Читать книгу "Гнев Господень тактического назначения - Андрей Фролов"

Я клацнул предохранителем, перебросил «беретту» в правую руку, а затем плавно, вслед за стволом пистолета, обернулся. Талбатов, все еще лежащий на столе, куда его отбросил Михаил, что-то кричал, с тонким пронзительным скрипом отползая прочь по полированной поверхности. Я перевел взгляд и ствол на открывающуюся дверь.

Секретарь возник в дверном проеме, водя зажатыми в руках пистолетами, лихорадочно стараясь сориентироваться в полумраке помещения и понять, что же происходит и куда подевался босс. Его силуэт можно было хоть сейчас увозить в ближайший тир, невольно подумалось мне, и я позволил себе улыбку. Не дожидаясь, пока верзила начнет палить, я прицелился и нажал на спуск.

Горло секретаря взорвалось, словно он проглотил зажженную петарду. Две пули, одна за другой, ударили в человеческую плоть — одна в гортань, другая чуть ниже. Довольно неплохо пристреленная «беретта» била мягко и почти без отдачи. Секретарь, к моему удивлению, не упал, а пошатнулся и, упершись плечом в косяк двери, остался стоять на ногах.

Тем временем за моей спиной Талбатов, так и не перевалившийся за край стола (голова его уперлась в подлокотник собственного кресла, лоб покрыла плотная пленка пота), до пояса, тяжело и неуклюже, свесился с него вниз головой. Судя по звукам, сейчас он пытался открыть сейф, в призрачной надежде успеть достать из ящика именной пистолет «Макаров». Я, почти наугад, выстрелил в его сторону, пробив толстое бедро и сбросив на пол. Виталий Александрович взвыл, словно пожарная сирена, с грохотом рушась под стол и сбивая кресло. Я снова перевел прицел на еще стоящего в дверях секретаря (черный костюм с отливом, белоснежную сорочку заливает ярко-красная кровь). Охранник что-то хрипел, но умирать отказывался наотрез, из горла его с бульканьем вытекали последние силы. Пистолеты опустились.

Я прислушался к окружающим звукам, оценивая изменившуюся обстановку, присел за кресло, на котором сидел еще минуту назад, и еще дважды выстрелил противнику в сердце. Гильзы со звоном заскакали по широкому столу Талбатова, оставляя на его зеркальной поверхности след своего горячего дыхания. Двух попаданий в грудь хватило — здоровяк-телохранитель отлетел, ударившись о дверной косяк, завертелся на месте, словно шарик в пинбольном автомате, и упал на пороге. Я быстро катнул кресло к окну, мягко перепрыгивая к стене у двери, и присел на корточки.

Автоматная очередь оглушительно застрекотала из дверного проема, разрывая в клочки мое кресло, а заодно кроша стены, картинки на них, узкий резной шкаф и рикошетом вышибая окно. Этот — определенно не телохранитель — отморозок, каких из демобилизовавшихся с юга набирают, или мент бывший. Даже не проверил, в порядке ли шеф, а начал палить, словно его душманы окружили…

Пополз едкий пороховой дым, звенело металлическое эхо выстрелов. Я равнодушно наблюдал за крушением кабинета своего бывшего заказчика, считая выпущенные патроны. Верещал еще раз раненный Талбатов — рикошетные автоматные пули все-таки задели его. Разъяренный битвой (я вдруг почувствовал к этому человеку каплю уважения) и доведенный до отчаяния неожиданным поворотом дел, он все же смог открыть сейф. Нашел пистолет. Снял его с предохранителя. Поднял над столом и, совершенно не целясь и даже не видя целей, несколько раз выстрелил в сторону двери. Одна пуля попала в стену в метре от меня, вторая в телевизионную панель, еще одна — в дверной проем. Едва увернувшись от пластиковых щепок, летящих от косяка, автоматчик бросился вперед, снова без разбора поливая кабинет свинцом. Теперь он стоял над трупом убитого секретаря, получив обзор практически всей комнаты, так близко и рискованно открыто, что я видел слева от себя плюющийся огнем компенсатор его «калаша».

