Читать книгу "Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель"

Итак, год ушёл на то, чтобы перепробовать все типы мужчин, а потом я влюбился по-настоящему.

Но прежде чем снова браться за тему любви, я напишу, пока не забыл, кое-что о Боге. Однажды нам с Катей Гольдиной было дано бесспорное доказательство его существования.

После написания голландской повести Катя на пару недель приехала в Германию. Как всегда, нехватку денег на карманные расходы она восполняла посредством игры на флейте. В один из познавательных и одновременно коммерческих бросков на юг страны она останавливалась у родителей Олега (которых мы все, кстати, очень любим). У Кати был далеко не самый удачный день, но под вечер прохожий дал ей бумажку в двадцать евро. «Это Бог послал тебе», — сказала вечером за чаем добрая и набожная мама Олега. «Да ну, — отмахнулась Катя, — если бы он был, то по, крайней мере, позаботился бы, чтобы не все красивые и умные мужчины были гомосексуалистами…»

На следующий день Катя снова играла на каком-то мосту, как она это любит. Собирался дождь. Вдруг рядом появился вчерашний мужчина. Он снова протянул двадцать евро. Катя начала благодарить и одновременно уверять, что её скромная музыка не заслуживает таких гонораров. Но прохожий уже спешил дальше. «Это не от меня, а от Бога», — только и сказал он, уходя.

Поэтому я думаю, что Бог есть и он неспроста допускает мужеложство. Или на этот счёт могут быть другие мнения?

Рыбный рынок

У меня есть теория личных радикальных перемен. В 1985 году меня приняли в пионеры. В 1990-м я выполнил норматив третьего разряда по конному спорту, претерпел половое созревание и решил, что буду бисексуалом.

В последние часы 1995 года мне разбили голову и выставили передние зубы, после чего я устроился сразу на несколько работ и начал писать стихи. Современный казахский акын Ербогулов сначала был футболистом, а стихи стал писать после того, как ударился головой о штангу — предмет абсолютно неодушевлённый. Меня били разными человеческими конечностями, то есть живым материалом, а под конец бутылкой шампанского, которую я собирался подарить своей первой женщине Майе. Поэтому и стихи мои гораздо душевней, в них больше человеческой теплоты, страсти и брызг («Советского», как помню) шампанского.

В 2000-м я полюбил своего будущего мужа Олега, добился взаимности и начал вести гомосексуальный образ жизни. Например, мы ходили с ним вместе в кино. Ещё через пять лет, пройдя этапы классической моногамии, открытых отношений и раздельного проживания, мы окончательно расстались. В очередной раз радикально сменились декорации: оставив желтый двор в Аймсбюттеле, континентальной части Гамбурга, я перебрался к порту и Рыбному рынку. Там началась и пока продолжается моя личная современность.

В год смены декораций мы с Ербогуловым вместе оказались под твердой обложкой поэтического сборника, что, в целом, подтверждает теорию о пятилетних циклах, хотя параллели наших биографий на этом пока исчерпываются. Пару раз я выступал в том году на разных чтениях в Москве и обзавёлся новыми знакомствами среди литераторов, блоггеров и сочувствующих.

Среди них был и некто Оловянный Солдатик. Не из-за Андерсона, а потому что работал с цветными металлами. Однажды Оловянный дал интервью глянцевому журналу «Работница» в качестве образца метросексуала и завидного московского жениха. Девушки и женщины, особенно из провинции, с тех пор массово добивались его благосклонности.

У Оловянного получилось совместить командировку со свободной неделей в Европе. Я звал его проявляться в Гамбурге, смутно отметив про «может быть, не один», — наверное, с девушкой. «Только у нас на всех будет лишь одна комната, и та в состоянии ремонта», — предупредил я. Именно в это время от знакомых друзей любовников других друзей — иначе говоря, гей-мафии — я узнал о свободной квартире в порту: такой, о которой мечтал, практически у воды. Я решил переезжать через пару недель, но для этого нужно было спешно урегулировать денежные, организационные и бумажные дела. Германия, если вы не знали, — страна победившей бюрократии, и в частности института прописки.

