Читать книгу "Позывной «Курсант» — 3 - Евгений Прядеев"

время чекист слушал байки о внезапной амнезии, кивал головой и вообще никак не демонстрировал сомнений. Даже подыгрывал. И ни разу, вообще ни разу не показал вида, будто видит, понимает мою ложь. Получается, врал?

— Да… Башку же отбили. Забыли? — ответил я Клячину настороженно. — А вы почему так странно смотрите и так странно говорите?

— Вот гадство… — Николай Николаевич покачал головой. Мой вопрос он проигнорировал. И вообще, стал каким-то пугающе задумчивым. — Я-то считал ты так, дуркуешь. Специально байки рассказываешь. Чтоб себя защитить. Или, просто-напросто, забыл лишь часть. Но никак не всё. Павел Анатольевич в Особом отделе служил. В то же время, что и твой отец… Год это был 1921…

— Слушайте, даже если и так, мне его откуда знать?

Я быстренько прикинул в голове даты. Ну, да. Все верно. Дед только родился. Так, получается. Или должен был родиться.

— Он шифровальщиком был. Как твой отец, — снова повторил Клячин.

— Да что вы прицепились-то. Одно по одному. Мой отец, мой отец… Этот Павел… черт, как его там… Он что, в Берлин к нам приезжал? Или чего? Почему я должен его знать?

— А ну-ка… Парень… Идём поговорим. Только теперь серьёзно. По-мужски…

Клячин снова схватил меня за руку и потащил куда-то в сторону деревьев. А мне очень, очень, очень сильно не хотелось ни к деревьям, ни уж тем более говорить с Клячиным. Особенно по-мужски…

Глава 14

Я, наконец, вижу всю картину целиком

— Ну, как? — Подкидыш протяжно шмыгнул носом, а потом тыльной стороной ладони почесал его.

Немного подумал, подошел к окну, приоткрыл створку и с громким звуком высморкался через подоконник. Прогресс, однако. Пару недель назад он не стал бы так заморачиваться. В лучшем случае воспользовался бы шторой. Все-таки не зря Шипко с пеной у рта обещает превратить детдомовцев из «чертей» в приличных граждан Советского общества. У него это даже, походу, получается.

— Что нам будет? Просто накажут или… — Ванька замолчал, выдерживая трагичную паузу.

— Чего «или»? Не пойму… Говори нормально! Что за шарады? — я еще пребывал под впечатлением от разговора с Клячиным и слегка притупливал. Мысли активно крутились в стороне, очень далекой от Школы.

— Ну, может нас уже того… — Подкидыш резко дернул головой в сторону, а затем провел ногтем большого пальца по шее, намекая то ли на вскрытое горло, то ли на преждевременную кончину вообще в принципе.

— Не каркай… — хмуро осадил его Бернес.

— Да чего не каркай-то? Нас этот товарищ старший лейтенант на месте преступления зажопил. Ты же сам знаешь, с легавыми ничего хорошо не бывает. Им только повод дай, сразу на тебя все грехи повесят. Сейчас вон как пришьют нам предательство и шпионаж в пользу врагов Советского Союза. И что тогда? — Ванька тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя, что ни предателем, ни вражеским шпионом он быть не хочет.

— Ты дурак? — спокойно поинтересовался у него Бернес. — Ну, какой, к черту, шпионаж? На тебя ни один враг всерьез не посмотрит. По твоему лицу сразу поймёт, тебе не то, чтоб секретное дело, тебе мешок дерьма доверить нельзя. Ты даже его ухитришься своровать, а потом загнать кому-нибудь под видом золота.

— Ага! Ты вон, этим поди объясни… Знаю, как у них все работает. Скажут, мол, они там государственные тайны обсуждали, а мы подслушали. Я легавым не верю… — Подкидыш сложил губы трубочкой, а затем плюнул так же смачно, как недавно высморкался. Он снова, кстати, сделал это в открытое окно. Удивительный уровень культурного поведения для Ваньки.

— Они не легавые… — поправил товарища Бернес. — Вернее, не совсем легавые. Да захлопни окошко-то! Хочешь, чтоб нас кто-то заметил? Не тепло ни разу. Околел уже из-за тебя. То плюешь, то харкаешь. Потерпеть, что ли, невмоготу. Нашелся, млять, верблюд.

Я с удивлением посмотрел на Бернеса. Просто от него матерные выражения звучат не часто. Подкидыш хмыкнул, но просьбу товарища выполнил. Правда, в свойственной себе манере, с недовольным видом и комментариями, как его все задолбали.

Марк сидел на одной из кроватей и периодически косился в мою сторону с выражением напряжённого ожидания. Между прочим, мне еще пришлось побегать, чтоб разыскать эту парочку долбаных конспираторов. Когда мы с Клячиным разошлись с разные стороны, я сначала бросился в Большой дом. Однако ни Подкидыша, ни Бернеса там не нашел. Остальные детдомовцы послушно сидели в своих комнатах и ничем помочь мне не могли. Ленька пытался увязаться за мной на поиски пропавших товарищей, но я, естественно, велел ему оставаться на месте и не мешаться под ногами.

Грешным делом даже подумал, а вдруг Ванька подбил Марка сбежать. Мало ли. Испугались оба наказания от Клячина, да и смылись. Потом решил, нет. Бернес никогда не подпишется на такое, ибо он точно не идиот. А вот уже после предположения о побеге сообразил, где именно эти двое могли заныкаться от посторонних глаз.

Нашел я товарищей в том самом бараке, где мы провели первые недели своей жизни, когда приехали в школу. Пацаны почти час ждали меня там, пока я вел настоящие мужские разговоры с Клячиным. Детдомовцы просто здраво рассудили, что в бараке их никто искать не будет. И, кстати, оказались правы. Впрочем, нас всех троих никто и нигде не искал.

Получекисты вместе с полноценными чекистами по-прежнему сидели в столовой. Не знаю, о чем с ними так долго беседовал этот Павел Анатольевич. Видимо, вдохновлял на будущие свершения во имя Родины. Потому что теперь, кем является сам Павел Анатольевич, я знал. Благодаря Клячину, конечно. Николай Николаевич просто назвал фамилию мужика в шляпе и все сразу встало на свои места. Сказать честно, пребывал от полученной информации в странном состоянии. Это была специфическая смесь уважения, восхищения и любопытства. Впрочем имелось еще одно чувство — досада. Но про досаду позже. Остановимся на первых трех эмоциях.

Павел Анатольевич оказался тем самым Судоплатовым, которого якобы позже назовут «Волкодавом Сталина». Говорю «якобы», потому как не знаю, насколько это правдивый вариант развития событий. Почерпнул я данную информацию в документальном фильме, который совершенно случайно увидел по телеку. Это, помнится, была какая-то хреновая ночь. Спалось