Читать книгу "Сделка Райнемана - Роберт Ладлэм"

Свенсон заметил, что Пейс не в восторге от такого задания. Начальнику разведцентра в Фэрфаксе не удалось скрыть охватившего его на первых порах чувства недоумения. Агент, в котором нуждался генерал, должен был свободно владеть как немецким, так и испанским. И обладать к тому же определенными познаниями в области самолетостроения. Разбираться, например, в таких вещах, как динамика металлических конструкций и устройство навигационных систем. Правда, от него не требовалось быть специалистом высшего класса. Главное – чтобы он не оказался профаном, знающим обо всем лишь понаслышке. И имел «крышу». Скажем, числился официально сотрудником посольства в какой-либо стране. Что позволило бы ему свободно обращаться не только с дипломатами, но и с представителями деловых кругов.

Пейсу не понравилось то, что он услышал. Ему известно было и о прощупывании почвы в Йоханнесбурге, и о тайной встрече в Женеве. И он решил возразить. Но стоило только полковнику прервать Свенсона, как тот поставил его на место, посоветовав подождать с замечаниями, пока старший по званию не кончит говорить.

Агент в Буэнос-Айресе, продолжал генерал, должен уметь еще быстро и бесшумно убрать в случае чего то или иное лицо. То есть обладать качеством несколько необычным, как признал он же сам, для человека, неплохо разбирающегося в технике.

Итак, на роль агента в Буэнос-Айресе следовало подобрать кого-то такого, кому не раз уже приходилось убивать. Не в перестрелке с врагами, когда при виде того, что творится на поле боя, и слыша шум битвы, боец приходит в неистовство. А при встрече с противником один на один. Когда с жертвой расправляются внезапно и молча.

Узнав об этом, Пейс по-иному взглянул на дело. Выражение его лица явно говорило о том, что он понял одно: чем бы ни занимался в данный момент его начальник, это было вовсе не то, что казалось ему. Для выполнения обычных своих функций военному департаменту подобные люди не требовались.

Начальник «Фэрфакса» не стал вдаваться в подробности, осознав со всей очевидностью, что ему предстоит пересмотреть в одиночку целую гору личных дел. И поинтересовался лишь, каким кодом следует обозначать в донесениях полученное им задание.

Свенсон, по-прежнему сидя в кресле, склонился над картой, которая вот уже более трех часов лежала перед ним на столе...

– Пусть это будет «Тортугас», – сказал он, немного подумав.

* * *

18 декабря 1943 года

Берлин, Германия

Альтмюллер внимательно, с лупой в руке разглядывал печать на коричневом конверте. Чтобы лучше видеть, он зажег лампу. И остался доволен: печать была подлинная.

Курьер немецкого посольства в Аргентине прилетел из Буэнос-Айреса через Сенегал и Лиссабон и вручил конверт лично ему, как было условлено. Поскольку курьеру предстояло вернуться назад, Альтмюллер, не желая давать ему повод для обид, поговорил с ним о том о сем в легкой, ни к чему не обязывающей манере. И высказал ему, пусть и в завуалированной форме, свои сожаления по поводу того, что перечислением денежных средств посольству ведает министерство финансов. Но что он, Альтмюллер, мог с этим поделать? Тем более, что, как говорят, посол – давнишний приятель Шпеера.

Оставшись один, Альтмюллер переключил все свое внимание на конверт. Срезав верхний край пакета он извлек из него плотный лист. Письмо было написано четким и твердым почерком Райнемана.

"Дорогой Альтмюллер!

Служение рейху – большая честь для меня. Весьма благодарен тебе за обещание, что о моем участии в операции будут уведомлены многие из старых моих друзей. Верю, что ты сделаешь в этом направлении все, что только возможно в сегодняшней ситуации.

