Читать книгу "Звезда Вавилона - Барбара Вуд"

Скучающие крестоносцы, осознавшие, что желанный Иерусалим был намного дальше, чем они думали раньше, решили заняться воровством у венгров, забирая вино, зерно, овец и скот и убивая тех, кто сопротивлялся. Опять герцоги и знать наказывали виновных и пытались удержать своих воинов от разбоя, но люди из отряда Аларика стали еще более жестокими, разнузданными и заносчивыми.

Никто не понял, когда грянул гром, даже исторические записи были наполнены противоречивыми сведениями, потому что хроникеры — писцы, которые изображали себя тихо сидящими на переднем краю битвы и записывающими все происходящее, — были застигнуты врасплох и, прежде чем осознали, что случилось, оказались в центре сражения.

Многие сходились во мнении, что трагедия произошла из-за того, что изнасилования и грабеж стали обычным делом для беспокойных пилигримов, изнывавших от безделья. В отместку венгры подловили тех, кто жил на краю лагеря, ограбили и избили их. Кто-то из герцогов и принцев выступил с предложением все мирно уладить: «Ведь мы все христиане, зачем развязывать войну?» Шаткий «мир» был восстановлен, но, когда несколько людей Аларика собирались купить припасы в городском магистрате, чиновник, подозревая в этом провокацию, а в них шпионов, запретил торговцам продавать им хоть крошку. Разъяренные люди Аларика стали силой выгонять и уводить к себе стада овец и скота с близлежащих ферм. Венгры решили дать им отпор.

Страсти накалялись, посыпались оскорбления.

— Почему вы не идете на Иерусалим? — кричали пилигримы, намекая на то, что венгры не были христианами.

На что венгры отвечали:

— А почему вы не идете на Иерусалим? — намекая на то, что пилигримы из трусости тянут время.

Другие крестоносцы поспешили на помощь своим братьям, так же как и рыцари земель франков и алеманнов, которые были вынуждены защищать своих людей. Завязался бой, из города выбежали солдаты и с боевыми кличами набросились на пилигримов. Взмыли в воздух стрелы, раздался лязг мечей. И начали падать наземь раненые и мертвые.

Бой перерастал в сражение, и брат Кристоф побежал к Аларику.

— Милорд, вы должны отозвать своих людей, иначе вам не с кем будет идти на Иерусалим.

Но Аларика это не волновало.

Каждая из сторон теперь намеревалась отомстить за несправедливость, как реальную, так и вымышленную. И пилигримы, и венгры считали оскорбленными именно себя, и к полудню полномасштабная битва была в самом разгаре.

Воздух наполнился звуками ударов металла по металлу, металла по плоти. Люди кричали, кровь текла по земле. Лошади ржали и становились на дыбы, топча живых. Лучники стреляли без остановки, и звук стрел был подобен жужжанию мух. Воины выводили лошадей вперед и шли за ними, дальше наступали лучники и пикейщики. Это было ужасное, сражающееся, громыхающее, визжащее и воющее смешение людей.

Аларик более не мог оставаться безучастным, ибо от природы был бойцом. К тому времени как он вскочил на Тоннера, который ржал и закатывал глаза, чуя кровь, венгры сражались решительно, не зная страха. Попавшие под копыта лошадей крестоносцев воины продолжали колоть копьями тех, кто проходил над ними, и многие франки погибли, наклонившись, чтобы отрубить руку своей жертвы в знак победы. Запах крови перебивал зловоние пота от солдат, и стаи воронья кружили в небе над полем битвы.

Затем ход сражения изменился, когда венгры увидели, что один отряд под командованием франкского герцога прорвался в город, где солдаты стали резать женщин и детей. Они побежали на помощь — и в этом была их погибель. Крестоносцы на боевых конях напали на них, окружили, и лучники с пикейщиками принялись добивать уцелевших.

Опьяненные жаждой крови, обе стороны продолжали резню и в городе, и на равнине, коля копьями все, что попадалось под руку, убивая тех, кто уже сложил оружие, разбивая дубинками головы детям. В тот день погибло много пилигримов и венгров, в битве, не имевшей названия, не занесенной в исторические справочники, но отметившей позором начало того, что позже назовут Первым Крестовым походом.

Несколько разрозненных поединков продолжались там и здесь. Спешившись, Аларик сражался в ближнем бою. Скрестив мечи со свирепым венгром, он услышал крик на языке франков.

— Осторожно, милорд!

Он обернулся и увидел, как лезвие меча вошло в живот одноглазому попрошайке — смертельный удар, предназначавшийся Аларику. Убийца, человек в красной тунике и рогатом шлеме, бросился бежать, заметив огромный меч Аларика.

Пыль сражения стала оседать, и Аларик увидел всю картину побоища. Даже он — человек, привыкший к битве, — никогда не видел ничего столь ужасного. Вороны уже начали выклевывать глаза умерших и тех, кто еще шевелился. Женщины, плача, бродили среди трупов, высматривая своих мужчин. Малыши, потерявшие обоих родителей, сидели в грязи и вопили. Разве была во всем этом доблесть? Куда же подевалась священная миссия, ради которой они последовали за призывом Папы Урбана?

Аларик почувствовал, как тяжкая ноша свалилась у него с плеч, словно его доспехи упали на землю. Его сердце подскочило и напряглось в груди, и он ощутил приток новой крови, вымывающей яд из его вен. Он чувствовал себя так, словно проснулся после долгого сна. Посреди царства смерти жизнь забила в Аларике ключом.

Он отправился искать Кристофа, который избежал гибели, спрятавшись в палатке. Он сказал монаху:

— Из-за моего эгоизма и раздумий лишь о собственных проблемах мои люди пали в битве. У меня болит душа, когда я понимаю, что натворил. Добрый монах, я хочу найти своего брата, но не ради мести; я хочу попросить у него прощения и сказать, что прощаю его. Ведь жизнь коротка, и мы не можем прожить ее всю, пылая ненавистью. Но боюсь, что я не могу ни продолжать наш поход, ни вернуться назад! Скажи, что мне делать, добрый монах?

И затем он услышал, как ветер донес его имя, произнесенное шепотом:

— Аларик…

Он пошел на звук и нашел одноглазого попрошайку, еле живого, все еще сжимающего в руках меч, торчащий из живота. Но теперь Аларик увидел то, чего не мог заметить ранее, потому что шляпа попрошайки свалилась у него с головы, открывая такие же, как и у него, светло-желтые волосы. Единственный глаз был голубым. Сорвав повязку с другого глаза, Аларик, оцепенев, смотрел на своего брата.

— Я пошел за тобой… — выдохнул Боден, — чтобы искупить свой грех. Я стыжусь того, что сделал. Я хотел сражаться с тобой плечом к плечу…

— Ничего не говори, брат, — сказал Аларик. Слезы текли по его лицу.

— Она соблазнила меня, и я не смог ей отказать, брат. Мы не можем обвинять Марго. Ты так мало бывал дома…

Аларик поднял Бодена на руки и прижал к груди.

— Долгие странствия заставляют жен искать утешения на стороне, мой брат. Я думал лишь о добыче и славе, когда мне следовало заботиться о Марго. Мы втроем виноваты в том, что случилось, и в то же время нет в том нашей вины.

— Простишь ли ты меня?