Читать книгу "Тень воина - Александр Прозоров"

— Малюта, не спи, — тихо пробормотал ведун, — не спи, простудишься. Сидите здесь, я на разведку схожу.

— И я с тобой, — поднялся бортник, — а то брюхо колет, как у лошади, что запаренной напоили.

— И я, и я… — поднялся на четвереньки мальчишка. — Одного меня тут не бросайте.

Найти стоянку конокрадов труда не составило — свет пробивал темную чащу шагов за сто. Пригибаясь и стараясь держаться за самыми толстыми стволами, ведун начал пробираться вперед и вскоре смог не только разглядеть пятерых ратников, в кольчугах и меховых шапках, но и коней, стоящих со спутанными ногами чуть дальше, на границе выхваченного пламенем светлого круга. Со стороны лагеря пахло вареным мясом, доносился оживленный разговор, время от времени прерываемый жизнерадостным смехом. «Небось, добыче радуются, уроды…»

— Похоже, дозор рязанский, — в самое ухо прошептал Лабута. — Из Ельца воевода на разведку к рубежам мордовским да половецким посылает. Они порою и в Кшень заглядывают, спрошают, кто чего видел али слышал. А чаще мимо проходят. Не верят особо черным людям.

— По барабану, — ответил Олег, вытягивая саблю. — По мне хоть латинянин, хоть таракан, хоть князь, хоть дружинник. А коли лошадь увел — всё едино конокрад. И место ему на березе. А лучше — на двух.

— И то верно, — согласился Лабута, вытягивая из-за пояса топор.

— Ага, — горячо закивал Малюта. Крепко ухватившись за косарь, паренек первым двинулся вперед. Середин переглянулся с бортником и устремился следом.

Расстояние до полянки сократилось до десяти шагов, до пяти. Под ногами, на мягком ковре перегноя, время от времени похрустывали ветки, чмокала влажная трава — но ратники были столь увлечены разговором, что ничего пока не замечали. Что же, коли повезет…

— А ну, сдавайтесь, конокрады проклятущие, пока мы вас всех на куски не порубили!!! — внезапно заорал во всю глотку Малюта, вскинув вверх свой нож.

— Электрическая сила!

Ведун рванулся вперед, моля Сварога о чуде — но чуда не произошло. К тому моменту, как он вырвался на свет, все пятеро рязанских разведчиков стояли на ногах, плечом к плечу, с мечами в руках и прикрываясь сомкнутыми щитами. А основное оружие ведуна, между тем, было оставлено на спине у гнедой — и сейчас наверняка валялось где-то среди вражеских вещей.

— Это еще что за мамалыга? — поинтересовался один из воинов,

— Сдавайтесь, конокрады! — уже не так громко выкрикнул Малюта, остановившийся на самой границе света и темноты.

«Щита нет, зато рука свободна, — щелкнуло у Олега в голове. — Сейчас глаза отведу, еще посмотрим, кто кого…».

И тут из его нутра опять рванула вверх темная тошнотная волна, сметая сознание, и он успел услышать только:

— Половцы проклятые людей, ако траву, секут.. — слетающее с его губ.

* * *

Снова Олег увидел мир уже из лежачего положения. Руки были туго смотаны за спиной, босые ноги непривычно мерзли, грудь, оставшаяся в одной рубахе, — тоже. А еще страшно ныли ребра, живот и левое колено. И голова. Он застонал, пытаясь принять менее болезненную позу, — от костра тут же поднялся толстяк с заплывшими глазами, с похожим на свиной пятак носом над тонкими усиками и коротко стриженной бородкой. Зашелестев кольчугой, здоровяк остановился рядом, громко хмыкнул:

— Конокрады, гришь? Ну, глянем, что воевода наш молвит, как мы скажем ему, что татей за делом кровавым достали, да двоих повязали живьем, а остальные сбегли. Он ужо из вас усе вытянет. И сколько вас в ватаге душегубской, и где схроны ваши, и добыча где.

— Ну, ты с-сука… — простонал Середин, чем еще сильнее развеселил дружинника.

— У нас и доказательства имеются, бродяжка. И сабля иноземная с самоцветами, и одежи дорогие, и шкура медвежья выделанная. Ведь не может сие у таких голодранцев взяться. Стало быть, душегубством добыто. И нам за полон такой — почет и награда, а вам — поруб и дыба. От на дыбе про конокрадов и покричишь…

Толстяк со всей силы ударил его ногой в лицо, отчего Олег опрокинулся на спину, на какие-то корни, опять перекатился на бок и увидел рядом Малюту — тоже связанного и с кровоподтеком под глазом.

— Как всё это случилось? — тихо спросил его Середин. — Как мы… Попались?

— Дык… Ты как перед ратными остановился, начал опять на половцев хулу орать. А они ближе подошли, сабельку щитом этак отодвинули, да щитами же и опрокинули, пинать начали. Как затих, меня подозвали. Связали, бить начали. Больно. Наверно, зря я их конокрадами обозвал, правда?

— Ты зря на свет родился, Малюта, — с предельной душевностью ответил Олег и закрыл глаза, надеясь заснуть. Но боль не отступала ни на миг, как он ни пытался поменять позу, перекатиться на более ровное место, а потому до самого рассвета отдохнуть хоть мгновение так и не удалось.

Утром дружинники не спеша поели, не предложив пленникам ни перекусить, ни даже глотка воды, потом начали собираться.

— Зачем они тебе, Ратимир? — поинтересовался один из них, в стеганом доспехе с нашитыми на груди пластинами. — Давай кишки выпустим, да и вся недолга.

— А как добычу оправдаем, Святогор? — ответил толстяк. — От всех глаз не скроешься, заметят. Мы того, тронутого, как душегуба воеводе отдадим, а прибыток оправдаем путником, ими зарезанным. Он в порубе всё, как воевода захочет, перемолвит. А сопляка, дабы не сговорились, Кривому сразу спихнем, тот его летом персам перепродаст. Персы за таких мальчиков хорошее серебро дают. И откель кони с вьюками взялись, никто не спросит, половину добра заберем, славу заслужим. Отчего ради такого прибытка не довести?

— Тоже верно, — согласился Святогор.

Трое прочих дружинников, похожие друг на друга нечесаными бородами лопатой и безразмерными кольчугами, отмолчались, собирая вьюки. Олег с ужасом ощутил новый накат тошноты, изо всех сил цепляясь за сознание — но его разум провалился куда-то в темную дыру, а губы зашевелились, убеждая:

— Тьма половецкая на земли отчие катит…

* * *

Снова он очнулся, ткнувшись лицом в конский хвост. На мгновение остановился — но тут натянулась желтая пеньковая веревка, связывающая его руки с седлом, рванула вперед. Олег пробежал несколько шагов, едва не врезавшись снова лицом в круп, чуток отстал, и опять веревка рванула его с такой силой, что он едва не растянулся на тропинке. Тело болело по-прежнему, да вдобавок еще и ступни саднило от бега но камням, корням и всякому лесному мусору. Руки были сведены и накрепко смотаны впереди. Да, кое-какие изменения в жизни случились — но пока явно не в лучшую сторону.

В настоящий момент самым неприятным было то, что даже идущая спокойным шагом лошадь двигается со скоростью около восьми километров в час. Человеку это нечто вроде бега трусцой. А бежать весь световой день напролет — это несколько выше нормальных возможностей. Только веревке ведь не объяснишь. Устал — гонит, споткнулся — тащит, раздирая одежду и кожу в кровь; хочешь выбрать место, куда безопасно поставить ногу — вырывает руки из суставов.