Читать книгу "Неправильный Дойл - Роберт Джирарди"

Это виски ему точно понравится!

Твой и пр. Огастас Дойл.

1

Вне всяких сомнений, перед «Клеткой попугая» стоял тот самый разбитый «астон-мартин» с откидным верхом, накренившись на изношенных рессорах под опасным углом к ракушечной дорожке парковки. Это была старая классическая модель 60-х, покрытая потускневшей синей краской и изъеденная коррозией; одно крыло было помято, насколько помнил Дойл, из-за сильного удара о счетчик платной парковки на 79-й улице. На старую, потертую темно-бордовую кожу сидений была навалена целая куча женского хлама: скомканные чулки, мятые пачки «Кул ментоле», туфля «Маноло Бланик» со сломанным каблуком, тюбики с растаявшей дорогой французской помадой, нераспечатанные письма с пометкой «СРОЧНО!», выцветшие на солнце номера «Нью-Йорк обсервер», надкусанные яблоки с четкими, как на воске ортодонта, следами красивых ровных зубов.

Дойл только что вернулся с ежедневной утренней пробежки по пляжу. Он обошел вокруг «астон-мартина», чувствуя знакомый запах старой английской машины – что-то между запахом подгоревшего масла и заплесневелого ковра – и испытывая странное ощущение. Его жизнь превратилась в многослойное полотно, на котором, если снимать слой за слоем, под тускнеющими красками открывался портрет очередной женщины. Эта старинная машина воскресила воспоминания Двадцатипятилетней давности – потрясающий быстрый секс на узком переднем сиденье дождливой ранней осенью, когда они, учась в колледже, отправились на выходные кататься в горы. Они ехали на вечеринку в Шар-лоттсвиль, дождь сильно стучал по мягкому верху машины, и тут она перелезла через рычаг, села на его бедра, задрала юбку и опустилась на него с эротичным стоном. Звуки какого-то старого шлягера в стиле ритм-н-блюз, доносившиеся из обшарпанной столовой студенческого братства неподалеку, странным образом попадали в такт ее похотливым круговым движениям. Но это приятное воспоминание потянуло за собой другие, не такие радужные: громкие ссоры в электричке, по дороге из Бруклина в центр, на глазах у мрачных утренних пассажиров; беспричинное дурное настроение, случайные измены.

Поэтому, расстроенный образами прошлого, Дойл не сразу обратил внимание на бежевый фургон, припаркованный через два места от него и подозрительно незаметный. И, только обходя его по дороге к крыльцу, он увидел официальный номер правительства США и громко охнул. Это могло означать только одно – новую встречу с тупыми чиновниками. Он перевел взгляд с помятого бока «астона» на свое слабое отражение в ровной полировке фургона и понял – его жизнь вот-вот по-настоящему осложнится.

2

Они ждали в баре. На одном конце Брекен Диеринг качалась на стуле в клубах сигаретного дыма, со второй утренней порцией мартини в руке. На другом неодобрительно хмурили брови над пустыми кофейными чашками представители спецслужб, мужчина и женщина, одетые в строгие, темные, словно похоронные, костюмы. Посредине, за стойкой бара, задыхаясь от сигаретного дыма, стояла явно встревоженная Мегги.

– Глазам своим не верю! – завизжала Брекен, увидев Дойла.

Ее глаза блестели от лихорадочного возбуждения, которое неизбежно просыпалось в любом представителе семейства Диеринг после пары бокалов мартини. Она соскочила со стула прямо в его объятия. Дойл качнулся назад, чуть не упал, а она страстно целовала его, размазывая по лицу алую помаду.

– Бог мой, Цирцея… – удалось произнести ему.

Она остановилась, хихикнув.

– Не помню, когда меня так называли в последний раз!

Это было ее прозвище в колледже, в честь гомеровской волшебницы, которая превращала мужчин в свиней.

– Да-а, ну надо же… сколько же времени прошло… – запинался Дойл.