В день, когда я покупал краску для ремонта и готовился встречать Оловянного, мне позвонил новосибирский заяц Тим, от которого не было вестей почти два года. Странным образом Тимка находился не в Новосибе, а во Франкфурте-на Майне — без денег и крова, хотя и с обратным билетом в Россию через две недели. Объяснить это он не мог, но надежду питал только на русское консульство и на меня. Проверив службу митфаргелегенхайт, придуманную именно для таких случаев, я составил маршрут и нашёл Тиму попутную машину в Гамбург.

Тим прибыл чуть раньше Оловянного, совсем взрослый и подкачанный, — и сразу полез в холодильник.

Оловянный приехал не с девушкой, а с небесной, но какой-то пацанской красоты парнем по имени Женя. «Вы вместе путешествуете? Молодцы, а я-то со своим поругался…» — выдал Тимка за чашкой кофе, не обращая внимание на реакцию гостей. Оловянный лишь чуть-чуть побледнел, а вот Женино лицо исказила мучительная работа ума. «Андрей, — теряющимся голосом объявил Оловянный, — у меня есть для тебя подарок, но я хотел бы вручить его…» — «Понятно», — отозвался я, подмигнул Тиму, и мы вышли в подъезд.

«Он ничего о тебе… то есть о вас, о таких, не знает» — зашептал Оловянный. — «Прекрасно, и кто он вообще, такой информированный? Мне отказаться в его присутствии от всякой личной жизни?» — «Просто хороший друг. Мы решили вместе поездить». Оловянный вздохнул.

Женя решил благоразумно выяснить, как мы поделим спальные места. Тим ехидно заметил, что насиловать без добровольного согласия здесь никого не будут. Я подтвердил приверженность этой гуманистической позиции и даже предложил ребятам посмотреть окружающий мир. Но идти на полисексуальную вечеринку в «Кир» Женя не хотел, сославшись на усталость и «если бы там были нормальные девчонки». И Оловянный отказался. Мы оставили их отдыхать дома, а сами сели на велосипеды и уехали в клуб.

«Бля, вот не повезло парню — влюбиться в натурала», — сказал Тим за второй водкой с «Ред Буллом», когда мы уже обсудили все новости. Я хотел было ответить, что не уверен в этой оценке, но тут к нам подошёл котик Штефф — почти дипломированный психолог и буддист, с которым какое-то время спал я сам, потом по очереди я и мой муж, а потом только мой муж. Штефф и Тим познакомились. На смеси русского, немецкого и английского мы поговорили о том, насколько далеко можно зайти в поисках собственного «я», потом перебрались на танцпол, выпили и поговорили ещё. Судя по вниманию окружающих, эффектный Тим невольно занял в эту ночь роль Главной Звезды клуба. Я устало и мудро взирал на бушующие страсти. После того как несколько человек предприняли в отношении Тима отчаянные попытки приголубить и угостить напитком, Штефф, очевидно, решил больше не терять времени и брать быка, хмм, за рога. «У тебя такие красивые губы, — сказал он Тиму, потупив взгляд, — как жаль, что я не могу их поцеловать». Я не сдержался и выразительно фыркнул. «Why not?». — Тим уже подтягивал к себе Штеффа.

Итак, я чувствовал себя слишком многоопытным и усталым для этого мира. Но мир тем не менее не собирался меня отвергать. Возможно, потому что на мне была майка с большим медведем в позе «превед». На танцполе я поймал взгляд раскованного, судя по всему, парня. Спортивного, бритого под ноль. Мы без слов поняли друг друга. Проблема состояла лишь в том, что в «Кире» нет тёмной комнаты. А клубная ночь была особенно людной. Пришлось проталкиваться в туалет… Я совершенно вылетел из пласта реальности, поскольку человек хорошо знал своё дело. Смачно отсасывая, достал презерватив и спустил джинсы со своей крепкой попы… Я вставил и начал двигаться. Скорость нарастала. Пакет мускулов сам насаживался на меня. И я уже думал, что вот-вот… Но меня неожиданно выбросило из процесса: под стенкой туалетной кабинки я заметил чью-то руку с видеокамерой.