Читать книгу "Невесты и куртизанки - Шейла Бишоп"

В довольно мрачном расположении духа Фрэнсис вошел в освещенный дом и поднялся в свои апартаменты. Слуга ждал его.

– Маркиз хотел видеть вас, милорд. Ему очень нужно было с вами поговорить. Он пришел в самом начале десятого.

Фрэнсис остановился:

– Вот уж об этом я не подумал! Как давно он ушел?

– Он еще здесь, милорд. Крепко спит.

Фрэнсис вошел в высокую, тихую комнату, где в свете свечей безмолвно блестела его коллекция китайского фарфора. Джек уютно устроился в кресле-качалке; он казался утомленным, но все равно невероятно юным. Дядя слегка коснулся его плеча.

Джек открыл глаза, сонно поморгал, и недавнее прошлое снова нахлынуло на него. Он резко вскочил и произнес:

– Прошу прощения! Как глупо получилось! Я так хотел поговорить с вами, что решил остаться до вашего прихода, а сам заснул!

– А я все это время сидел на Беркли-стрит и ждал тебя. – Фрэнсис внимательно посмотрел на него. – Симпсон не предложил тебе выпить?

– О, он предлагал мне все, что есть у вас в погребе, но мне не хотелось пить.

– Какое восхитительное самообладание! Я бы на твоем месте уже был мертвецки пьян!

– Я чувствовал, что мне следует остаться трезвым, чтобы извиниться, – ответил Джек, встав и приготовившись произнести речь. – Я полностью осознаю, что с вами поступили очень несправедливо, глубоко об этом сожалею и надеюсь, что вы меня простите! Хотя не понимаю, как можно простить меня за то, что я назвал вас убийцей, – добавил он, резко переходя с высокого стиля на низкий. – Такое оскорбление обычно не забывают.

– Теперь, сбросив с плеч этот груз, ты почувствуешь себя лучше, – мягко произнес Фрэнсис.

Он достал из шкафа графин и два бокала, плеснул в них портвейн и один из бокалов протянул Джеку. Тот сделал живительный глоток и чуть не задохнулся.

– Я хотел бы тебя спросить вот о чем, – проговорил Фрэнсис, задумчиво глядя на свой бокал. – Если верить тому, что ты сказал в тот вечер в оранжерее, в последние несколько лет у тебя сложилось впечатление, будто я обворовываю поместье. Это правда?

– Нет, сэр… уверяю вас! Вряд ли я понимал, что говорю, и мне крайне жаль…

– Что ж, рад это слышать, – напрямик сообщил Фрэнсис. – Если бы ты в течение трех-четырех лет смотрел, как тебя грабят, и ничего не предпринимал, я действительно решил бы, что мне следует снять с себя всякую ответственность за твое благосостояние, Элтем. Родственникам можно простить всякие глупости, но всему есть предел!

– Ох! – воскликнул Джек, потрясенный таким неожиданным ответом. Подумав, он сделал еще глоток портвейна. – Боюсь, предел вашего терпения давно исчерпан… Но что касается моих высказываний в оранжерее, у меня до недавнего времени не было ни малейших подозрений. Но когда я приехал в Девоншир и, мучаясь от безделья, начал общаться со служащими, мне постоянно говорили, что вы забираете все доходы от поместья и ничего в него не вкладываете. Вот тут я и задумался. Поэтому, когда Ада исчезла, я просто сделал логический вывод.

– Жаль, что ты не посоветовался со Старди, своим экономом. Вместо того чтобы слушать, как рассказывал Октавий, болтовню старого Мансарда!

– Да, теперь я это понимаю, – тихо признался Джек. – Именно это имел в виду Парминтер, говоря сегодня, куда на самом деле уходят деньги.

– Парминтер? Надеюсь, он отвез Каролину Прайор к сестре, как я его просил?

– Что? Ах да, конечно, отвез, потому что он собирался сначала поехать туда, а потом настоятельно просил меня зайти к нему в контору. Некоторое время я бродил по улицам, чувствуя себя слишком несчастным, чтобы думать о том, что со мной произошло, и, наконец, решил идти к нему, чтобы узнать, что ему от меня нужно. Он рассказал мне много такого, чего я не понимал раньше. О бедственном положении, в котором оказалось поместье после смерти отца, о том, что половина дохода ушла на уплату его долгов и вам так нелегко пришлось, что одно время вы даже жили в Диллингфорде. Он говорит, что вы практически вернули семье благосостояние, затеяв строительство доходных домов в Лондоне и сдавая их за высокую плату.

– Это был очень разумный план, хотя требовал экономии на каждой мелочи. Дома строятся не просто так. Вот почему пришлось продать древесину из Ланкросского леса.

– Да, теперь я это понимаю. Парминтер говорит, что вы даже рисковали собственным наследством.

– Ну, это был не такой уж героический поступок, и я уже заработал на этом большую сумму денег. – Фрэнсис отклонил все выражения благодарности со стороны Джека, заявив: – Я прирожденный спекулянт, хотя это считается неподобающим для джентльмена. Твой отец был игроком. Ты это знал, не так ли?

– Я знаю, что из-за игры он много потерял, хотя об истинных размерах понятия не имел… полагаю, вы все от меня скрывали. Вы были очень привязаны к моему отцу?

– Он был самым лучшим другом, которого я когда-либо имел, – поспешно подтвердил Фрэнсис. – Однако я не стал бы скрывать от тебя его пороки из-за ложных понятий о верности. Правда гораздо менее романтична. Я знал, что мне будет легче продолжать самому заниматься финансовыми проблемами, а так как ты никогда не проявлял ни малейшего интереса к управлению своим поместьем, то я был слишком эгоистичен, чтобы пытаться тебя обучать. Такое положение дел не делает чести ни одному из нас.

– Мне очень жаль, что вы считали, будто меня это не интересует, дядя Фрэнсис, – возразил Джек после довольно долгой паузы. – Я пытался… после того как закончил Итон… немного разобраться. Но, вероятно, оказался очень тупым, потому что вы отстранили меня… я хочу сказать, вы дали мне понять, что обойдетесь и без меня.

– Значит, я отстранил тебя? А ты против этого очень сильно возражал? Да, вижу, возражал.

– Простите, сэр? – озадаченно спросил Джек.

– Мы должны попытаться еще раз. Я попробую привлечь тебя к делу менее грубым способом. Вскоре ты во всем разберешься не хуже меня.

– Это очень любезно с вашей стороны, сэр, – траурным голосом произнес Джек. – Надеюсь, дело полностью займет меня.

Фрэнсис слегка улыбнулся:

– Знаешь, лето твоей жизни еще не прошло!

Джек ничего не ответил.

– Я не упомянул о другом, потому что знаю, что это еще слишком болезненный для тебя вопрос, – с несвойственной для него чувствительностью произнес Фрэнсис. – Но не думай, что мне все равно. Только помни, что Ада очень молода – этим отчасти объясняется такой необоснованно жестокий поступок, и попытайся простить ее, если можешь. Ради себя самого. Ожесточение из-за отвергнутой любви может быть очень разрушительной силой.

– Я не чувствую никакого ожесточения по отношению к Аде. Я не могу простить самого себя за свое тщеславие и бессердечность. Ведь я причинил ей такие муки, заставив поступить против ее воли; об этом страшно даже подумать…