Читать книгу "Казначей общака - Евгений Сухов"

Святой разглядывал старую одежду. Не раз ему приходилось одевать женщин, но чтобы наоборот – впервые. Занятное дельце.

– Откуда это?

– Все-то тебе скажи! – неожиданно возмутилась Настя. – Ладно, не делай круглых глаз, не с покойника сняли. Мужичка одного… Я с ним полгода жила.

– А куда же он потом делся-то? – хмыкнул Святой.

– Куда же еще? – раздраженно произнесла Настя. – Ясно куда, восвояси укатил. Ну чего ты жмешься-то, скидывай рясу, или ты думаешь, что у монахов есть нечто такое, чего простые бабы видеть не должны? Да уверяю тебя, у всех у вас все одинаковое.

Герасим невольно улыбнулся.

– Баба ты ничего, шикарная. Только стерла бы эту помаду. Ну не красит она тебя, поверь мне!

– А вот такая я! – не без гордости уперла Настюха руки в бока.

– Ну и везет же мне на порочных баб, – хмыкнул Герасим и, уже не обращая внимания на женщину, начал стягивать с себя рясу.

– Есть будешь?

– Нет… Мне бы отдохнуть, устал очень, – признался Герасим.

Что-то невесело буркнув себе под нос, Настя вышла в соседнюю комнату. Некоторое время там было тихо. Потом пришел дед. Они о чем-то долго и негромко переговаривались вполголоса. Дед сопел и кряхтел, а когда говорил, то его голос больше напоминал гудение разгневанного шмеля. Настюха, напротив, была звонкоголоса и полна непонятного оптимизма, который чувствовался даже через плотно закрытую дверь.

Святой прислушался, но, кроме отдельных слов, разобрать ничего не мог.

Через пятнадцать минут Настя вернулась, держа в руках огромный тюк с перинами и подушками.

Зыркнула на него и сдержанно отметила:

– Ну точно мой жених… Правда, ты покрепче будешь, да и плечи у тебя пошире.

Опрокинула тюк на постель и уверенно, как если бы делала это не однажды, принялась готовить ложе на двоих.

Герасим не без удовольствия смотрел на ее крепкие ноги, мускулистые, как у гимнастки. И невольно почувствовал прилив острого желания. Если события будут разворачиваться столь стремительно, глупо было бы строить из себя девственника.

Настюха неожиданно обернулась и, перехватив его взгляд, не без ехидства поинтересовалась:

– На одной постели спать будем? Или побрезгуешь?

Монастырь был единственным местом, где можно было оставаться аскетом. А комната, пропахшая сосновым тесом, как будто была создана для любви.

– Давай на одной.

Настюха уверенно взбивала подушки, тыча их со всех сторон, и, добившись округлых форм, почти торжественно уложила рядышком в изголовье кровати.

– А если не желаешь, так я могу у дверей постелить, – очень серьезно предложила она, – там места много. Ха-ха-ха! Ладно, ладно, не дуйся, пошутила я.

Ночь пришла неожиданно, как это бывает на хуторах, окруженных со всех сторон лесом. Еще несколько минут назад солнце висело над вершинами елей, а потом мгновенно пропало. Сразу стемнело.

Дальнейшее произошло обыкновенно, как это бывает между взрослыми людьми, очень хотящими друг друга. Скинув с себя сорочку, Настя аккуратно повесила ее на спинку стула. И, перегнувшись через постель, зачем-то еще раз поправила взбитую подушку. Весьма соблазнительная поза. А потом, закинув руки за голову, без надобности принялась поправлять густую прядь волос.

– Свечу зажги, – потребовала Настя, – мне так хорошо.

Герасим не без труда отвел взгляд от девичьего тела, наполненного благодатным соком, и, чиркнув спичкой, запалил фитиль. Язычок пламени мелко дрожал, отбрасывая на стену зябкие тени.

– Ладаном пахнет, – произнес Герасим, сделав шаг навстречу.

– Верно, ладаном, – охотно согласилась Настя, – он у нас там, на печке, хранится. Дух от него благодатный, а потом еще дурную силу от себя отваживает. Плохой человек ночевать здесь не способен. Ты, видать, не из таковых.

– Многое ли ты обо мне знаешь, – хмыкнул Герасим, продолжая изучать ее.

Красивые крепкие девичьи груди, чуть округлый живот, не такой, какой бывает у женщин, обрюзгших раньше времени, а тот, что встречается у девиц, не успевших еще испытать счастья материнства.

Что-то в сегодняшнем вечере было особенное, но что именно, Святой понять не мог. Может быть, главной здесь была полыхающая свеча, на фоне которой Настя представлялась красивой русалкой, покинувшей лесную чащу, чтобы научить любви монаха-аскета. А может быть, всему виной был крепенький дед, больше смахивающий на лешака, что служил деве надежным сторожем. Как бы там ни было, но в Насте была тайна, и Святой желал раскрыть ее немедленно.

Обнаженный, с крепкими литыми плечами, он напоминал доброго витязя, преодолевшего немало дорог, чтобы явиться на выручку красавице. И вот теперь спасенная решила сполна отблагодарить своего благодетеля.

Мягкие девичьи руки обхватили его талию. Настасья прижалась к нему бедрами, вызвав в его душе волну восторга. И он едва удержался, чтобы не кинуть ее на кровать и не овладеть немедленно, не как спаситель, а как варвар, ворвавшийся в чужой город и которому в награду была обещана непорочная девица.

– Погоди, – слегка отстранил Святой ее ладони, – крест нужно снять.

И бережно положил его поверх одежды. А потом, осторожно взяв Настю за руку, повел ее к кровати.

Нетерпеливо, как мальчишка, Святой положил Настю на спину и услышал сдержанный шепот:

– Не торопись, сначала я тебя всего исцелую.

Герасим невольно улыбнулся – а вот это уже интересно. Настя выбиралась из-под него точно ящерка, придавленная камнем, – сильно, порывисто, и, оказавшись наверху, припала губами к его шее. Было немного щекотно и очень приятно, а Настя, не успокоившись, опускалась все ниже, награждая каждый сантиметр его кожи горячими поцелуями. Добравшись до паха, она вдруг неожиданно остановилась и, хитро посмотрев на Святого, поинтересовалась:

– А остальное монахам разрешается?

Настя выбрала не самое подходящее время, чтобы упоминать о его духовном сане. Улыбнувшись, Герасим ответил:

– Ничего страшного, я прощу тебе этот грех.

Второй раз повторять не пришлось, медленно поглаживая его бедра, Настя опустила голову.

– Боже, – запрокинул голову Святой и уже виновато, чуть сдержаннее, добавил: – Прости, что упоминаю тебя всуе…

Герасим насытился только под самое утро. И, закинув руки за голову, лежал обессиленный и обновленный. Настя не была русалкой, он столкнулся с настоящей жрицей любви, способной вдохнуть силу в любого мужчину. Она лежала неподвижно и как-то очень скромно после неистово бурной ночи. Похоже, что она спала, но это было не так. Герасим понял это сразу, едва пошевелился. Она приникла к нему всем телом, доверчиво, почти по-детски.

Святой приобнял ее, и она забилась под его руку, словно птенец под материнское крыло. Неожиданно он поймал себя на мысли, что за все это время ни разу не вспомнил об Оксане. Прежде с ним такого не случалось, ее образ преследовал его бесконечно. Неужели эта женщина способна вылечить его от наваждения?