Читать книгу "Стрела Чингисхана - Сергей Самаров"

– А можно весь распорядок дня озвучить, товарищ капитан? – ехидно спросил старший лейтенант Сломов, почесывая свой мощный затылок мыслителя.

– Мне самому было бы интересно посмотреть на их дневное расписание, – признался капитан. – Просто любопытно: они какие-то занятия проводят, как учил их всех Хаттаб, или полагаются на авось? А если есть расписание, я бы с удовольствием сравнил его с нашим.

– Кстати, расписание занятий – это тоже разведданные, – заметил подполковник Разумовский. – Я еще, помню, тогда взводом командовал, у нас проверка режима секретности в бригаде была. И в акт записали в раздел недочетов, что расписание занятий не имеет грифа «Для служебного пользования» и вывешивается в казарме, а не находится в сейфе у командира роты. Нашему командиру роты тогда персональное замечание было вынесено по результатам проверки.

– Конечно, – согласился Чанышев. – Посмотрел бы я расписание занятий бандитов и знал бы, чем они занимаются и чего от них следует ждать в бою. Вот кроссы и марш-броски они, я полагаю, не совершают. Это слишком опасно. Следовательно, мы уже знаем, что в погоне будем иметь перед ними значительное преимущество. Дыхалка у нас разная, несравнимая. А все остальное я посмотрел бы с удовольствием.

– Спроси Енали, может, расскажет в виде обмена опытом, – прошептал комбат, бросая в сторону открытых дверей в ветеринарную станцию рассеянный и слегка добродушный взгляд, и, улыбнувшись, кивнул Енали.

– Думаете, товарищ подполковник? – спросил Чанышев.

– Не сомневаюсь. По одной из сводок, в окружении мурзы Арсланбекова есть мальчик, который за его лошадью ухаживает. Это и есть, я думаю, Енали. Какой ему смысл был ехать сюда из Калмыкии через зимнюю степь ради того, чтобы полечить коня? Он мог бы и там у любого ветеринара лекарство найти. За ним присматривать надо.

– Считаете, что это разведка мурзы?

– Сомневаюсь. Скорее случайность. Мальчишка в самом деле приехал сюда, чтобы взять лекарства для коня. Я посмотрел, уши у Ветра воспаленные. А тут мы нагрянули. И он сейчас в растерянности. И, если узнает точно, что мы за Арсланбековым охотимся, попытается своего мурзу предупредить. А конь, я вижу, и правда хороший. Достойный своего хозяина.

– Может, припереть мальчика к стенке и задать несколько вопросов? – предложил старший лейтенант Васюков. – Сначала коня отнять, чтобы надломился, потом спрашивать…

– Михал Саныч! Откуда такие ментовские манеры! Ты ведь в спецназе служишь. Не стоит человека ломать и обижать, тем более такого, у которого жизнь только начинается. Сломаем, во что он потом превратится? Или всю жизнь мучиться будет, нас проклинать, – не согласился подполковник. – Что из него вообще в жизни вырастет, если мы его с детства будем к предательству приучать? Мы не менты. Это крепко запомни. Кроме того, что нам это даст? Мы и без него теперь знаем, где искать Арсланбекова.

– Спросим хотя бы, сколько человек у мурзы, – не очень настойчиво предложил Васюков.

– А есть разница? – поддержал подполковника командир роты. – Мы что, изменим планы, если их окажется на пару человек больше или, наоборот, меньше? А когда подойдем вплотную, в наглазники увидим даже тех, кто в палатках спит. Там и пересчитаем…

– Нет, ломать из-за этого мальчишку не стоит, – категорично решил Разумовский. – В этом районе и без того менты всех против федеральной власти настроили. Давайте уж мы постараемся не повторять их ошибок.

– А что с ним делать будем? – спросил Сломов. – Надо присматривать, чтобы не сбежал.

– Будем присматривать, – согласился Валерий Николаевич. – Во-первых, когда двинемся, нужно будет мальчишку с конем разлучить. Пусть коня здесь оставит, а его в БМР посадим. БМР с машинами мы за пару километров оставим. Мальчишку отдадим под присмотр мотострелкам, пусть караулят, если в бой не идут…

– Так и сделаем, – кивнул подполковник. – Пока до темноты отдыхаем. Пару часов от силы ждать осталось. Чанышев, посмотри по планшету, где у них часовые могут стоять. И как взводы поведешь…

– Понял, товарищ подполковник.

– А я пока с мальчишкой поговорю…

Подполковник вышел в ветеринарную станцию, потрепал по холке вороного жеребца. Тот в ответ передернул губами, показывая желтые зубы: Ветер был уже немолод.

– Сколько лет Ветру? – спросил подполковник.

Енали задрал верхнюю губу коня, показывая зубы коня и сам к ним присматриваясь.

– Вообще-то в наших степях, в табунах, лошади живут лет по двадцать пять, по тридцать. Рабочие лошади, конечно, меньше. Меньше всех скаковые, которые постоянно в скачках участвуют. Их просто загоняют там, потом легкие разрываются. Ветра много не гоняли, хотя на ногу он легкий. Лет тридцать проживет, надеюсь. Сейчас ему семнадцать, кажется.

– А тебе?

– Через три месяца семнадцать исполнится.

– Я думал, ты младше.

– Мы, ногайцы, народ невысокий, поэтому моложе выглядим, – важно ответил Енали.

– И какой ты, Енали, свою дальнейшую жизнь видишь?

– В этом году я учиться никуда не поступал. Сначала мама болела и умерла, потом и отец. На будущий год пойду учиться. Мне помочь обещали.

– И кем желаешь стать?

– Для меня только одна дорога существует. Буду, как и отец, ветеринаром.

– Лошадей любишь…

– Всех животных и птиц люблю. И лошадей, и собак, и домашних попугайчиков, и даже кур. Они все меня почему-то слушаются.

– Трудно тебе будет ветеринаром стать… – задумчиво и серьезно, словно желая предупредить, заметил Разумовский.

– Почему? – не понял Енали. – Я с самого детства отцу помогал. Я эту работу знаю…

– Есть две причины для этого.

– Какие такие причины?

– Первая – которую многие понимать не желают, пока сами с ситуацией не столкнутся. Но есть такая наука – психология. И она многое объясняет.

– Что объясняет?

– Как ты думаешь, почему полицейские не сочувствуют тем, кто в беду попал? Или врачи не сочувствуют больным? Полицейские просто составляют протокол и отстраняются, а врачи ставят диагноз, выписывают рецепты и забывают о больном?

– Полицейские – потому что менты… Они о другом думают. Они больше себе помочь стараются. А врачи… а врачи – не знаю… Просто люди такие равнодушные… Но есть же и неравнодушные!

– Так вот, психология об этом говорит, Енали, категорично. Если полицейский будет сочувствовать каждому, кто обращается к нему за помощью, кто на мужа или на соседа жалуется, кого на улице бандиты ограбили и побили, он растратит весь запас своих нервных сил на несколько случаев, и все – станет истеричным человеком, клиентом психиатра. То же самое происходит с врачами. Каждый день ощущать чужую боль – это очень большая психическая нагрузка. Это больше, чем дано человеку. А равнодушие и у полицейских, и у врачей – это интуитивный способ самозащиты. То же самое должно быть и с ветеринаром. Если он очень любит животных, ему трудно будет их лечить. Он будет их боль воспринимать, более того, переживать из-за этого. И ты будешь очень сильно за каждое животное переживать, поэтому надолго тебя не хватит.