силился проснуться, потому что это был дурной сон. Я знал, что последнюю ягоду нельзя брать, это конец. Блюдечко опустеет и тогда девочка умрет. Надо было остановить дьявольскую игру. Но что я мог сделать? Я даже не мог закричать, потому что сам был парализован, как Кремль. И тогда… тогда вдруг появился он.

— Кто?

— Не знаю. Мне кажется, это был Даниил Московский. И он…

Мы свернули за угол, я не успел договорить. Потому что столкнулись, как я и предсказывал, с двумя опричниками в лице сержантов милиции.

— Оба-на! — громко сказал один из них и цепко ухватил меня за локоть. — Да это никак Тризников! Дима, помнишь ориентировку?

— На того, из-за которого дом рухнул? Точно — он! — и второй мой локоть также оказался в крепких тисках. — А ну-ка, пошли в участок!

— Ты, Тризников, имеешь право хранить молчание, — засмеялся первый мент. — Но расскажешь все, как на духу.

— Или давай сто долларов, — добавил Дима. — И валяй на все четыре стороны.

Оба они выразительно покрутили резиновыми дубинками. Я еще не успел ничего сообразить, но заметил, как Маша сунула руку в свою сумочку. А вытащила ее с маленьким, почти игрушечным пузатым пистолетиком. А я-то думал, что она полезла за деньгами! Не говоря ни слова, она пустила красную струю сначала в одну милицейскую морду, потом — в другую. Быстро и качественно, прямо по-голливудски. Оба опричника мгновенно онемели и остолбенели. Потом согнулись в коленках, присели и завалились на землю.

— Олеоризин капсикум, — деловито сообщила Маша. — Смесь красного перца с еще какой-то дрянью. Тульское производство, нашенское. Минут десять пролежат без движения. Пошли к метро!

— Что здесь происходит? — спросил Алексей, едва не споткнувшись о стражей порядка.

— Сержанты нажрамшись, — отозвался я. — Ничто человеческое, как видишь, им не чуждо.

— Так чем закончился сон? — спросила Маша.

— Победой и поражением. Впрочем, он все еще продолжается.

…Агафья Максимовна проживала на Даниловской набережной. От Москвы-реки, когда мы проходили мимо, поднимались зловонные испарения. Видимо, канализацию прорвало и здесь. Столица получила тот дезодорант, который заслужила за годы ельцинских и путинских реформ. Но в квартире у самой Сафоновой было свежо и чисто, как в маленьком благоухающем садике, за которым ухаживает радивая хозяйка. Удивительно, но она действительно походила на Машу… лет этак через шестьдесят. Возраст портит лицо лишь в том случае, если лицо это подобно губке, впитывающей в себя всю пыль и грязь времени. Но годы мало трогают тех, кто хранит свою душевную чистоту. Интересно, а какой станет Маша к середине двадцать первого века? Какой лик отразится перед ней в зеркале и кто будет стоять рядом? Мы с Алексеем, очевидно, к этому времени уже покинем сей скорбный и прекрасный мир. Мужчинам в нынешней России определен срок в 56 лет. А кто каким-то образом преодолевает его, то для него официально наступает время дожития. Время дожатия, так будет точнее. Словно поставлена цель: выжать из русского населения все, выкачать всю кровь, до последней капли. Это и есть ритуальное убийство России. Но даже смерть, как говорили древние христиане, — это рождение в новую жизнь. И силы, творящие тайну беззакония, сидящие на звере багряном, алкелдамы-губители будут посрамлены. Как посрамила их самой своей судьбой и жизнью вот эта невысокая, подвижная и радостно-светлая женщина, с которой сейчас беседовал Алексей.