Читать книгу "Вольер - Алла Дымовская"

Тим обрадованно запихнул вожделенную книжицу в суму. Эх, чего бы прихватить еще?! Но тут же одумался. Эка, обуяла его жадность! А ведь прав Фавн, в дальний и опасный путь лучше отправляться налегке. Вот только… В небольшом тесном проеме между довольно плотно стоявшими рядами полок увидал он вдруг лицо. Картину на стене. Не просто портрет, каких много было и в его родном поселке – любой «домовой» тебе в момент соорудит, коли придет охота. Но этот был иной. Словно бы и похож на обычный, но не совсем. Будто бы не сделанный, а нарисованный человеком не маленьким, как и сам Тим рисовал в своем детстве, но должно быть, невообразимо умным и взрослым. Вот бы ему, Тиму, научиться так! А на портрете том! Да ведь это мальчик Нил! Что же получается? Он обернулся к Фавну, как если бы задавал ему безмолвный вопрос.

– Выходит, он был его сыном. Тогда все понятно, – как‑то обреченно ответил ему Фавн и пояснил: – Твой новый братишка, Нил, он был родным сыном тому мертвому человеку.

– А‑а‑а! – только и смог выдавить из себя Тим, не найдя никаких иных слов и звуков. Прочие книжки ему брать сразу же расхотелось, он на мгновение пожалел, что взял прежнюю, но не возвращать ведь ее, в самом‑то деле? Это что ж? Он совершил убийство отца того самого мальчика, которого обязался любить и жалеть, особенно от других детей. Плохо ему было уже и оттого, что совершил он, Тим, это убийство, но еще хуже сделалось потому, что оказался погубленный им человек чьим‑то отцом. Да не чьим‑то, а малыша, которого он знал и даже успел записаться ему в близкие родичи. Хоть нарочно топись теперь в той же «бассейне»! И все равно ничего не поделаешь и ничего не поправишь. Ему вдруг стало больно‑пребольно в груди.

– Пойдем, некогда здесь стоять. Поспешать нам надобно, – позвал его за собой старик, и ничего другого Тиму не оставалось, как подчиниться. – После душой намаешься, будет еще тебе время, – сказал он будто в напутствие, будто догадался, где у Тима болело и от чего.

Ушли они недалеко. И комната эта была совсем некрасивая. Как если внутри сарайчика, где «домовой» держит всякое подсобное барахлишко. Железные блестящие ящики, целая уйма, и зажимы вдоль стен, какие делаются для одежды. Однако висели на них не защитные плащи и не зимние короткополые кацавейки, а несколько загадочного вида пузырей, чем‑то смахивавших на мыльные. Только однообразного тускло‑бутылочного цвета и вовсе не прозрачных снаружи.

– Ага, вас‑то нам и надо! – торжествующе воскликнул Фавн, и сразу стало понятно – старик нашел то, что искал. – Вот и транспорт. Иначе, средство передвижения по воздуху.

– Как это? – недоумевающе спросил Тим. Глупо было и предположить, что на таких‑то штуках можно куда‑то перемещаться. Разве что верхом. Он представил себе мысленную картинку и невольно неуместно прыснул со смеху. Будто кузнечик, прыг‑скок! Ну это уж Фавн загнул, на своих ногах куда быстрее выйдет. – Я, пожалуй, отправлюсь пешком. Не полезу на этот твой пузырь, и не проси. Еще свалюсь, – брюзгливо и пренебрежительно возразил он Фавну.

– Да не верхом, дурила! – старик тем временем отсоединил один из железных зажимов. – Это же «квантокомб», иначе квантовый комбинезон, правда, сильно устаревшей модели. Даже для моей памяти. В нем и прибыл в поселок здешний Радетель… Когда еще был жив. Поди‑ка сюда, – и поманил исхудалым, согнутым пальцем.

Тим опасливо подошел. Все же успел он догадаться, что пузырь этот – вовсе не пузырь, а нечто иное, чем на первый взгляд кажется. Если на убиенном им Радетеле был некогда подобный, значит, и он, Тим, вполне сможет справиться.

