Читать книгу "Пленных не брать! - Виктор Бурцев"

– Главная задача – достигнуть определенной точки на территории Финляндии, – продолжал Воскобойников. – И в этом нам поможет наш союзник, офицер вооруженных сил Германии обер-лейтенант Айнцигер.

Немец привстал и коротко кивнул. Воскобойников специально не стал упоминать об СС – так было проще для бойцов.

– Ясно, товарищ полковой комиссар, – сказал Вершинин, хотя и глядел на немца с сомнением.

– А раз ясно, давайте выпьем! – Воскобойников одним духом проглотил самогон, скривился и пробормотал: – Сильна, зараза!

Все засмеялись, даже немец, который, надо полагать, понял, что говорит Воскобойников. Обстановка за столом немного разрядилась, но на немца всё равно посматривали с опаской, с недоверием.

– Вашим людям я не нравлюсь, товарищ комиссар, – шепнул Айнцигер, наклонившись к Воскобойникову.

– А чего же вы хотели? – спросил тот. – Вы фашист. Если бы я попал в компанию немецких солдат, разве они бы радовались?

– Я был в Брест-Литовске на совместном параде советских и немецких войск, так там была вполне дружелюбная обстановка.

– Всё зависит от ситуации. И не стоит называть это парадом: во-первых, торжественное прохождение ваших и наших войск не являлось парадом победы, оно состоялось после согласования деталей и подписания соглашения о передаче вами Бреста Красной Армии. Сначала торжественным маршем прошли германские войска, а после того как они покинули город, туда вошли наши танковые части. Если на прохождении немецких подразделений присутствовал наш комбриг Кривошеин, то при прохождении советских подразделений ни одного немецкого солдата и офицера на улицах Бреста уже никто не видел.

– Вы тоже там были? – поднял брови немец.

– Да, – коротко ответил Воскобойников, хотя ни в каком Брест-Литовске в то время не находился, а летал в Хабаровск по делам, никак с событиями в Западной Белоруссии не связанным. «Спасение идет из СССР, – писали тогда „Известия“. – Грозная, суровая, непреклонная и великодушная – идет Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Ради счастья человеческого построена наша страна, и на страже его стоит Красная Армия. Ради этой цели Красная Армия двинулась сегодня, затемняя небо стальными крыльями, потрясая землю бронемашинами, тяжелой поступью неисчислимых полков».

И спасение в самом деле шло.

Когда закончили трапезничать, Воскобойников распорядился накормить пленных финнов. Сменившийся часовой – красноармеец Каримов – грелся у печурки, не обращая на немца никакого внимания.

– Всем отдыхать, – велел Воскобойников. – Утром выходим.

14

Дождик обрушился на листву с веселым шорохом, забарабанил по черной крыше «эмки», и Мокеев громко крикнул, выныривая:

– Федорыч! Снимай портки да ныряй скорее!

Вода вокруг пухлого торса комбрига словно кипела под ударами капель, брызги сверкали на солнце. Воскобойникову неожиданно сделалось необычайно хорошо, и он заскакал на одной ноге, стягивая сапог, потерял равновесие, повалился в намокшую траву... Мокеев и Берлин захохотали, прижавшийся к дереву лейтенант тоже засмеялся. Воскобойников, лежа на спине, стащил сапог, другой, потом галифе вместе с подштанниками и прямо с глинистого берега прыгнул в воду. Вошел красиво – сам он не видел, но тело почувствовало воду не жестко, как это бывает, когда плюхнешься пузом, а мягко, приятно.

Вынырнул он рядом с Мокеевым, зацепив его толстое брюхо локтем.

– Тише, Федорыч! – попенял комбриг шутливо. – Жиры растрясешь.

– А что ж ты отъелся, словно попадья? Небось конь уже не поднимает?

– Какой тут конь... вон конь, под деревом стоит, бензином воняет. Да и танк пока еще выдерживает, вот в люк пролезать труднехонько...

Дождик барабанил по голове, колол плечи. Воскобойников окунулся еще раз в теплую парную воду, зафыркал, стряхнул со лба налипшую нитку водоросли.

– Чисто водяной, – засмеялся Берлин, подплывая. – Ты одежду-то чего под дождем побросал? Намокнет.

– А я и сам мокрый, – ответил Воскобойников.

– Коля, собери одежду! – крикнул на берег Мокеев. Лейтенант почему-то на цыпочках, как кот, пробежал под дождем, быстро собрал вещи Воскобойникова и шмыгнул обратно под дерево.

– На тот берег рванем? – спросил комбриг, пихая Воскобойникова.

– А не далеко?

– Когда это мне далеко будет, я на пенсию подамся, мемуары писать. Наумыч, ты с нами?

– Увольте, – отказался Берлин и уплыл плескаться на мелководье. Мокрая бритая голова бригинтенданта блестела в солнечных лучах, словно церковный купол.

– Ну, как знаешь, – сказал Мокеев и поплыл саженками, разгоняя волну. Воскобойников двинулся следом и обнаружил, что никак не может приноровиться к скорости толстого комбрига. Тот обернулся и крикнул на плаву:

– То-то, брат! Я на Оке вырос, а ты, небось, в бассейн ходил!

– Не ходил я в бассейн, – обиделся Воскобойников. – У нас в деревне речка была – таракан перескочит.

Когда до противоположного берега оставалось метров пятьдесят, Мокеев неожиданно остановился и подождал Воскобойникова. Отдуваясь, он пробормотал:

– Есть разговор, Федорыч.

– Прямо тут?

– Прямо тут, – серьезно сказал комбриг. – Рыбы коли и услышат, никому не скажут. Вот что... Слушай, Федорыч, помнишь Спасского?

– Из Уральского округа, у Гарькавого служит?

– Нет, из Наркоминдела. Гражданская, Орел...

– А, носатый этот? Помню. А что?

Про Спасского Воскобойников только то и помнил, что Орел, гражданская, носатый... В каком-то рыжем кожушке, с большим нелепым маузером. Что он там делал, Спасский? Уполномоченный Реввоенсовета? Что-то, связанное с Троцким...

– Говорил с ним третьего дня, – сказал Мокеев, тихонько подгребая руками, чтобы не сносило течение.

– Как он? – спросил Воскобойников, потому что нужно было что-то спросить. Разговор ему не нравился, хотя он не мог представить, что плохого, опасного может сказать добродушный Мокеев, которого он знает без малого двадцать лет. Но Мокеев сказал:

– Ты надежный человек, Федорыч. В армии есть люди, которые хотят... В общем, готовится переворот.

– Ты с ума сошел, Кириллыч.

– Я тоже сперва так подумал. Знаешь, кого он называл? Какие фамилии? Уборевич, Тухачевский, Эйдеман... Не нам чета.

– Ловушка, Кириллыч, – убежденно сказал Воскобойников.

– Оно бы и так, но мне и раньше говорили. Ты его не знаешь, из политуправления товарищ. Что делать, Федорыч?

– Сообщи куда следует. Ты большевик, Кириллыч!

– Большевик, – ответил Мокеев, пожевав толстыми губами. – И ты большевик. И Тухачевский, и Рыков...