Читать книгу "Страна за горизонтом - Леонид Спивак"

там до полусмерти, и, конечно, прадед смотрелся на их фоне белой вороной. Так вот, на приеме стали пить за здоровье вождя, а Борис Захарович чокался водой. Тогда Сталин опустил свой бокал и спросил у него: “Борис, ты что, не хочешь выпить за мое здоровье?” На что мой прадед ответил: “Коба, ты же знаешь, я не пью”. “Ну, как говорится, не можешь – научим, не хочешь – заставим”, – ответил Сталин… А уже на следующий день он нашел на своем рабочем столе приказ об увольнении».

Некоторым из мастеров культуры показалось, что смещение «замшелого» партийного чиновника раскрепостит творческий процесс в кино. Чутко улавливавший «политические флюиды» Александров загримировал бюрократа Бывалова в «Волге-Волге» под впавшего в немилость Шумяцкого. Новым же руководителем кино стал бывший начальник управления НКВД по Воронежской области Семен Дукельский. В молодости он служил тапером в кинотеатре, затем возглавлял одесскую ЧК, в Воронеже Дукельский лично допрашивал ссыльного Мандельштама. Среди кинематографистов бытовал анекдот, как новый глава кино по чекистской привычке отдавал своему секретарю распоряжение о приглашении в кабинет в виде команды: «Введите режиссера!» Если же посетитель входил с улыбкой на лице, профессиональный чекист повышал голос: «Выйдите, снимите улыбку и снова войдите!»

Давнишняя шутка Остапа Бендера «Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет» стала несмешной, но касалась теперь всех. К окончанию съемок новой комедии Александрова «Волга-Волга» был арестован директор картины Захар Дарецкий, затем главный оператор Владимир Нильсен, ездивший с Шумяцким в Голливуд. Даже в поздние годы жизни, относительно вегетарианские времена, седовласый орденоносец Григорий Александров предпочитал не вспоминать о своих репрессированных коллегах, вырезанных из титров его фильмов и из самой жизни.

Кинопроект «Советский Голливуд» был официально назван вредительством. Сталин потребует от мастеров кино снимать «меньше, да лучше», затем наступит пора малокартинья, когда в пустых павильонах «Мосфильма» заведутся летучие мыши, а в кинотеатрах будут годами крутить пафосно-патриотические байопики «Мичурин», «Пржевальский», «Жуковский», «Адмирал Ушаков». Как говорили позднее злые языки, появился «кинематограф Чейн-Стокса».

Журнал «Американский кинематографист», 1935 год

Опытный партиец Борис Шумяцкий не просто проиграл свою киноинтригу. Вынесенный обвинительный приговор ему и другим руководителям Госкино был оформлен нелепее самой гротесковой голливудской поделки: «…группа террористов во главе с ним, Шумяцким, с целью совершения террористического акта против членов Политбюро ВКП(б) умышленно разбила запасную колбу ртутного выпрямителя и отравила помещение просмотрового кинозала в Кремле».

Смерть и кино – трагедия по-советски на фоне «Веселых ребят» и «Цирка».

Протогород

Удавалось ли кому-нибудь в нескольких строках создать обобщенную типологическую характеристику целой нации? У Ильфа и Петрова попытка, несомненно, может быть засчитана: «Речь идет о так называемом среднем американце – главном покупателе и главном избирателе. Это простой, чрезвычайно демократичный человек. Он умеет работать и работает много. Он любит свою жену и своих детей; слушает радио, часто ходит в кино и очень мало читает. Кроме того, он очень уважает деньги. Он не питает к ним страсти скупца, он их уважает, как уважают в семье дядю – известного профессора. И он хочет, чтобы в мире все было так же просто и понятно, как у него в доме».

Илья Ильф и Евгений Петров иронично и талантливо показали Америку городскую и провинциальную. Современные Соединенные Штаты существуют и в своей третьей ипостаси – Америка пригородная, обозначаемая словом suburb (дословно – «протогород»). Сабурбия представляет собой не просто зону жилой застройки, но обширную американскую поэму, которая далека от завершения.

