Читать книгу "Лекарство от одиночества - Юлия Резник"

ни делом…

— Ну а как ты себе это представляешь? Ты была замужем за его другом.

— Я и сейчас за ним замужем.

— Наверное, он решил, что это его шанс. Не знаю.

— Черт. Если так, то…

Так, Эля, признай! Ты же сама в глубине души об этом догадывалась. И твое промороженное до состояния окорочков Буша сердце очень грела эта мысль.

— Пути господни неисповедимы. Вы и не поговорили, выходит?

— Почему? Было дело. Но, — я закусываю губу, — не обижайся только, я не хочу такое обсуждать. Это тоже будет неправильно по отношению к Георгию.

— Какие уж тут обиды. Эх, не видать мне вас обоих теперь на своем дне рождения.

— Ну что ты? Мы нормально общаемся на работе.

— В этом я даже не сомневалась. Все же Жорка — чересчур благородный. Но знаешь, думаю, ему будет очень больно видеть вас с Валовым.

— Тогда я не пойду. Посидим потом где-нибудь, — становлюсь в позу. — Не хочу, чтобы он из-за меня лишался друзей.

К счастью, очень скоро разговор переходит на другую тему, а потом и вовсе мы едем в театр, где действо на сцене перетягивает на себя все внимание. Клянусь, это так красиво, что первый акт я сижу с открытым ртом и даже не вспоминаю об ужасах, творящихся в моей жизни. Теперь уж я не сомневаюсь, что место Есении на сцене. И даже хорошо, что ей оказали протекцию. Было бы жаль, если бы танцовщица ее уровня топталась в кордебалете. Даже мне, вообще ни черта в балете не смыслящей, видно, что она на голову выше других.

— Обалдеть, Вер. Спасибо, что вытащила меня, — делюсь с Верой восторгом в антракте за столиком в театральном кафе. Цены здесь просто космические. За ресторан и бокал шампанского здесь я отдала весь свой аванс. Ловлю себя на том, что в последнее время стала считать каждую копейку, будто ища подтверждения тому, что без Юры мне тупо не выжить.

— Элька? Блин, на ловца и зверь бежит! — окликает меня знакомый голос с легким акцентом.

— Матиас? Привет. Знакомься, это моя подруга Вера. Вера, это мой одногруппник Матиас Пятс.

— Очень приятно, — нервно кивает тот и снова возвращается ко мне взглядом. — Мы можем поговорить? Это важно.

Я киваю и, извинившись перед подругой, плетусь вслед за Пятсом, все острее чувствуя накатывающее волнение.

— Что случилось? — не выдержав, резко торможу.

— Это ты мне скажи. Мы же вроде бы все решили. К тому же ты сама вроде была заинтересована в том, чтобы не поднимать скандал.

— Все верно.

— Тогда какого черта твой муж угрожает мне иском?!

— Каким еще иском? — округляю глаза.

— Ты что, ничего не знаешь?

— Нет, — трясу головой. — А чего он хочет?

— Выяснить, что стало с его спермой. Он просто спятил, Эля. Я тысячу раз ему объяснял, естественно, в неформальной обстановке, что она не была использована. Но он ни в какую не хочет в это верить. Этот суд — полнейший абсурд! Он не узнает ничего нового, зато вкатает в землю мой бизнес.

В обычно размеренном и холодном голосе Матиаса проскальзывает неприкрытая злость. И она до того мне созвучна, что глаза застилает алым. В котором весьма органично смотрятся борочные театральные интерьеры.

— Я с ним поговорю. Ничего пока не делай, ладно?

— Ладно. Ты не подумай, я ему предлагал решить этот вопрос полюбовно. Рассказал о результатах расследования, показал гребаные образцы, что они, бляха муха, целехоньки, и предложил огромную денежную компенсацию, но ему не это, кажется, надо.

— А что?

— Тебе лучше знать. Ребенок? Похоже, он никак не смирится, что его нет. И за это готов уничтожить всё и всех. Мой бизнес, ваш брак и твоего ребенка.

— Нашего.

— Прости, Эль, но судя по тому, как он себя ведет — твоего.

Каждый раз, каждый гребаный раз мне почему-то кажется, что больнее уже не будет. И каждый раз убеждаюсь в обратном.

— Я поговорю с ним и отзвонюсь.

— Буду признателен.

Когда я нахожу Веру в переполненном буфете, уже дают третий звонок.

— Прости, дорогая, мне нужно срочно домой.

— Случилось что-то?

— Да. Случилось… Юра окончательно рехнулся.

— Я могу чем-то помочь?

Отрицательно качаю головой и даже делаю несколько шагов к выходу, когда вдруг щелкает:

— А вообще да, Вер. Ты можешь мне сказать, не продала ли ты еще свою квартиру? Если… Если нам с сыном придется куда-то уйти, мы можем рассчитывать на тебя?

ГЛАВА 20

Кажется, пробуждение еще никогда не было настолько тяжелым. Встряхиваюсь, открываю глаза. За окном сгустился туман. Отсыревшие под кондиционером простыни холодят тело. Встаю и надолго залипаю взглядом на спящем муже. В глубине души понимая, что это — в последний раз. Да, вчера я так и не нашла в себе сил поговорить с ним, но и простить его поступки я не смогла тоже. И вряд ли когда смогу. Теперь уж это ясно, как белый день. Как бы невыносимо и горько мне не было. Как бы не было тяжело рвать по живому… Стоит признать, что всему однажды приходит конец.

Жаль только — ехать некуда. Верина квартира, на которую я так рассчитывала, оказалось, давно сдана. Так что мне придется вернуться к родителям, пока я не подыщу варианта получше. Если я вообще смогу себе позволить арендовать квартиру. Цены на жилье в нашем городе подбираются к столичным, тогда как зарплаты остаются вполне себе провинциальными. Я пока вообще не представляю, как буду выкручиваться. Скорее всего, брошу универ и наберу подработок в какой-нибудь частной клинике. Там, говорят, платят больше.

Сглотнув мерзкое дребезжание в горле, иду в ванную. Привожу себя в порядок, умываюсь холодной водой и заглядываю в гардероб. Я ни в коем случае не хочу делать из своего ухода событие. А потому собираюсь по-тихому, пока все спят, чтобы это не выглядело демонстративно, так, будто я только и жду, когда меня остановят.

Первым делом в чемодан отправляются Мишкины вещи. Потом мои. С удивлением понимаю, что не так-то и много у меня тряпья оказалось. Восемь лет жизни вместились в три чемодана. Некоторые мои приятельницы на отдых больше берут.

На дорожку присаживаюсь. Вздыхаю, разгоняя мучительное напряжение, сковавшее грудь металлическим обручем. Главное, все делать плавно, чтобы не расплескать душевную муть. И подступившие к горлу слезы.

— Элька? Ты чего тут сидишь?

Юра заходит в гардероб, сладко во весь рот зевая. Из одежды нам нем — одни трусы, позволяющие в полной мере оценить то, что я теряю из-за своей принципиальности. Телом проходится