Читать книгу "Двое на краю света - Татьяна Алюшина"

– Это в каком смысле не беспокоиться? – естественно, затребовала объяснения я и не могла оторвать взгляда от этого «сокола», словно и на самом деле летящего при каждом движении Краснина.

– У меня не может быть детей, – неохотно и похолодевшим тоном отрезал он после небольшой паузы и поднялся с кровати.

– Это как это? – совершенно растерялась я.

Сказать, что я обалдела от столь сильного заявления, это ничего не сказать – на минуточку, я только вчера выпросила у Трофимова спутниковый телефон, и разговаривала с Архипкой, и слушала его «Потомуто», и обещала скоро вернуться домой к сыну господина Краснина.

– Иногда так бывает у мужчин, – ледяным тоном отвечал одевающийся помощник начальника экспедиции.

– И как давно? – задала я еще более глупый вопрос, чем прежде.

Ну а вы бы что спросили в такой ситуации? Мало ли что могло случиться с человеком за три-то года – да что угодно, переболел чем-то, перемерз в своей Арктике!

– Не знаю, наверное, всегда, – пожал он плечами, снова присаживаясь на край кровати, чтобы завязать шнурки кроссовок на ногах.

– Этого не может быть! – с удивившей меня саму горячностью возразила я. – Откуда ты это знаешь?

– Я был женат, – развернулся он ко мне, чтобы видеть мое лицо. – Мы учились на одном факультете в институте, через год после его окончания поженились и прожили вместе пять лет. Все это время Ольга очень хотела детей, но у нас не получалось. Она прошла кучу обследований, а когда я сдал анализ, то стало понятно, что дело во мне. Оказалось, что у меня вообще не может быть детей. Я ответил на все твои вопросы?

– Нет, – покачала я головой и тут же задала эти свои вопросы: – Ты сам видел свои анализы, разговаривал с врачом? Что он тебе сказал?

– Мне достаточно подробно все объяснила Ольга. Она очень тяжело это пережила.

– Она вышла еще раз замуж? – вела я допрос, пока как «добрый» полицейский.

– Да, она выходила замуж, потом развелась, а сейчас не знаю, я давно не интересуюсь ее жизнью.

– И родила восьмерых детей, – ерничая, продолжила я за него мысль.

– Надеюсь, мы закончили этот разговор и больше обсуждать это не будем, – отрезал Краснин, поднимаясь с кровати.

Я поняла так, что это большой намек на то, чтобы дама вставала, быстренько одевалась и покинула помещение.

– Краснин, даже если тебе неприятна тема, которую мы обсуждаем, это еще не повод оскорблять женщину, с которой только что занимался любовью, своим холодным тоном и поведением, открыто демонстрирующим, что ей пора уходить! – отчитала я его, как королева мальчишку.

– Извини! – Он тут же залез ко мне в кровать в одежде и кроссовках, прижал к себе, поцеловал в висок и в нос, чуть отстранился, заглянул в мое лицо и повторил: – Извини. Ты права, я не подумал, что веду себя по-свински. – Он нежно расцеловал мое лицо и извинительным тоном объяснил: – Мужчине невозможно признаваться в таких вещах. Это против его природы. Это как самое большое жизненное поражение. Это больная, тяжелая тема.

– И этого просто не может быть, – твердо заявила я, – и ты…

Он коротко, нежно поцеловал меня в губы, останавливая мою пламенную речь, и попросил:

– Давай больше не будем об этом говорить. Ладно?

Я порассматривала его какое-то время и кивнула, соглашаясь – ладно, не будем, но только сегодня! А там посмотрим. Я еще ничего не решила. Это же надо такое придумать – бесплоден он!

Он помог мне встать и одеться, предложил воды и фруктов, которые были у них тут с Трофимовым, подчеркивая этим жестом, что мы никуда не спешим, что-то вроде извинения действием за допущенную бестактность несколько минут назад. Воды я попила с большим удовольствием, а от фруктов отказалась.

– Пойдем, что ли, торт попробуем, – выдвинула встречное предложение я.

– Если от него еще что-то осталось, – кивнул Краснин.

Я уже решительно двинулась вперед, подошла к двери, взялась за ручку, но он неожиданно придержал меня, развернул к себе, обнял и, заглянув в мои глаза, буквально заколдовал своим голосом, сказав всего лишь одно слово:

– Спасибо.

Наклонился и поцеловал прощальным затянувшимся поцелуем.

А я таяла, как шоколад на солнце!

В кают-компанию, она же конференц-зал, мы возвращались порознь, не потому, что конспирировались – не знаю, как Павлу Андреевичу, а мне лично глубоко безразлично, кто нас может увидеть и что подумать. Все гораздо прозаичнее, мне нужно было сменить камеру, в цифровой карта памяти уже была переполнена, ну не садиться же сейчас за Ричарда, перекидывать снимки и чистить карту в спешке. Да и на пленке хотелось поработать.

А вот когда я возвращалась из каюты, уже у входа в конференц-зал меня поймала немного опьяневшая Анжела и принялась за нетрезвые душевные излияния:

– Слушай, Павла, ты меня извини, наверное, – ухватив меня за руку, откровенничала Анжела. – Я зря тебя к Красу ревновала, уже всем на корабле известно и понятно, что ты для него тяжелый головняк и что он тебя терпеть не может, вечно за что-то отчитывает. Навязали тебя, вот и приходится ему мучиться.

Да уж, полчаса назад он так, бедненький, мучился, что хрипел во время оргазма и тяжело дышал после него, ну а с формулировкой, что я его «тяжелый головняк», полностью согласна. Он и сам еще не подозревает, насколько тяжелый!

Ответить что-то она мне не дала, впрочем, Анжела и не нуждалась в моем ответе, у нее уже имелись на все вопросы свои ответы.

– Пойду приглашу Краса на танец, – качнувшись, оповестила она о своих намерениях. – Надо как-то его расшевелить, пора ему уже обратить на меня внимание, я ведь девушка его мечты!

– А он об этом знает? – осторожно поинтересовалась я.

– Вот сейчас и объясню! – поддержала собственное решение кивком Анжела.

И, поставив перед собой реальную цель, отпустила мою руку, развернулась и пошла в кают-компанию осуществлять задуманное. А я отправилась следом, посмотреть на последствия ее действий. Интересно же! Ну и поснимать продолжающийся праздник.

Анжела проснулась утром хмурой, с головной болью и принялась жаловаться. Оказывается, Краснин ее вчера морально выпорол, объяснив во время танца, на который таки согласился, что нормальной уважающей себя девушке не подобает так откровенно пытаться снимать мужчину и предлагать себя, тем более своего преподавателя, тем более когда он не дает повода думать, что интересуется ею как женщиной.

– Вот так вот взял и отчитал! – шмыгала носом несостоявшаяся любовь Павла Андреевича, собираясь заплакать.

– Да он всех пристающих к нему девушек так отчитывает, ты же знаешь, – напомнила ей Верочка, – и всегда так, один на один, чтобы никто не слышал, чтобы девушку не позорить.

– Да, только от этого не легче.