Читать книгу "Зрячий - Олег Быстров"

В зале царил полумрак. Интерьер пивной оставался неизменным, наверное, уже лет сто. На стенах были развешаны фитильные лампы. Думаю, электричество еще не скоро найдет сюда дорогу, традиции важнее. Посетители сидели на крепких табуретах за столами, стилизованными под пивные бочки, пили крепкое темное пиво из рифленых стеклянных кружек и закусывали соленым сыром, вареным горохом и перьями зеленого лука. Всё здесь просто, прочно и добротно.

В воздухе висела плотная пелена табачного дыма, стоял ровный гул голосов, все столы-бочки были заняты, но меня интересовал вполне определенный человек. Пошарив глазами по залу, я нашел искомое – в дальнем углу, в окружении своих помощников восседал Ганс Сундук.

Если вы хоть раз увидите Ганса, то уже никогда не спутаете его с кем-нибудь другим. Это горбун, рост которого едва достигает полутора метров. Длинные, как у обезьяны, сильные руки с огромными кулаками свисают чуть не до колен, короткие ноги оканчиваются непропорционально большими ступнями, которые Ганс зимой и летом обувает в калоши громадного размера. Маленькая головка с хитрыми глазками, на шишковатом черепе редкий пух рыжих волос. Этот человек может показаться комичным или отталкивающим, и оба впечатления будут неверны.

Сундук держит Рынок – огромное пространство Предместья, застроенное павильонами, складами, палатками и торговыми радами с хлипкими навесами. Здесь честно торгуют мясом, маслом, зеленью и фруктами. Но не только. В укромных местах и темных задворках Рынка играют в карты, продают и покупают контрабанду, сбывают фальшивые деньги. Круглые сутки обслуживают клиентов притоны с дешевыми проститутками. Тысячи людей зарабатывают на Рынке деньги самыми разными способами. Честными и не очень.

Обладая незаурядной физической силой, Ганс начинал вышибалой в павильонах. Многие поплатились тогда за то, что не восприняли сразу этого человека всерьез. Сколько челюстей сломал Ганс, сколько ушей отрезал, теперь уже не сосчитать, но сегодня это полновластный предводитель рыночного теневого народца.

Железной рукой правит он жуликами всех мастей: торговцами «веселой травкой» и оружием, шулерами, мошенниками и сутенерами. В то же время все грузчики и рубщики мяса, зеленщики и весовщики знают, кто хозяин на Рынке, и все платят нелепому горбатому карлику долю с доходов. Теперь отношение к Гансу не только серьезно, но и с большой толикой уважения и страха. Сундук слывет предводителем жестоким, но справедливым. Он выступает третейским судьей в спорах между здешними уголовниками, наказывает виновных и держит подпольную казну.

Вот к этому человеку я и направился. Ганс сидел в окружении троих отъявленных маргиналов, ни одного из которых я не знал, но это и неважно – я знаю Ганса. И что еще важнее, Ганс знает меня.

Вернее сказать, он был знаком с цыганами и уважал дядюшку Марло. Этот вольнолюбивый народ умел заставить себя уважать: стоило обидеть цыгана, и на его защиту вставал весь табор. Обидчику предстояло разбираться с отчаянными парнями, умевшими драться и, если необходимо, не щадившими ни себя, ни врагов. Поэтому с цыганами, считавшими себя одной большой семьей, старались не связываться. А с дядюшкой Марло Сундук вел когда-то дела и признавал за старым цыганом ту честность, которая ценится в этих кругах превыше всего.

Я остановился за шаг от стола и выдержал почтительную паузу. Первый из компании, высокий, с сумрачной физиономией мужчина средних лет, жевал, уткнувшись в тарелку, и ни на что не обращал внимания. Второй, постарше, воззрился на меня с подозрением, а третий, совсем молодой, со шрамом через всё лицо, вопросительно уставился на вожака. Не сомневаюсь, если бы возникла необходимость, меня бы тихо прирезали прямо здесь, незаметно и аккуратно. Потом вынесли бы через черный ход и спрятали так, чтоб никто никогда не нашел. Но Сундук расплылся в улыбке.

– Мартин! – проговорил он высоким надтреснутым голосом. – Черт меня забери, я страшно рад тебя видеть! Ты, наверное, подумал над моим предложением и решил перейти в команду папочки Ганса?

Действительно, помимо нежных воспоминаний юности, он знал меня и в более позднее время как артиста цирка. Постоянно гастролируя в провинции, мы тем не менее несколько раз выступали в Капиталле, давая представления как раз на Рынке. Ганс видел наш с Россом трюк, и его изощренный криминальный ум сразу построил несколько вариантов мошенничества с использованием моих способностей. Он предлагал мне участие в аферах, и кто знает, если бы не АСА, может, я бы сейчас либо являлся подданным империи Ганса, либо находился бы на каторге.

Кстати, к операторам главарь вообще относился уважительно, и Агентство было чуть ли не единственной службой, которую он признавал. Конечно, после полиции.

– Мое почтение всей честной компании, – ответствовал я с поклоном. Эта публика любит уважительное отношение. – Спасибо, Ганс, но я еще подумаю…

– Ха! – откликнулся он. – Думай и, когда надоест казенная похлебка, подмигни. Старина Ганс обязательно найдет для тебя теплое местечко! Садись, парень…

Как по волшебству появился еще один табурет, на столе оказалась полная кружка и лишнее блюдо с сыром. Потекла неспешная застольная беседа, рыночные новости: кто с кем, когда и за что. По большей части всё это мне не интересно – людей этих я не знаю, от криминальной жизни Рынка далек. Я слушал ради приличия, кивая и прихлебывая пиво, и ждал возможности задать интересующий меня вопрос.

Как-то незаметно разговор перешел на недавнюю драку, случившуюся в рядах, чью-то смерть, а потом заговорили о ножах. Тут я и влез:

– Ты же знаешь, Ганс, я всегда был неравнодушен к клинкам, – заговорил я доверительно, но так, чтобы слышали все. – У меня есть хороший кинжал, но хочется собрать приличную коллекцию. Сабли, шпаги, мечи…

– Хо, Мартин! Ты становишься настоящим обывателем. Будешь вешать их на стену? – засмеялся главарь. – Могу поспособствовать в приобретении отличной навахи! Нож надо носить за поясом или, на худой конец, за голенищем сапога…

– Да нет же, Ганс, я не собираюсь никого резать…

– И в этом твоя беда, парень. Оружие должно действовать, применяться по назначению. Оно живо, пока питается кровью! В противном случае клинок покрывается мертвой ржавчиной.

Его слова неожиданно откликнулись во мне:

– Ты знаешь людей, которые оживляют клинки кровью? – спросил я вроде в шутку, но внутри меня все замерло.

– Конечно, – рассмеялся горбун. – Ты видишь их сейчас перед собой. Это мы не даем клинкам ржаветь! Правда, парни?

Компания дружно заржала, и у меня отлегло от сердца – обычный треп подвыпивших бандюков.

– Что тебе вся эта старинная дребедень? – гнул свое Сундук. – Или ты надумал открыть антикварную лавку, наподобие старины Поля? Вот у кого, кстати, бывают интересные экземпляры. Ты не смотри, что пройдоха Поль с виду прост, дело открывал еще его отец. Тогда собирать редкие образцы было проще…

– Я захожу к нему постоянно, но старый хитрец ломит такие цены, что на приглянувшуюся вещицу оклада оператора не хватает!