Читать книгу "Самая красивая - Гейл Карсон Ливайн"

Неслыханное дело!

Бесчинство!

Храбрости мне хватило только до подвала. Снизу на нас пахнуло гнилью. Каменные ступени были скользкими, и я наверняка пересчитала бы их, если бы не два конвоира, крепко державшие меня за локти. Как же я буду жить в подземелье?

Лестница закончилась. Шагая по темному туннелю, я видела лишь небольшой кружок света от фонарей охранников. Туннель был выбит в монолитной скале, через каждые несколько шагов его поддерживали толстые деревянные подпорки. Стены блестели от влаги. Передо мной прошмыгнула крыса, угодившая в луч фонаря.

Пройдя несколько сотен ярдов, мы свернули направо. Я еле передвигала ноги — мне казалось, они тоже стали каменными. Охранники буквально тащили меня. Наконец мы подошли к деревянной двери, обитой железом.

Пристав отомкнул замок.

Под низким потолком горели четыре масляные лампы. Под одной из них висела на гвозде связка ключей. Шесть железных дверей в камеры по трем стенам. Окошко в каждой двери забрано железной решеткой.

К одной из стен между дверьми прибиты наручники, рядом с ними — плеть. В центре огромная клеть, в которой и лев разместился бы, — наверное, для особо буйных.

Ширма в углу, за которой стоял ночной горшок для конвоира. Жаровня с мерцающими углями на кованой подставке отчасти рассеивала промозглый холод.

Из-за деревянного стола вышел тюремщик.

— Впервые здесь будет сидеть такая красотка.

Раньше я жаждала восхищения. Вот оно и пришло.

В окошке одной камеры появилась Сковорода:

— Уж не дочь ли хозяина гостиницы сюда попала? Неужели ее величе… Что случилось с девушкой?

В другом окошке возникла леди Арона и уставилась на меня.

— Эту нужно поместить туда, где ты сможешь вести за ней неусыпный надзор, Иззи, — объявил тюремщику пристав. — Посади ее в клетку.

Клетка! В ушах застучали молоты. Я вонзила каблук в ногу правого охранника и выдернула руку, ударила в глаз второго и тоже освободилась из его хватки. Охранник отшатнулся. Оказывается, я нисколько не растеряла свою былую силу.

Мозг работал лихорадочно. Я заметила, что Иззи, тюремщик, слегка припадал на левую ногу, и сразу сообразила, что раскаленную жаровню можно использовать как оружие.

Я метнулась к двери. Но не успела: охранник захлопнул ее и потянулся ко мне. Тогда я нагнула голову и бросилась на пристава, угодив головой ему в живот. Он рухнул на пол, и я кинулась к жаровне.

Один из охранников перемахнул на клетку и оттуда спрыгнул мне на плечи. Я упала. Остальные дружно навалились на меня.

Пристав поднялся с пола, отряхнулся и сказал:

— Поосторожней с ней, Иззи. Она родственница великанам.

Иззи открыл клетку, остальные охранники втолкнули меня внутрь, захлопнули дверь и опустили задвижку, прежде чем я успела кинуться на железные прутья. В голове царил сумбур, но я все равно успела заметить задвижку. Никаких ключей, всего лишь задвижка. И тут я почувствовала, что в клетке есть одно слабое место. Я снова бросилась на прутья. Они выдержали мой удар.

Я присела на корточки — стоять не позволял низкий потолок — и уткнулась головой в колени.

Пристав тем временем освободил Сковороду и леди Арону. Иви придет в ярость, узнав, что они на свободе, зато теперь ей придется считаться с советом. Я услышала, как все разошлись, все, кроме Иззи. Дверь с грохотом закрылась.

— Я бы выпустил тебя, если бы посмел, милая. Я бы развязал тебе рот и поцеловал. Я бы заставил тебя…

Отныне моей компанией будет Иззи и такие, как он. Моя жизнь началась, по-видимому, в замке, откуда меня выбросили. И закончится, вероятно, в тюрьме при замке. Ребенком я никому здесь была не нужна. Зато теперь меня берегли как зеницу ока.

Я мысленно запела новую песню, песню реки, берущей начало на горе Ормалло, откуда она стекает, захлестывая берега стремительным потоком, уносящим с собой овец, дома, людей. Нет тюрьмы для такой реки. Она свободна, свободна, свободна.

Немного погодя, обессилев от ярости и страха, я уснула. Проснулась, вздрогнув, и меня осенила идея, навязчивая идея, — такая могла родиться только в голове великана.

Во рту у меня был кляп, поэтому петь я не могла, зато могла мычать без слов. И я затянула колыбельную «Сладких снов», которую каждая мать в Айорте поет своему ребенку-айортийцу.

— Напеваешь для моего удовольствия, милая?

Я выводила мелодию, а сама силилась растянуть веревку, связавшую мои руки за спиной.

— Бьюсь об заклад, это в тебе играет кровь великанши. От такого пения публике несдобровать. Она может…

Иззи продолжал болтать. Запястья у меня горели. Я все пела и пела.

Кажется, прошло несколько часов, но от веревки я все-таки освободилась. К моему прискорбию, Иззи по-прежнему бодрствовал. Даже начал мне подпевать:

Заройся носками в мох,

Окутай голени бархатом,

Улыбнись ямочкам на коленках.

Сладких снов,

Мимо порхнет

Белый мотылек.

Я стала напевать тише, стараясь выводить сладостные глубокие ноты. Спи, Иззи, спи. Ты в утробе матери, и со всех сторон тебя окутывает ее голос.

Я молилась, чтобы мне все удалось, прежде чем сменится тюремщик и обнаружится, что у меня развязаны руки.

Иззи подпевал мне бесконечно долго, но потом начал клевать носом. Вскоре он закрыл глаза и захрапел. Победа осталась за великаншей.

Я избавилась от кляпа и поднажала на верхний левый угол клети, где еще раньше почувствовала слабину. Я оказалась права. В этом месте крепление наполовину вылезло из петли. Сумею ли я вынуть его?

После моего превращения в красавицу пальцы у меня стали тонкие, так что легко проскользнули между железных прутьев. Я достала стержень большим и указательным пальцем, но он был скользкий от смазки, и крепко ухватить его не удалось. Я попыталась схватить его через тряпку кляпа, однако от ткани толку не было. Расстроенная, я выпустила кляп, и он упал за клеткой.

Дно клетки было грязное и шершавое. По-прежнему напевая, я потерла пальцами пол, надеясь, что грязь впитает смазку. И снова попробовала вытянуть стержень, но пальцы все равно скользили. Мне все-таки удалось крепко схватить его, однако он не поддавался. Я изо всех сил тянула, не оставляя попыток.

Не знаю, сколько времени прошло, но я наконец почувствовала, что стержень поддается. Тогда я дернула, и он оказался у меня в ладони.

Я толкнула дверь клетки, она приоткрылась достаточно широко, чтобы я могла просунуть руку и почти дотянуться до задвижки, державшей дверь.

Но «почти» не означает «дотянуться». Я присела на корточки и задумалась, машинально продолжая напевать.

Нижняя петля двери была крепкая. Стены клетки — незыблемы. Мне не оставалось ничего другого, как поднять задвижку. Я потянулась к задвижке, почувствовав, как ткань под мышкой лопнула. Я потянулась дальше, и металлический угол врезался мне в тело.