Читать книгу "Миграции - Игорь Клех"

Выбравшись наружу, первое, что видит Вольноотпущенный, это встречающий его взгляд пса. Пес сидит под деревом в позе сторожа. Крысы куда-то подевались, будто они приснились. Но кто-то же сожрал рыбу? Да еще как ловко.

Дождь приутих. Ветер гнал растрепанные клочья туч над головой. Над урезом берега торчало уныло неподвижное удилище Врача. На душе было как у нерадивого школьника, прогуливающего без толку уроки: отплывать уже поздно, готовить обед рано, за удочку браться бесполезно. Вольноотпущенный все же проверил на всякий случай снасть. Река выполоскала червей до совершенно обесцвеченного безжизненного состояния, но он даже не стал менять их — леска со свистом унесла вереницу крючков под воду, вернув бледных червей на студеное дно реки.

Вольноотпущенный присел на брезентовый раскладной стульчик. Покуривая, прикинул в уме количество оставшихся дней и алкоголя в фляжках — соотношение складывалось не в пользу алкоголя, — затем задумался, к кому податься постираться и выкупаться по возвращении. История повторялась: раз в десять лет он превращался в подобие бомжа, надо полагать, не без собственного участия и содействия. Повторяемость не оставляла сомнений на этот счет. Но, как рыбу рукой или пичугу, ему по-прежнему не удавалось поймать и рассмотреть свои подспудные стремления, чтоб смочь что-то предпринять наконец.

Взрослые учили в детстве, что надо в подобных случаях насыпать зверку соли на хвост. Так и не придя ни к чему, он вскоре поднялся и, ополоснув эмалированную кружку, направился с нею в лес поискать ягод. Где-то могла еще оставаться лесная малина или черника. Малины он не нашел, — в лесу попадались трясины и топи, и в одной он едва не увяз, — зато вышел на брусничную поляну с несколькими кустиками черники и земляники по краю. Когда он вернулся в лагерь с кружкой ягод, там уже кипела жизнь.

Врач обследовал днища перевернутых каяков и подклеивал отставшие кое-где заплатки — ножницы, кусочки прорезиненной ткани, бензин, вата, клей «Момент», — операция требовала определенной сноровки и педантизма, имевшихся у дипломированного специалиста в избытке. Капитан превратил в гору дров напоминавшую гигантский термитник всю добытую в округе древесину и, разведя огонь, кипятил в котелках воду из реки. Дочка, расположившись у костра, чистила и резала овощи для супа. Поближе к теплу перебрался и пес. Теперь он охранял кучу дров.

— На десерт будет брусника с сахаром — можно, с чаем — внес свою долю в общий котел Вольноотпущенный.

— Ой, — сказала Дочка, — покажи, как она выглядит? Я ее ела, кажется, только в вареньях.

Уточнив и обсудив меню обеда, Вольноотпущенный взялся помогать Дочери. У всех проснулся неожиданно зверский аппетит, какого не бывает в городской жизни. Капитан с освободившимся к тому времени Врачом принялись сколачивать подобие конской привязи для сушки одежды. Вскоре на ее перекладине паровали влажные штормовки, носки, развернутая зевами к костру сохла промокшая обувь. Все переоделись по очереди в свитера и сухую одежду. Быстро надвигались сумерки.

Капитан потребовал аперитива. Друзья составили ему компанию. Для Дочки Вольноотпущенный нагрел на огне полкружки красного сухого вина с сахаром и специями. Включили приемник и поймали радиостанцию «Свобода», которую только недавно перестали заглушать помехами. Вольноотпущенному подумалось, как одуренно будет попахивать еще с неделю в городе дымом костра развешанная проветриваться одежда и спальник. Свернутый и упакованный в мешок спальник способен был и через год оглушить запахом сеновала после вылазки в Карпаты — блаженно то лето, когда удавалось совместить плавание с обязательной поездкой в горы!