Думаю, тебе небезынтересно будет узнать о том, что мои суда под нейтральным парагвайским флагом совершают регулярные рейсы в прибрежных водах Южной и Центральной Америки от Пунта-Дельгады на юге до самого Карибского моря. Возможно, ты сочтешь нужным воспользоваться данным обстоятельством. Кроме того, у меня имеется несколько судов, в основном малых и средних размеров, с мощными двигателями. Они могут быстро перемещаться в прибрежных водах, заправляясь на моих складах горючего, и покрывать большие расстояния в короткий срок. Конечно, их не сравнить с самолетами, но зато их передвижение может совершаться в глубокой тайне, в то время как аэродромы находятся под неусыпным надзором. Даже нам, нейтралам, приходится постоянно обходить стороной заслоны.

Надеюсь, что приведенная тут мною информация послужит в какой-то мере ответом на твои несколько странные, не вполне понятные мне вопросы.

В будущем прошу тебя излагать свои мысли более точно. И скажу еще – можешь не сомневаться в моей верности рейху.

Замечу также, что мои компаньоны из Берна сообщили мне, что у твоего фюрера в последнее время появились признаки усталости. Этого следовало ожидать, не так ли?

Помни, мой дорогой Франц, что идея всегда и неизменно превыше человека. И сейчас мы сами можем убедиться лишний раз в том, что главное – это идея, но отнюдь не человек, носитель ее.

Жду твоих писем.

Эрих Райнеман".

До чего же высокопарен он, этот Райнеман!.. Взять хотя бы, к примеру, такие слова: «Можешь не сомневаться в моей верности рейху»... «Мои компаньоны из...» «Появились признаки усталости»... «Этого следовало ожидать»...

Или вот еще: «Главное – это идея, но отнюдь не человек»...

В своем послании Райнеман дал ясно понять, сколь широкими возможностями он обладает, сколь крепкое положение занимает в мире финансов, сколь «законен» проявляемый им интерес ко всему, что касается их общих дел, и сколь глубока его преданность Германии. Подчеркнув все эти обстоятельства, он поставил себя выше самого фюрера. И таким образом, вынес приговор Гитлеру – для вящей славы рейха. Без сомнения, у Райнемана есть фотокопии его письма. И он конечно же заведет досье, куда будет заносить буквально все, что только связано с операцией в Буэнос-Айресе. Чтобы, воспользовавшись им в один прекрасный день, возвести себя на вершину власти в послевоенной Германии. А то и во всей Европе. В его руках ведь будет оружие, гарантирующее ему претворение в жизнь любых амбициозных планов.

И в случае победы антигитлеровской коалиции, и в случае ее поражения. Союзников не может не тревожить мысль о такой перспективе, поскольку никому не известно, как поведет себя Райнеман: постарается ли забыть об операции или же, воспользовавшись доверенной ему тайной, вознамерится вдруг прибегнуть к шантажу.

Так-то вот, подумал Альтмюллер. Он неплохо знал Райнемана. Этот человек неизменно добивался успеха, за что бы ни брался. Его отличала исключительная методичность буквально во всем. Он никогда не порол горячку: скрупулезно изучал все Детали, прежде чем сделать очередной ход. И еще его отличало необычайно богатое воображение.

Альтмюллер вновь взглянул на слова Райнемана: «В будущем прошу тебя излагать свои мысли более точно».

Франц усмехнулся. Райнеман прав. Он, Альтмюллер, и в самом деле излагал свои мысли крайне туманно. Но тому имелись свои причины, и весьма веские: ему самому не было ясно, за что он берется, или – что будет, вероятно, точнее – на что именно толкают его. Он знал только то, что ящики с карбонадо должны быть тщательно проверены, а на это нужно время. Больше, чем представляет себе Райнеман, если только информация, которую Франц получил из Пенемюнде, соответствует действительности. Согласно этой информации, американцам ничего не стоит поставить низкокачественный борт, отличие которого от качественного материала может заметить только специалист. Такие же, не отвечающие требуемым техническим характеристикам, промышленные алмазы рассыплются при первом же соприкосновении со сталью.