Читать книгу "Очарованная легендой - Бетти Бити"

Петизо с жалостью посмотрел на меня.

— Мистер Фицджеральд. — Он поднял руку. — Сеньорита. — Он сложил обе ладони вместе, затем сделал круговое движение, словно связывал их вместе. — Si.

Я задумчиво прошла несколько шагов. Как объяснить, что, в отличие от индейских традиций его деревни, ни у испанцев, ни у англичан хозяин женщины не является ее мужем? Что босс это босс, муж это муж. Мысленно я пролистала мой маленький словарь испанского. Но я не спрашивала себя, почему мне так важно объяснить это мальчику. Неужели я надеялась, что примитивные картины, нарисованные старухой, которая никогда не видела город, не говоря уже о школе, содержат зерно правды, укрывшееся от меня, послушной дочери цивилизации? И разве я не пыталась убить эту обманчивую надежду, потому что она разрывала мне сердце?

— Сеньор Фицджеральд, — проговорила я, тщательно подбирая испанские слова, — на работе мой… jefe. Si.

Петизо вежливо кивнул. Потом спросил, изобразив поцелуй и поднимая выразительные брови, общепринято ли целовать jefe.

Я заколебалась, лотом покачала головой. Петизо чувствовал, что несомненно выиграл очко, и лукавая улыбка на мордашке бесенка ясно говорила об этом.

— Но, Петизо, — беспомощно продолжала я, — это не означает, что дома он — мой esposo[22]. Это два разных понятия, очень разных. Понимаешь? На работе он — мой хозяин. Дома он — не мой муж.

Петизо оторвал листик какого-то ароматического куста и в замешательстве пожевал его. Несколько минут мы шли в тишине, пока Петизо сосредоточенно обдумывал этот неприятный вариант. Совсем рядом, казалось, под самой рукой я слышала шум реки, бегущей в скалистой долине.

— No comprendo[23], — сказал он наконец. И затем на своей забавной смеси пантомимы и испанского он спросил: — Леди в Англии имеют двух мужей, да?

— Нет. — Я отрицательно покачала головой, смеясь и почти сдаваясь, но все же еще сопротивляясь. Обращаясь скорее к себе, а не этому странному ребенку, я закончила: — У нас один муж и одна жена.

— Si. — Он ждал.

— Но мистер Фицджеральд. — не мой… — я показала на себя, — esposo, никогда не будет моим мужем и даже не любит меня.

Петизо выглядел вконец озадаченным. Я подняла кулак как на рисунке его прабабушки.

— Он всегда сердится на меня. Всегда недоволен. — Я помахала кулаком.

— Si, si, — подхватил Петизо и выразительно раскинул руки.

Он твердо смотрел на меня, улыбающийся, спокойный, старый и мудрый, как Пэк. Он махнул рукой в сторону деревни, показал, что сжимает себе сердце, поднял ветку, побил кого-то и затем соединил их в ладонях. Я поняла. Он пытался сказать, что в его деревне, в его стране хороший человек бьет только ту женщину, которую действительно любит.

Я решила, что на это ответа не может быть, и ухватилась за блестящую ивовую балюстраду. В своем намерении забыть Джеймса Фицджеральда я забыла бояться моста.

Низкое солнце сияло нам в глаза, заставляя ивовые витки балюстрады сверкать подобно серебру. На пенистый котел под нами падала тень гигантской скалы. Если я смотрела вниз, что делала редко, то видела, как крошечные тени наших голов, не больше бусинок, медленно двигаются по ожерелью моста, спускаясь к его провисшей середине, а вскоре быстро поднимаясь к утесу.

Солнце опустилось слишком низко, чтобы освещать и преломлять водяную пыль над водопадом. Миниатюрные радуги исчезли, вокруг все посуровело, остался только сырой холод и рев падающей воды.

Шум водопада заглушал любые слова, даже если бы мы с Петизо попытались что-то крикнуть друг другу. Но нас обоих занимали собственные мысли.

Я отчитывала себя в духе Джеймса Фицджеральда. Ты не первая, убеждала я себя, и не последняя безответно влюбленная девушка. Несмотря на внимание ко мне в Беланге, Джеймс Фицджеральд нашел способ предупредить меня о другой женщине. Что может быть яснее?

Я заглянула в ущелье. Две маленькие бусинки теперь медленно приближались к тени утеса. Скоро они исчезнут в ней. Скоро мы будем на другой стороне, поднимемся по склону на дорогу, дождемся автобуса, и жизнь продолжится, как прежде. Переход через мост выглядел символически, словно мог стать предзнаменованием для меня. Но не стал. Если верить поэтам, любовь — мост между двумя схожими душами, но я не перешла его.

Я подняла глаза, внимательно глядя по линии мягко качающихся веревок, осторожно ставя ногу перед другой. На той стороне меня никто не ждал. В свое время мистер Фицджеральд женится на Еве и успешно совместит (возможно, к одобрению Петизо) роль jefe и esposo. А Хестер после года чарагвайской помолвки выйдет за дона Рамона.

Еще четыре шага. Петизо, впереди только на длину руки, с улыбкой обернулся. Мы качались над волнами, бесновавшимися далеко внизу, как на качелях. Когда мы достигли центра, свободная веревочная конструкция слегка провисла к потоку. Несмотря на весь ужас, к которому я почти привыкла, мне казалось, что мы идем по воздуху.

И все-таки мистер Фицджеральд — и, если честно, ненадолго я сама — однажды вообразил, что меня влечет к дону Рамону.

Мои мысли резко затормозили. Об этом Джеймс Фицджеральд предупреждал меня? Он предположил, что я влюблена в дона Рамона. Действительно, я позволила ему так считать. Так, по разным причинам, делали Хестер, Ева и дон Рамон. Как доверенный друг Малленпортов, он знал дела Хестер и в сдержанной манере постороннего попытался предупредить меня о грядущем разочаровании? И что я сделала? По-женски сказала, что никого не люблю.

Петизо передо мной прибавил скорость. Мы осторожно поднимались к противоположной стороне. Бусинки наших голов увеличились, вырисовываясь на утесе. Но, хотя мои ноги двигались, разум буксовал.

Даже если Джеймс предостерег меня по поводу дона Рамона, а не себя, это не заставит его любить меня. Возможно, я сохранила достоинство, но не любовь.

Еще пять шагов. Если только я, наслушавшись сплетен, тоже пришла к неправильным выводам. Например, что он влюблен в Еву. Так же, как я приняла в гасиенде поцелуй… поцелуй… Если поцелуй?..

Внезапно за моей спиной — словно вылетела из гигантского лука стрела — раздался свист, пронзительный, резкий и перекрывший рев водопада.

Небо распахнулось. Я упала, словно подо мной открылся люк. Я все еще цеплялась одной рукой за провисшую веревочную балюстраду, а другой — ухватившись за Петизо.

Мы летели и летели, как в кошмаре, в холодную густую темноту. В ушах звенело, живот болел, дыхание сперло. Ветер трепал волосы и одежду. Утес проскочил мимо, как сумасшедший фильм. Вода мчалась навстречу, как взбесившиеся водяные горки, как гигантские сломанные качели, вниз и вниз. Вдруг я почувствовала пену на лице. Раздался громкий крик, громче водопада, отозвавшийся эхом от утеса, — мой или Петизо, не знаю.