Я оценивающе покосился на находящийся в опасной близости ствол (хоть рукой берись) и поднял пистолет. Следующий мой выстрел практически отрубил Талбатову кисть с пистолетом, поднятую над столом. Тот закричал совсем уж истошно, как забиваемый на скотобойне хряк, и повалился под стол. Поток огня из дверей неожиданно прекратился, наполнив кабинет звенящей в ушах тишиной, что всегда наступает после длительной стрельбы. Под отборный русский мат щелкнул металл — охранник, еще четверть часа назад сопровождавший меня в лифте, менял магазин.

Спиной я оттолкнулся от стены, встал и внезапно появился в дверном проеме, нависая прямо над автоматчиком.

— Еб… — только и успел всхлипнуть тот, потянувшись к голени, на которой крепились ножны.

Но, безусловно, не успел… Двумя пальцами резко ухватив его за челюсть, ровно под правую скулу, я одним рывком втащил автоматчика в разгромленный кабинет. Приставил ко лбу ствол пистолета. Через миг охранник поднял на меня наполненные ужасом и удивлением (да как же это так?) карие глаза. А еще через миг я опустил пистолет прямо в нагрудный вырез одетого под комбинезон бронежилета и в упор выпустил еще две пули. Охранник упал на пороге, в падении развернувшись и подвернув под себя ставшие непослушными руки. Я швырнул пистолет за спину, слыша, как тот затанцевал по столу.

Перешагнув через трупы в секретарскую, я подхватил разряженный «Калашников» и брошенный магазин. Зарядил оружие, не спеша обернулся. Стояла обманчивая тишина, и только фотографии на стенах продолжали с шуршанием плакать мелкой крошкой битых стеклянных рамок.

— Вы, Виталий Александрович, должно быть, сейчас напуганы… — Втаптывая куски стекла в ворс ковра, я вернулся в наполненную пороховым дымом комнату. — Буквально минуту назад вы и так меня в мифические персонажи записали, а теперь вот это… Виталий Александрович, поднимитесь, пожалуйста.

Я встал прямо посреди кабинета, слева от обмякшего на стуле охранника Миши, широко расставив ноги. Как солдат, готовящийся привести в исполнение приговор… Талбатову эта ассоциация, должно быть, тоже пришла в голову, ибо вставать он не собирался. Хозяин уничтоженного кабинета уже не кричал, а лишь тихонько поскуливал, хватаясь то за отстреленную руку, то за пробитую ногу.

— Вы же понимаете, что я сам могу дойти до вас, но хотите ли вы этого, вот в чем вопрос?

Постанывая, скуля и кряхтя, прижимая раздробленную кисть к груди, словно оберегая от меня, Талбатов все же заставил себя подняться. Только сейчас, когда на бизнесмене не было его дорогих очков, я понял, какой смешной у него нос. Тем не менее толика храбрости этого человека, проявленная им в бою, продолжала меня впечатлять…

— Денис… Денис Юрьевич… Ультра, я полагаю, мы все-таки сможем с вами договориться… Я прошу…

А дальше я сказал то, что невероятно удивило и меня самого. При этом одно дело выпить водки, а потом удивиться, как это ты смог переспать с лучшей подругой. Но совсем другое — неожиданно говорить не своим голосом слова, говорить которые совсем не желал… Опустив голову, я тяжелым, словно сгенерированным на компьютере голосом вдруг зашептал…

— Путь праведника усеян деяниями злодеев и тиранов, и он тяжко согрешил, совершая над ними свое мщение. Блажен тот, кто именем доброй воли показывает, как пастырь, несчастным и слабым путь к счастью, ибо он и есть истинный пастырь и защитник братьев своих. И совершу над ними свое мщение наказаниями яростными. И узнают они, что я Господь, когда совершу над ними свое мщение…