Читать книгу "Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин"

Всего несколько минут потребовалось для того, чтобы Лабиринт перестал существовать и на его месте образовалась каменная пустошь, заваленная обломками сахарно-белых, ослепительно отсвечивающих на солнце скал. Над пустошью с криками носились тучи перепуганных птиц, а за ней вставали густые леса, голубели горы, на склонах которых раскинулся невидимый отсюда Город Желтой Черепахи.

Внезапно обрушившаяся боль выгнула мое тело дугой, изломала, изорвала его на куски. Глаза залила кромешная тьма, но теперь это уже не имело значения…

1988 г.

Повести

Сумеречный септет

Септет — ансамбль из семи музыкантов, а также музыкальное произведение для ансамбля.

Советский энциклопедический словарь, 1985 г.

Адажио

Бруно Санчес

— Думаешь, группа Александеро могла здесь пройти?

— Нет.

— А мы сможем?

Хильмо Метехинк, он же Дохлый Пес, он же Скверный Мальчик, пожал плечами и уставился на раскинувшиеся перед нами бурые поля.

— По карте это непролазные топи. Но если Александеро с командой пошел в обход, а нам удастся пройти по прямой, мы сэкономим сутки, может, даже двое.

— Как скажешь, Патрон. — Маленькие глазки Хильмо, спрятавшиеся под густыми бровями, ничего не выражали.

— Тогда вперед.

В широком лице Хильмо, похожем на скульптурную заготовку, ничего не изменилось. Скверный Мальчик не привык обсуждать задания; он почуял кровь, и теперь его не остановят ни болота, ни тайфун, ни землетрясение.

При каждом шаге мы по колено проваливаемся в мутную вязкую жижу, а когда вытаскиваем сапоги для следующего, болото жадно и негодующе чавкает, словно недовольное тем, что у него отнимают добычу. Слеги уходят в коричневую топь чуть не до половины — останавливаться нельзя. Я взмок с головы до пят, автомат больно бьет о правое бедро — не миновать синяка. Рюкзак оттягивает плечи, мошкара залепляет лицо, лезет в глаза и ничуть не боится репеллента. Скверный Мальчик поворачивает заросшее недельной щетиной лицо и кривит рот в улыбке — оттопыренная нижняя губа похожа на кусок сырого мяса.

— Когда я уходил из Ледяного Садика, было хуже, — хрипит он ободряюще.

Я киваю. Отвечать не хватает сил. Да и что отвечать? Такая у Хильмо профессия — то в Ледяном Садике отдыхает, то на Сковородке. Но мне-то из государственных тюрем бегать не доводилось, так что сравнивать этот поход не с чем.

Хильмо — моя гордость. Я, можно сказать, вылепил его своими руками, хотя, надо признать, и материал попался хороший. Из Красавчика Сисо, например, так ничего и не вышло. Спился и едва не завалил дело с Прохвостом. А какие подавал надежды! И внешность героя-любовника, и манера изъясняться не хуже, чем у ректора университета…

Когда Шварц — кажется, это было лет восемь назад — принес мне подборку полицейских дел, я остановился на двух: ограблении заводской кассы и избиении шести блюстителей порядка — с мокрушниками связываться не хотелось. Собственно, нужен мне тогда был только один — профессиональный взломщик, — второго я прихватил на всякий случай. Уж очень меня поразила его история: избить шестерых полицейских — это вам не приезжего ротозея в темном переулке прирезать.

Я помог им выбраться из Скворечника и задействовал Красавчика против Бильбино-Кошелька, а о Хильмо — тогда он не был еще ни Дохлым Псом, ни Скверным Мальчиком — забыл. Время было тяжелое — Рыбак чуть не обошел Шварца на выборах.

Я забыл о нем, и очень может статься, и не вспомнил бы — что мне какой-то драчун Хильмо, — не заявись он ко мне однажды собственной персоной, чтобы выразить благодарность и предложить свои услуги. И тогда я заинтересовался им всерьез. Если бы он вышел на Шварца — а это было значительно проще, — отдыхать бы ему до конца своих дней — кстати, в этом случае отнюдь не долгих — на Сковородке. Но он вышел на меня. То есть выглядел малец дуб дубом, по крайней мере старался таким казаться, а на деле-то был востер.

Мы неоднократно пускали его в игру, и он ни разу нас не подвел. Разве что с архивами Дюмо Конглуэ, но это в конце концов мелочь. Парень работал превосходно — дерзко, с фантазией, хватку имел бульдожью, и главное — везунчик. Может, потому я и выбрал его своим спутником — удача мне теперь нужна как никогда. Если вдуматься, то и не только мне, а всей Планете.

Эрнест Александеро

Заохала и запричитала ночная птица, где-то в отдалении, то ли отправляясь на охоту, то ли отходя ко сну, громко вздохнул туджан. Мелкий дождик усилился, и его монотонный шум поглотил все остальные звуки. Поудобнее перехватив карабин, я продолжал обход тента, под которым спали участники нашей экспедиции. Сегодня нам с ночлегом повезло — тент установлен на вершине невысокого холма, а холм в здешних болотах такая же редкость, как оазис в пустыне.

Мои товарищи спят вповалку — в пропотевших комбинезонах, в тяжелых штормовках, впитавших в себя душную влагу болот и специфический запах тины. Изредка они ворочаются, вскрикивают и постанывают. Даже Валентин сегодня спит беспокойно, хотя он-то привык к кочевой жизни и переходы в двадцать-тридцать километров в день для него дело обычное. После исчезновения Пахито ему придется взять на себя роль проводника и показать, чему он успел научиться за годы скитаний по лесам. Правда, здесь не обычный лес…

Валентина я знаю со школьной скамьи, однако после того, как он окончательно бросил малевать пейзажи и рекламные вывески и ушел со своим дядюшкой на поиски Мертвых городов, видеть его мне доводилось нечасто. Внезапно появляясь, он обычно учинял несколько грандиозных скандалов в лучших кабаках города, а потом, поистратившись, перебирался к «Робину» и, обзаведясь какой-нибудь сомнительной подружкой, ложился на дно до полного оскудения кошелька.

Он любил прихвастнуть своей удачливостью и слыл докой по части поиска Мертвых городов, но, кажется, занятие это было не слишком прибыльным. Во всяком случае, когда я предложил ему бросить валять дурака и отправиться на розыски Станции, он согласился без колебаний: «Если найдется чудак, который оплатит снаряжение и все остальное, то за мной дело не станет». И «чудак» нашелся…

Под ногами у меня зашуршало, и я торопливо шагнул в сторону — здешние болота кишат змеями. Раньше я был уверен, что эти твари предпочитают сухие места, но здесь их и в воде сколько угодно. Батиста Викаура, тот самый «чудак», который взял на себя расходы, связанные с организацией нашей экспедиции, относит местные виды змей к неядовитым, но он же и предложил первым делом выжечь на месте стоянки всю траву, хотя устал не меньше нашего, а в такой сырости даже обыкновенный костер развести — задача не из легких. Десто Рейнброд, боящийся змей больше, чем насмешек, не поленился обнести брезент веревкой, собрав у нас все имеющиеся запасы, — он слышал, что такое препятствие им не одолеть. Сомневаюсь в действенности этой меры. Десто, впрочем, и сам не был уверен на все сто, иначе он не залез бы на середину брезентовой подстилки, предоставив другим ютиться по краю.