Читать книгу "Комплекс Ромео - Андрей Донцов"

– Ладно, успокойся. Хочешь, я тебе расскажу, как меня баба бросила. – Я уже был пьян, ибо не жрал ничего часов восемнадцать.

– Расскажи, – блеснул сочувственно очками Денисов.

– Это случилось… – И я выложил свою печальную историю. Работа по написанию дневника сделала меня определенно более открытым к миру.

Я рассказал ему на правах старшего товарища о том, что одноразовые знакомства – это обычно мир «Три F», и, особо не вдаваясь в подробности, вкратце описал ему идеологию этого мира. У меня было ощущение, что мой собеседник меня понял.

– Но как только, – говорил я, заканчивая с литровой бутылкой текилы, – ты почувствуешь запах легкого ветерка… или не ветерка… похожего на любовь… способного раздуть паруса… настоящего чувства – нельзя предавать этот запах…

– Какой запах? – Его очки блестели пьяно—пьяно.

– Ветерка… – Люди, слушавшие нас по сторонам, обалдевали – кажется, я говорил слишком громко для замкнутого пространства самолета.

– А чтобы почувствовать эттотт… запах… надо быть чуть—чуть голодным, держать нос по ветру, то есть меньше трахаться…

– С такими установками в Таиланд не ездят, – заметил преуспевающий сорокалетний житель Подмосковья, шедший к толчку.

– Не ездят, – вторил ему пьяный Денисов.

– В Таиланд? – ужаснулся я. Мне почему—то казалось, что я возвращаюсь откуда—то домой, а оказывается, я только еще улетал.

Куда? Зачем? Я стал на сто процентов уверен, что меня никто не встретит. Денег на обратную дорогу у меня не было. Английского языка я почти не знал благодаря умению моей матери смотреть в будущее сына ясным и всевидящим взором. С надеждой утопающего посмотрел на своего нового знакомого.

Он уже пытался беседовать с застрявшим около нас пассажиром.

– Коля Ягодкин, – протянулась мне широкая рука. На разговор у нас слетаются как мухи. – Только не надо называть меня Колян. Это по—бандитски как—то. А мы ведь – люди серьезные, творческие. Лучше по—простому – Колясик.

3

Еще две бутылки текилы от Колясика в топку дорожного знакомства. Самолет опаздывал то ли на восемь, то ли на девять часов. Туркменские авиалинии…

Денисов продолжал вещать нам обоим:

– Это не работа, а сплошное убийство котят в Национальном парке.

– Кого убийство?

– Ну, понимаешь… Когда производят говно, продать его в регионы можно, и даже можно за это деньги с дилера получить, но это не должно называться бизнесом априори.

– А котята здесь при чем?

– Понимаешь, бизнес – это ведь должна быть реализация продукта, а не дерьма. Когда реализуется дерьмо – это же уже не бизнес, а утилизация отходов. А директор считает, что мы прикрываемся проблемами качества и не дорабатываем.

– А национальный парк здесь при чем?

– А при том… Все директора в провинции делятся на бывших коммунистов и бывших комсомольцев. Бывшие коммунисты – люди в возрасте, они заботятся о здоровье, в баню ездят с утра с девками, днем в теннис играют, тоже с девками, проведут в конце дня собрание – всех менеджеров по итогам слегка трахнут, и опять к девкам.

А комсомольского шила в жопе ведь не утаишь. Встанет наш Олеженька—ебанутый, глаза сверкают огнем гражданской войны, и давай искать, где мы не дорабатываем и в чем мы хуже конкурентов. С утра до вечера.

Ему говоришь – в шестидесяти пяти процентах поставленной продукции обнаружена моча. В остальных – куски верхней одежды обоссавшегося кладовщика Белогубцева.

А он? Глаза выпучит. «А так ли мы хороши, чтобы все проблемы спихивать на производство? Давайте подумаем – всё ли мы сделали, чтобы тренд наших продаж поднимался по восходящей, а не ебался плавно вниз, как у вас, Денисов, в регионе. Покажи мне свой тренд».

Достаешь ему тренд.

– Ну и что это такое? Ты когда, – говорит, – последний раз был в командировке? Ты там жить должен, чтобы эту хуйню выправлять. Она ж у тебя вниз стремится, а надо – чтобы вверх. Засунь свой тренд обратно, Денисов, и не выебывайся у меня по поводу зарплаты еще полгода.

Все менеджеры в командировки – в точки сунутся, их там хуями кроют – вывод: лояльность товаропроводящих каналов исправлению не поддается.

Приезжают – строчат отчет:

«Дилер лоялен (в баню с блядями водил), готов разрабатывать план выхода из сложившейся чрезвычайной ситуации (с бонусов процент откатит), будет на выставке в Москве и заедет на обратной дороге лично для переговоров к директору (посмотреть в бесстыжие, но хорошо оплачиваемые глаза той суке, которая распиналась о совершенстве новой товарной линейки на конференции в начале года)».

– А котята здесь при чем?

– Какие котята?

– В Национальном парке.

– Я не помню, что я говорил в начале. Слишком уж жарко здесь и толчком воняет. Я в Китай хотел ехать, меня тема спортивной одежды очень интересует, ну и всякой одежды в принципе… Хотелось посмотреть на перспективный и самый развивающийся рынок со стороны, точнее, наоборот – изнутри, но уж больно в последний момент в Таиланд потянуло.

– Это семя в тебе заговорило, сукин сын, – вставил Колясик, – со мной не раз было такое.

4

Самолет висел в воздухе, казалось, уже неделю, как никому не нужная большая обосравшаяся муха. Ей даже не дали сесть в Ашхабаде, хотя это и планировалось заранее. Оказывается, там впервые за сорок лет выпал снег, и у туркмен не было ни техники, ни лопат, ни желания его убирать. Они просто радовались снегу, как дети, и забили хуй на все другие чудеса цивилизации. Пристегивались и заходили на посадку раз восемь. Уши закладывало, но «земля не давала добро». И вонючая муха оставалась висеть в небе. Горючее заканчивалось. В итоге сели в городе Туркмен—баши на каком—то военном аэродроме.

Наши места были у толчка, в котором ввиду аэродинамических нагрузок то блевала, то самозабвенно дристала добрая половина пассажиров. Народ уже делился по национальному признаку и пытался драться… Снова вычислили наших старых знакомых – говорливых белорусов. У нас в хвосте на радость всем нашелся общий спортивный знаменатель: облевавший чей—то свитер туркмен.

Поражало скрытое в глубинах подсознания русского человека уважение к монархическому строю – со всех сторон в разных падежах и склонениях расхваливали авиалинии и наш счастливый рейс, но только Туркмен—баши упоминался с одним—единственным прилагательным – «уважаемый».

Чтобы остановить драку, экипаж вызвал с аэродрома то ли наряд милиции, то ли туркменский ОМОН. Появление внешнего врага весь самолет встретил радостным гулом. Детям дали столько сладкого, сколько они не видели за всю свою жизнь, и пересадили к нам в хвост.

Применять силу и унылые палки похожие на плохо оплачиваемых гастарбайтеров внутренние силы не решились, и после полуторачасовой перебранки, получив своего соотечественника вполне целым и лишь слегка невредимым, удалились.