На секунду годы встали между ними, словно потерянный полк, – грязные остатки армии прошлого. Спустя столько лет она выглядела все так же великолепно – высокая и стройная, с аристократической лебединой шеей Диерингов и бледным продолговатым овалом лица мадонны Понтормо.[72]Правда, в ней появились лоск и пресыщенная усталость, причиной которых была жизнь в Нью-Йорке, ночи в постели с чужими мужьями, слишком быстрая езда по Парк-авеню и тому подобное. Сегодня ее блестящие медные волосы были собраны вверх элегантным серебряным зажимом, черный облегающий топ, в меру потертые джинсы и слегка поношенные ковбойские сапоги с серебряными шпорами демонстрировали все изгибы и выпуклости ее стройного тела. Она замечательно пахла какими-то очень изысканными, очень дорогими духами. Вследствие долгого воздержания реакция Дойла не заставила себя ждать. Ему захотелось затащить ее в кухню, стянуть с нее джинсы и овладеть ею прямо на кухонном столе. Но десять тысяч лет цивилизации вмешались и не дали воплотить это в жизнь.

– Ах, Тим, дорогой, – улыбнулась Брекен и погладила его по щеке. – Я знаю, с чего мы начнем. Ну, не будем начинать, давай притворимся, как будто мы уже вчера виделись и решили пропустить вместе по стаканчику, ладно? – И она взяла его за руку и нежно повела к стойке. – Налейте ему мартини, – сказала она Мегги. – Мы празднуем, что мы еще существуем!

Мегги не обратила на нее никакого внимания.

– Как раз сейчас я бы напиваться не стала, – негромко сказала она Дойлу, покосившись на тех двух типов, которые сидели и терпеливо ждали его, словно смерть и налоги.

Дойл не стал следить за направлением ее взгляда. Кто бы они ни были, пускай подойдут сами.

– Бурбон, – сказал он.

Мегги вздохнула и, отказавшись от своего запрета, налила выпивку. Потом она вытащила из-за кассы пилочку для ногтей и занялась ими, сделав вид, что ей нет ни до чего дела, и наблюдая за происходящим из-под опущенных ресниц. Дойл отметил, что за ее спиной под баром на деревянных гвоздях висит винчестер.

– Что ж, мы должны придумать, за что выпить, – сказала Брекен, снова поднимая свой бокал с мартини.

Дойл задумался на секунду.

– Давай выпьем за прыжок с каминной полки.

Брекен усмехнулась, они чокнулись, и Дойл одним глотком выпил свое виски до дна. Прыжок с каминной полки относился к бурному вечеру их знакомства. Это случилось много лет назад на вечеринке студенческого братства «Сигма ню» в Камден-Сиднее. Совершенно пьяная и голая – на спор содрав с себя одежду – Брекен забралась на барочную резную каминную полку в танцевальном зале студенческого братства, закрыла глаза и с криком «Ловите меня!» прыгнула в толпу. Судьба определила Дойлу оказаться прямо внизу, он подставил руки, поймал ее и вынес на улицу, в теплую весеннюю ночь, где они трахались на благоухающем перегное прямо под кустом роз, не говоря друг другу ни единого слова. Ах, невинные времена!

– Подожди, дорогой, а то забуду, – спохватилась Брекен.

Она порылась в мягкой кожаной сумке, вытащила оттуда газетный лист, развернула и положила на стойку бара. Это была первая полоса «Вассатигского бриза» трехнедельной давности с фотографией Дойла: он садится в ведомственный «хёндай» констебля Смута, бейсбольная кепка отбрасывает тень на его лицо. На другом снимке был черный, зловещий кольт «уитниуилл-уокер». Заголовок гласил: «ПЕРЕСТРЕЛКА В СТИЛЕ ДИКОГО ЗАПАДА. ОДИН ЛЕЖИТ, ДРУГОЙ СТОИТ». Она сняла колпачок с красного маркера «шарпи»[73]и сунула ему.