Плотно поужинав и опорожнив фляжку до дна, чтоб лучше спалось, решили заварить еще чай с мятой, так чтобы осталось питье и на утро. Мяту обычно собирали на плаву — запах ее зарослей далеко слышен на реке.

Вольноотпущенный спустился к реке с двумя сплющенными котелками. Под ноги себе он светил фонариком, но, как всегда в таких случаях, так и не сумел определить, где заканчивается берег и начинается дно. Этот немудреный ночной фокус с фонариком всегда волновал его. В круге электрического света отсутствовала грань двух сред — просто росли уже водоросли, спала рыбная мелочь, и отчего-то хлюпало под ногами. В прорехе на небе возник тем временем худенький, как скобка, месяц и всплыл в реке другой — перевернутой скобкой. Зияло отсутствующее высказывание между ними во всю чернеющую страницу. Зачерпнув речной воды, Вольноотпущенный вернулся на огонек костра с котелками в обеих руках.

В прыгающих отблесках огня Дочка скармливала псу печенье из пачки и белеющие кубики рафинада. Тот аккуратно принимал угощение из ее пальцев и вновь застывал в неподвижности. Бока у пса были впалые, рельефно выпирали ребра, но он владел собой и не проявлял никаких признаков ненасытности. Повесив котелки на перекладину, Вольноотпущенный принес из палатки спальник и накинул Дочери на плечи. Лежащий на коврике, задрав бороду, Капитан сообщил всем, что зажглись на небе звезды — облачность растягивалась. Через несколько минут он уже похрапывал, спохватываясь время от времени во сне. Врач крутил колесико приемника, надеясь поймать на УКВ прогноз погоды, но затем сдался и оставил вполголоса музыку. Когда чай заварился, все расселись с кружками около костра и глядели, как загипнотизированные, на отрывающиеся языки пламени, отлетевшие в конце концов, оставив только ползучие жирные пятна жара на головнях. Вольноотпущенный заметил, как инфернально поблескивают краснотой ободки собачьих глаз в темноте напротив. Лишенный подпитки костер вскоре окончательно прогорел, сделалось сыро, и все потянулись в палатку ночевать. Небо к этому времени расчистилось окончательно и было перенаселено перемигивающейся звездной субстанцией. Звезды остались на дворе вместе с псом.

* * *

Поднявшись перед рассветом освободиться от излишков вечернего чая, Вольноотпущенный не мог не закурить сигарету, прислушиваясь к плеску ночной реки, начинавшей светлеть на глазах. Следом выбрался из палатки Капитан в одних ботинках на босу ногу и наброшенной штормовке. Облегчившись у куста, он также подошел к берегу:

— Не разберешь, утренняя роса на траве или это вчерашний дождь? Ну как, плывем сегодня?

— Похоже на то… Скучно стоять, лучше двигаться. А стоянку на несколько дней можно будет устроить на берегу озера, когда доплывем. Я рыбы наловлю — ты коптильню построишь…

— Уговорил. Дно палатки надо будет только просушить. Если солнце не покажется, на ветру хоть. Лишь бы дождь не зарядил… Айда пока досыпать!

За спиной что-то зашевелилось. Это лежащий у погасшего костра пес приподнял голову и насторожил уши.

— Услышал чего? Спи, спи, — сказал Капитан, после чего, сладко раззевавшись, вернулся в палатку.

Вольноотпущенный щелчком выбросил в реку окурок и последовал за ним. Несколько минут спустя оба уже спали крепким утренним сном. Невзирая на птичью распевку, принимавшую все более организованные формы, будто кто-то различимый только для птичьего зрения строго постукивал дирижерской палочкой по линии горизонта, как по краю пюпитра.

Через несколько часов, разобрав палатку и просушив ее на ветерке, позавтракав и перемыв посуду, водники принялись упаковывать вещи в непромокаемые мешки и пакеты, чтоб растолкать их по пустотам каяков. Мешки снесли к воде, перевернули лодки и спустили их на воду.