Читать книгу "Иисус. Возвращение из Египта - Энн Райс"

Наконец я увидел впереди скопление деревьев, через которое вела тропа, выведшая нас к источнику. Вода с шумом и плеском падала с утеса и до краев наполняла две каменные ванны.

Большая из двух ванн оказалась так переполнена, что из нее текли ручейки, и вот именно к ней и подошла наша процессия. Люди стали мыть руки под струйками воды.

Мы тоже омыли ладони и руки, стараясь не замочить одежду. Вода была холодной. По-настоящему холодной. Но мне нравилось плескаться в ней. Я оглядел источник выше и ниже ванн: он весело петлял между камнями и уступами — совсем как дорога, по которой мы пришли сюда.

Потом я выпрямился и стал щипать и тереть ладони, пытаясь разогреть их.

Слева от ручья, в стороне от дороги, стоял молитвенный дом, или синагога. Ее хорошо было видно: большое здание с широко открытой дверью, через которую просматривались комнаты и лестница с одной стороны. Вокруг зеленела аккуратно скошенная трава.

Мы приблизились к входу и стали ждать своей очереди, чтобы войти внутрь.

Я заметил, что мужчины — Клеопа, Алфей, Иосиф и Симон — и Старая Сарра передвинулись в конец нашей группы, встав позади меня. Остальные женщины вместе с детьми прошли вперед, Клеопа поддерживал Старую Сарру под руку. Сила и Левий вошли внутрь. Иаков тоже остался стоять позади меня вместе с моими дядями и Иосифом.

Иосиф тихонько подтолкнул меня к открытой двери.

Мужчины встали по обеим сторонам от меня.

Я помедлил на пороге. Помещение было огромным по сравнению с маленькой синагогой, в которой мы собирались в Александрии. Туда ходили лишь мы и наши соседи, другие люди ходили в свои синагоги, их было много по всему городу. А в этом молитвенном доме вдоль стен стояли скамьи, поднимаясь ступенями, так что люди сидели на них, как в театре или как в Великой синагоге в Александрии, куда меня однажды водил Филон.

Скамьи по левую сторону от входа заполняли женщины. Среди них я разглядел своих тетушек и Брурию, присоединившуюся к нам беженку. На полу сидели дети, много-много детей, они заняли весь пол, в том числе перед скамьями с правой стороны, где сидели мужчины.

У противоположной стены возвышалась кафедра, за которую можно было встать и читать.

Я оглянулся, пытаясь понять, проходить мне дальше или пока нет. За моей спиной собралось множество людей; они ждали, когда можно будет войти. А передо мной никого не было — путь был свободен.

Однако слева стоял мужчина с длинной бородой, на вид очень мягкой, когда-то черной, а теперь наполовину седой. Волос было столько, что я почти не видел рта мужчины. Из-под молитвенной накидки, скрывавшей длинные волосы с проседью, на меня смотрели темные глаза.

Он выставил перед собой руки и заговорил тихим голосом, все время глядя только на меня, но обращаясь при этом ко всем собравшимся:

— Я знаю Иакова, верно, и Силу, и Левия, я помню их. А это кто? Кто он?

В синагоге стало тихо.

Я заметил, что все взгляды обратились на меня. Мне это не понравилось. Я начал бояться. Тогда заговорил Иосиф.

— Это мой сын, — сказал он. — Это Иисус бар Иосиф бар Иаков.

Как только он замолчал, я почувствовал, что мужчины, стоявшие вокруг, придвинулись ко мне еще плотнее. Клеопа положил руку на мое плечо, и дядя Алфей тоже. И дядя Симон придвинулся ближе и тоже притронулся ко мне.

Бородатый человек продолжал держать руку, не пуская меня внутрь, но лицо его смягчилось. Он внимательно посмотрел на меня, потом на собравшихся.

И тут раздался голос Старой Сарры, ясный, как всегда. Она стояла позади нас.

— Ты знаешь, кто он такой, Шеребия бар Ианнай, — проговорила она. — Нужно ли напоминать тебе, что сегодня суббота? Пропусти его.

Раввин, должно быть, посмотрел на нее. Но я не собирался оборачиваться, чтобы проверить это. Я уставился прямо перед собой, но ничего не видел. Может быть, я видел земляной пол. Может быть, я видел свет, проникающий сквозь окна. А может, лица, обращенные к нам.

Но как бы там ни было, я знал, что раввин смотрел на Старую Сарру. Я знал, что один из двух других раввинов, сидящих на скамье, что-то зашептал ему.

А затем мы все оказались внутри.

Мои дяди сели с самого края скамьи, причем Клеопа вообще разместился на полу и махнул мне рукой, чтобы я садился рядом с ним. Иаков, вошедший в синагогу раньше нас, подошел и сел возле Клеопы. Потом со своих мест поднялись два других мальчика, чтобы присоединиться к нашей группе. Мы все собрались в одном из дальних от входа углов.

Старая Сарра продвигалась к своему месту на женской половине медленно, с помощью тети Саломеи и тети Марии. И впервые я обратил внимание на то, что мама не пошла с нами. А она ведь могла пойти. За малышами присмотрела бы Рива. Но ее с нами не было.

Раввин приветствовал прибывающих людей, и наконец в синагоге не осталось свободного места.

Я не поднял глаз, когда послышалась его распевная речь, хотя понял, что он читает наизусть.

— Это говорит Соломон, — говорил он на иврите. — Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим и премудростию Твоею устроивший человека, чтобы он владычествовал над созданными Тобою тварями, и управлял миром свято и справедливо, и в правоте души производил суд! Даруй мне приседящую престолу Твоему премудрость и не отринь меня от отроков Твоих.

Вслед за раввином эти слова стали повторять мужчины и мальчики, и тогда он стал говорить медленнее, чтобы мы успевали повторить всю фразу.

Мой страх исчез. Люди не думали больше о нас. Однако я не забыл, как раввин расспрашивал нас, не забыл, что он хотел остановить нас. И еще я вспомнил слова, сказанные мамой в Иерусалиме. Я помнил ее предупреждение. Я знал: что-то не так.

В синагоге мы провели несколько часов. Сначала было чтение, затем беседы. Кое-кто из детей заснул. Спустя некоторое время часть людей ушла, на смену им пришли другие. Внутри синагоги было тепло.

Раввин ходил по комнате, задавая вопросы, помогая с ответами. Иногда среди собравшихся раздавался смех. Потом мы пели. Потом снова начались разговоры, беседы о Законе и даже споры на повышенных тонах. Но меня в конце концов сморил сон, и я заснул, положив голову на колено Иосифа.

Сквозь дрему я слышал, как все запели. Это было слаженное, красивое пение, не такое, как разрозненные псалмы пришедших на Иордан людей. Но я не проснулся.

Меня разбудил Иосиф и сказал, что нам пора идти домой.

— Я не могу нести тебя в субботу! — шепнул он. — Поднимайся.

И я встал и вышел из синагоги, опустив голову, ни на кого не взглянув.

Мы пришли домой. Мама сидела у стены рядом с очагом, укутавшись в одеяла. Она тут же подняла голову и посмотрела на Иосифа. В ее глазах светился вопрос.

Я подошел к ней, устроился у нее в ногах и снова заснул.