Сатирики увидели противоречия между грохочущими американскими мегаполисами и скучным «одноэтажным» захолустьем. Возможно, что в «мире сабурбии» они бы нашли и оценили активно проповедуемую в их годы, но так и не случившуюся на родине смычку города и деревни.

Американскому пригороду удалось почти невозможное – освоить лучшие из достижений городской цивилизации и избегнуть «классических» сельских недостатков. Американский сабурб означает хорошие дороги и удобные парковки, чистый воздух и развитую инфраструктуру, хорошие школы и низкий уровень преступности.

Крупный город и небогатую провинцию более ста лет назад уравняла торговля по почте. Президент США Франклин Рузвельт однажды сказал, что хотел бы подарить каждому русскому по каталогу торговой фирмы Sears & Roebuck, чтобы дать наилучшее представление об Америке и о том, насколько можно улучшить и украсить жизнь. И в более поздние времена попавший по случаю в советскую семью толстый иллюстрированный каталог западной торговой фирмы хранился в домашней библиотеке как некий художественный альбом из параллельного мира.

Традиция американского пригорода восходит к английскому поместью с пейзажным парком, когда природа облагораживалась человеком, но в меру. Основополагающие черты американского характера доныне коренятся не в городе, а за его пределами. Исключением остается перенаселенный Нью-Йорк, хотя и в нем, за островными границами Манхэттена, милю за милей тянутся двухэтажные частные домики с клочками стриженного газона. В этих четырех частях («боро») Нью-Йорк смахивает на разросшийся вширь поселок городского типа с собственным торговым центром.

Американец, в отличие от европейца, не стремится жить в условном «Детройте». В душе он так и не сделался горожанином, хотя его тягу к земле отнюдь не назовешь крестьянской. В Старом Свете было привычно ассоциировать знать с городом, а «чернь» – с селом. Слово «предместье» несло негативный оттенок. В американском обществе мерилом успеха, привилегией успешного класса стала жизнь в загородном доме с бассейном. Поэтому буржуазный американский пригород легко заимствовал традиционные развлечения родовой английской аристократии – гольф, теннис, верховую езду, но заменил крикет более демократичным бейсболом.

В письме супруге Илья Ильф делился наблюдениями: «Женщины здесь ходят в штанах (очень многие), вообще здесь в городе живут, как на даче, не чопорно».

Cо многим незнакомым, необычным и удивляющим пришлось встретиться переехавшим из России в Штаты: суховатая протестантская этика в быту и на службе, неудобная шкала Фаренгейта, открывающиеся только в нижней половине окна (как в поезде), всепроникающее арахисовое масло, ядовитый плющ, летние климатические ужасы на букву «h» – hot, hazy, humid, дюймы, фунты и галлоны, бейсбол как главная теленовость, пахучий скунс…

«…чем больше мы видели людей и вещей, тем меньше мы понимали Америку, – писали Ильф и Петров. – Мы пытались делать обобщения. Десятки раз в день мы восклицали:

– Американцы наивны, как дети!

– Американцы прекрасные работники!

– Американцы ханжи!

– Американцы – великая нация!

– Американцы скупы!

– Американцы бессмысленно щедры!

– Американцы радикальны!

– Американцы тупы, консервативны, безнадежны!

– В Америке никогда не будет революции!

– Революция в Америке будет через несколько дней!»

Даже по прошествии многих лет, застолбив собственное счастье в «беловоротничковом» зажиточном пригороде, российский эмигрант не освобождается от ильфопетровской дилеммы: можно позволить себе кабриолет и собственный биллиард в доме, европейский круиз или «отдых на южных курортах», но оказались вредными для здоровья бронзовый загар и «обеды на чистом животном масле».

Соединенные Штаты гордятся плеядой отцов-основателей страны. Их