– Что делать‑то? – решившись на все, спросил он. Как ни гнал сомнение прочь, но не слишком ему верилось в то, что зеленоватый и липкий на ощупь пузырь поможет хоть как его удачному побегу.

– Смотри и слушай. Очень внимательно. Повторять мне некогда, так что трудись и запоминай, – старый Фавн ловко вывернул пузырь словно бы наизнанку. – Видишь эту плоскую черную железяку? Называется – панель управления. Она будет у тебя на груди. На ней только два символа – правый «скорость полета» и левый – «состояние системы». Ну, первый, понятно для чего. Короткое нажатие – убыстрение. Долгое – замедление. А второй используешь, когда захочешь свернуть «кванто‑комб»: один раз надавишь – состояние готовности, вот как сейчас, если дважды – на груди останется лишь панель управления, на этом самом крючке‑креплении. – Фавн тронул загнутую присоску, неприятно чмокнувшую под его указательным пальцем. – То же самое, если захочешь развернуть, но в обратном порядке. Направление вверх, вниз или в любую сторону можешь менять сам запросто, как если бы ты плавал в речке. После ты на лету разберешься. И накрепко усвой – находясь внутри этой модели, ни к чему и ни к кому живому прикасаться не смей! Почему, долго объяснять. Но ты можешь невольно причинить вред или даже убить! Это чуть было не случилось с тобой, помнишь? Когда Радетель дотронулся до тебя самого.

Еще бы Тим мог забыть! Ну уж, дудки! Ни к кому он прикасаться не станет, хоть режь его на части, хватит с него и одного греха! Только что же это? И он, Тим, благодаря этому пузырю полетит по воздуху, что твоя птица? Да ведь Радетель‑то внутри него летал, и как ловко у него выходило. Это не пузырь, это невиданного рода одежа, понял он, наконец. Всего‑то одежа! Вроде ряженых на Рождество Мира! В нем поднялось вдруг неслыханной силы возмущение и на мертвого человечка, покинутого ими в дальней комнате, тоже. Вот обман, так обман! Чтоб таково‑то дурачить целый поселок! И как же посмел он? Так же, как посмел и ты, – ответил за него внутренний голос. В здешнем мире все по‑иному. Если сходит с рук убийство и никакого тебе грома небесного, сойдет с рук и обман. Он ли, Тим, не собирается нынче сделать нечто подобное? Выдавать себя не за того, кто он есть на самом деле? Губы его невольно зашептали хорошо и давно знакомую молитву, но скоро замерли в беспомощности. Молиться отныне было некому. Здешний Бог его оставил – и надо же, умер! Других он пока не знал. В голове его завертелся, закружился вьюгой бездонный хаос мыслей – хладно и муторно, он невозможным усилием заставил себя не думать из чувства самосохранения тоже. Что же, один бог сгинул, так, может, иные найдутся. Он сам себе найдет. На этом и порешил до поры до времени.

– Как его надевать? – хмуро и самую малость неприязненно спросил он у старого Фавна.

– Очень просто. Хотя для начала нам надо выйти наружу, – Фавн подхватил в охапку пузырь и без дальнейших слов направился из чуланчика прочь. Ничего более не объясняя за отсутствием лишнего времени и явной нужды. Они вышли из того же места, где вошли. Мимо разодранного окошка. Мимо двери с «ракобросом». Остановились у березовой рощицы.

– Застегни наглухо защитный плащ. Сума должна быть посередине спины… Вот так, – удовлетворенно хмыкнул старик, когда Тим исполнил все требуемое. – Теперь можешь проститься.

Тим не стал мешкать и раздумывать, обнял Анику. Словно бы прощание сделалось для него самой обыденной вещью на свете. Она не ответила ему, но жалобно посмотрела.

– Ничего, ничего… я скоро вернусь. Обещаю. Ведь не было такого, чтоб обещал я, да не исполнил, – мягко прошептал он девушке на ухо. Не было, да. А ныне вполне может и быть. Только Анике об этом знать ни к чему. Однако оставался еще и Фавн: – Как по‑здешнему прощаться‑то нужно? – спросил он у старика. Обниматься с Фавном показалось ему неподходящим способом изъявления чувств перед разлукой.