Читать книгу "Экспресс Токио - Монтана - Ричард Бротиган"

У меня в сердце мертвая мышь.

Что делать?

Пока я разбирался, за соседний столик села японка. Этот столик был совсем рядом с моим, она побрызгалась очень тонкими, но властными духами, словно смерть в другую сторону: из-за аромата этих духов я больше не чувствовал, как пахнет мертвая мышь в моем сердце.

Женщина и сейчас сидит рядом. Мне хотелось бы рассказать ей все то, что я рассказал вам о мыши и о духах, но вряд ли она поймет.

Все будет хорошо, пока она сидит рядом.

А мне нужно решить, что делать дальше.

Ковровый дом

В заметаемом снегом городке то загорается, то гаснет электрическая вывеска: КОВРОВЫЙ ДОМ. В Монтане ноябрь, поздний вечер, улицы пусты. Все прячутся от снегопада. Иногда проедет случайная машина — редкая, как старая почтовая марка. Снег кружит над вывеской, что призывает людей покупать ковры в закрытом магазине.

Ковров полно, но дверь заперта, продавцы ушли домой.

Странно, зачем нужна среди ночи эта мигающая вывеска, когда продавать ковры все равно некому. Даже если, скажем, в полночь, проходя мимо, вы проникнетесь настолько, что решите купить ковер; у вас ничего не получится, ибо КОВРОВЫЙ ДОМ закрыт.

В этот снежный и чертовски холодный вечер, посмотрев на мигающую вывеску, вы, может, и вправду захотите купить ковер, чтобы завернуться в него и хоть чуть-чуть согреться.

Но даже и не думайте.

Телесезон–1977

Вчера вечером температура упала до 12 градусов. Самая холодная ночь за всю нынешнюю осень. Я проверял температуру, пока смотрел телевизор — комедии и т. д.

Я честно пас эту температуру, следуя за ней, как ледяной пастырь, час за часом, вниз с 30 до 12 градусов. Посмотрев некоторое время телевизор, выходил на заднее крыльцо и смотрел на термометр.

Трудное это дело — говорить об американской поп-культуре, но, тщательно взвесив слова, я все-таки должен признать, что температура получилась намного интереснее телевидения.

Жаль, что из нее нельзя сделать программу. Не пришлось бы каждый раз вставать и выскакивать на улицу. Сидел бы себе и смотрел в 9 часов вечера 16 градусов по Фаренгейту.

Окно

…Как запотевает холоднющим утром кухонное окно, и совсем ничего сквозь него не рассмотришь, потом медленно проясняется, и видны заснеженные горы, 10 тысяч футов, и окно запотевает снова, и кофе на плите, и горы тают, как грезы.

…так и я этим утром.

Мучительная наклейка от воздушной кукурузы

Позапрошлой ночью мне пришла в голову некоторым образом блестящая идея: досидеть до трех утра, допить первую бутылку виски из кислого сусла и как следует приложиться ко второй. Вчера днем вся порочность этой затей явила себя трудно переносимым похмельем, и я вдруг обнаружил, что сижу за кухонным столом и отчаянно пытаюсь прочесть этикетку на пустой банке из-под воздушной кукурузы.

Наклейка сообщала о бывшем содержимом банки больше, чем я вообще хотел знать о воздушной кукурузе. Иногда я жарю себе эту кукурузу — время от времени, может раз в месяц, не чаще, но этикетка не считала мои чересчур простецкие отношения с воздушной кукурузой заслуживающими внимания. Она ударилась в длинное повествование о человеке, который вырастил эту воздушную кукурузу, и о том, как он ее вырастил. Она перечислила тысячи «мучительных» экспериментов и сорок поколений невероятных семян; которые позволили вывести именно этот сорт воздушной кукурузы — кукурузу «для гурманов». Она не забыла упомянуть ни про «нежную заботу», ни про защиту от «чужой пыльцы», в дело пошли слова «технически» и «научно», а сам продукт назывался у нее не воздушная кукуруза, а воздухозаполняемая. Мелькнули также слова «невыразимо обыкновенная» кукуруза. Я удивился: почему, расписывая свою кукурузу, они не воспользовались словом «общепринятая».

Притом у меня раскалывалась голова, и мне на фиг не нужно было все это дерьмо насчет фермера и его «воздухозаполняемой кукурузы». Банка пуста. Отвлечься или успокоиться, заполняя воздухом эту хваленую кукурузу, невозможно, даже если бы там что-то оставалось. Полная сковородка кукурузного воя — для моей измученной головы это было бы слишком.

Дочитав наклейку, я поклялся никогда больше не покупать их кукурузу.

В двадцатом веке слишком много информации занимает слишком много места, где-то нужно подвести черту, что я и сделаю, когда следующий раз захочу воздушной кукурузы. Это будет воздушная кукуруза в самом что ни на есть простом пакете — и чтоб без единого «мучительного» слова.

Воображаемое начало Японии

Так начинается первое воображаемое путешествие в Японию. В Сан-Франциско вы садитесь в самолет. Вы счастливы. Япония! Вы не один месяц планировали это путешествие. Получили свой первый паспорт и прививку от оспы, прочли кучу туристских справочников о Японии и японских обычаях. Выучили две-три простые японские фразы: «О хайо» — это «доброе утро».

Приближается день отлета. Вы пообещали привезти подарки: чайники, веера и все в таком духе. Пообещали отправить тысячи открыток. Вы начали паковать чемоданы за две недели до отлета. Только бы ничего не забыть. Вы перевели деньги в аккредитивы и купили билет на самолет.

И вот настал знаменательный день — над Тихим океаном вы летите в Японию. Проходит час за часом. Вам не сидится на месте. Страна с тысячелетней историей, цивилизация, строившая прекрасные дворцы задолго до того, как американцы начали строить курятники.

Десять часов подряд вы не видите вообще ничего, и тут показывается земля, начинается береговая линия — Япония!

Самолет все ближе и ближе подбирается к острову, и вы замечаете у воды миллионы японцев. Их лица обращены к небу, туда, где летит самолет, вы опускаетесь все ниже, ниже, и вот уже совершенно ясно: люди высматривают именно ваш самолет, они держат в руках какие-то штуки и принимаются ими размахивать.

Сначала вы не понимаете, чем это они машут, но неожиданно, чудом, до вас доходит. Миллионы японских мужчин, женщин и детей машут самолету палочками для еды.

Добро пожаловать в Японию!

Листья

Меня начисто стерли с лица природы, словно классную доску перед началом уроков, и потому, забредя вчера в японский район Сан-Франциско — Японский Город, — я вдруг увидал, что весь тротуар завален шоколадными обертками.

Сотни шоколадных оберток. «Кто, черт побери, слопал весь этот шоколад?» — думал я. Будто по улице прошагал всеяпонский съезд шоколадоедов.

И тут я заметил неподалеку сливовые деревья. И тут я заметил, что уже осень. И тут я заметил, что листья падают, как им положено падать каждый год в это время.

Где же меня носило?