Читать книгу "Могила в пожизненное пользование - Андрей Михайлович Дышев"

бесновалась вокруг, словно кофейные крошки в кофемолке. Из окон на снежные заструги падали желтые пятна света. Кабанов отнял от груди регистратор и кинул его в мусорную урну, наполовину заполненную снегом.

«Я убью психолога! – подумал он. – Жить на этом свете он не будет».

Он прошел мимо занесенной снегом автобусной остановки. Несколько человек, подняв воротники, стояли неподвижно, как ледяные скульптуры, безотрывно глядя в одну сторону. Перемалывая огромными колесами снежную кашу, мимо проехал джип. Кабанов успел заметить внутри него малиновые, словно тлеющие угольки, цифры спидометра. Отряхнув ботинки на скользкой ступеньке, он зашел в продуктовый магазин. Две продавщицы сидели где-то под прилавком, громко и по очереди смеялись. Кабанов видел только их белые накрахмаленные кокошники. Он подошел к прилавку, глянул на потемневшую от колбасного жира разделочную доску, на большой нож с черным длинным лезвием.

– Вам что, молодой человек? – не показываясь из-за прилавка, будто кукловод, спросила одна из продавщиц.

– Выбираю, – ответил Кабанов.

– Выбирайте быстрей, а то мы скоро закрываемся.

Он вышел на улицу, крепко прижимая нож к груди. От него ядовито-вкусно пахло копченой колбасой, и у Кабанова рот наполнялся слюной. «Я убью его!» – подумал он.

Город остался позади. Кабанов уверенно шел по обочине дороги в непроглядный мрак, туда, откуда нескончаемыми эшелонами двигалась метель. Нож он держал в руке, и свет автомобильных фар отражался на узкой полоске стали. «Я его убью. Я перережу ему горло».

Он сошел с дороги и побрел по полю. Ноги увязали в снегу. Несколько раз Кабанов едва не потерял ботинки. Где-то вдали сквозь матовую завесу снежинок пробивался тусклый свет. Холод опять обосновался в теле Кабанова, мерзлым комком осел в желудке, обжег легкие, растворился в крови и по артериям двинулся покорять последний теплый плацдарм – сердце… Кабанов обо что-то споткнулся, упал лицом в снег, выронил нож. Лежал долго, чувствуя, что начинает засыпать. «Нет-нет! – мысленно сказал он, заставляя себя встать. – Я должен его убить!»

Он спрятался от ветра за мощным дубовым стволом. Достал из кармана смартфон с экраном, который был покрыт паутиной трещин. Долго отогревал пальцы своим дыханием. Наконец, включил смартфон и принялся набирать номер. Несколько раз сбивался и начинал сначала.

В смартфоне кончалась энергия. Экран угасал.

Наконец, пошел сигнал вызова. Кабанов прижал трубку к уху. Гудки. Долгие, долгие гудки.

И внезапный голос:

– Слушаю!

Тихий, спокойный и немного грустный голос. Тот самый голос, каким Евгений диктовал Кабанову слова для аутотренинга: «Над моей головой огромное и прекрасное небо. Вокруг меня прекрасные люди с красивыми глазами, в которых так много тайны! Я погружаюсь в буйство прекрасной жизни…»

– Это я… – едва смог произнести Кабанов.

– Я ждал, когда ты позвонишь, – после недолгой паузы ответил психолог.

– Я иду к тебе…

– Я знаю. Я тебя давно жду. И не только я. Тебя уже все заждались.

– Что?! Ты… ты сломал мою жизнь, ты мучил меня полгода, ты…

– Погоди, что ты говоришь? – искренне удивился психолог. – Я сделал то, о чем ты меня просил.

– Я просил кидать меня в подвал?

– Ты просил меня, чтобы я помог тебе снова восторгаться женой, ощущать вкус еды, ценить тепло и уют, радоваться солнцу и небу, смаковать каждый день… Разве ты не получил всё это? Я тебя вылечил. Ты здоров. Ты снова способен наслаждаться жизнью.

– Но… – протянул Кабанов. – Но…

Он не знал, что еще сказать.

– Кстати, – добавил Евгений. – Зоя передает тебе большой привет. И еще у нас две новенькие женщины.

– Я убью тебя… – только и смог произнести Кабанов. Смартфон выпал из его ослабевших пальцев.

Конец пути уже был близок. Кабанов приближался к тусклым огням. Он уже видел скелет строящегося здания, неровный строй гаражей с торчащими кверху коленчатыми трубами от «буржуек». Где-то тявкали собаки. Пахло углем, едой… Кабанов почувствовал прилив сил. Конец пути был близок. Конец долгого-долгого пути, и он, многострадальный путник, выбирал последние метры… «Я всажу ему нож в сердце…»

Еще немного. Последнее усилие – и он придет… Но какое спокойствие в душе! Какое умиротворение! Вот только грудь выстужена, и уж слишком жесток этот секущий ветер… Стиснуть зубы и идти! Когда остается последняя сотня шагов, дойти до конца пути можно даже мертвым.

Кабанов поправил нож в руке. Кулак онемел и не чувствовал рукоятки. Не выронить бы! Он пошел медленнее, вглядываясь в мрачные, наглухо закрытые коробки гаражей… Никогда не подумаешь, что где-то здесь – вход в иной мир, Рубикон, черта, разделяющая свет и тень…

Кабанов остановился напротив тяжелых ворот, за которыми, ревя моторами и брызгая во все стороны ослепительным светом фар, работала строительная техника, водил по черному небу стрелой башенный кран, доносились отрывистые команды рабочих. Кабанов увидел большой щит, на котором было написано: «СТРОИТЕЛЬСТВО РЕАБИЛИТАЦИОННОГО ЦЕНТРА «РАДУЙСЯ ЖИЗНИ!» И ниже: «Заказчик… Застройщик… Подрядчик…»

Увязая в свежем песке, Кабанов быстро пересек площадку и приблизился к гаражным воротам. Маленькая дверь, врезанная в середину, была приоткрыта, за ней горел свет. Кабанов оглянулся, посмотрел на черное небо, в эту страшную, ледяную бездну, откуда на землю низвергался мертвенный холод. Он содрогнулся. Невыносимо было видеть и чувствовать над собой бездну. Она так и тянет, тянет к себе, и кажется, что вот-вот оторвешься и понесешься вверх, сквозь метель и тучи…

Кабанов отворил дверь и зашел. Психолог в бушлате сидел на табурете спиной к нему и складывал в картонную коробку консервные банки, упаковки с крупами, колечки колбасы, пакеты с макаронами. Обернулся на скрип двери, поставил бутылку минералки на железный стол, заваленный инструментами, вытер руки о полотенце.

– Наконец-то! Вернулся… – произнес он тихо и устало, и трудно было понять, вопрос это или утверждение.

Нож выпал из занемевшей руки и воткнулся в песок. Кабанов, превозмогая себя, медленно приблизился к человеку в бушлате, постоял перед ним недолго, сдерживая наплыв чувств, похожих на тонкую пленку мазута поверх чистого родника, – и опустился на колени.