Читать книгу "Бывший моей соперницы - Яна Лари"

морду за это дело ни разу не получил, а я, значит, должен заткнуться? Терпилу нашли, что ли?

— Не путайся под ногами, — отвлекаюсь на то, чтобы грубо смахнуть руку Нади с предплечья.

Этой заминки достаточно, чтобы Солнцев сайгаком чухнул на выход.

Мажу пальцами по голой спине и в последний момент успеваю вцепиться в пояс штанов.

Куда, дорогой? Мы не закончили.

Сношу его с ног, заламывая руку. Грохот в доме стоит как на стройке. В моей волшебно пустой голове стучит одна мысль — покалечить. А лучше сразу свернуть гаду шею. Собственно, к ней и тянусь, когда по ушам бьёт испуганный вопль:

— Марк, перестань!

Больше чувствую, чем вижу, как на колени рядом с нами падает Надя. Я полностью сосредоточен на расправе с обездвиженным Солнцевым. Выслушивать, почему я не должен этого делать? Потом.

На тонкие пальцы, впившиеся мне в копну волос, не реагирую. Надька своими попытками оттащить меня только сильнее злит. Правда, недолго. Когда она рывком запрокидывает мою голову и плещет в лицо тёплым кофе, ярость захлёстывает.

Свирепея, тру основанием ладоней полыхнувшие болью глаза. Крупицы от гущи царапают веки и слизистую. Ощущения адские!

Защищает. Его. Собой, дура, рискует… После всего! А со мной — как с собакой бешеной можно, да?!

Это даже не удар в спину. Хуже.

Её бесшабашная храбрость и преданность Солнцеву на миг нокаутирует. И этого мига, конечно, достаточно, чтобы он прочухал момент, когда можно свалить!

Срываюсь вдогонку всё ещё частично ослепшим. Но даже в полтора глаза вижу, как сверкают его босые пятки, когда Тим перемахивает через низкий соседский забор.

Нужно отдать ему должное, соображает, сволочь, лучше, чем дерётся. Щеколда на Надькиной калитке заедает от ржавчины, открыть выйдет дольше, чем сигануть в обход.

— Батюшки! — верещит из-за кустов какая-то бабка под истошное «мяу!». — Чуть кота мне не раздавил! — А ты куда, паразит? По рассаде-то! — прилетает уже мне в затылок с пучком сорняков.

Но не до извинений мне, бабуля. Прям конкретно не время! Солнцев, гадёныш уже вылетает к воротам.

Я преследую Тима буквально пару кварталов. Очуметь, как его бодрит желанье жить! Ни мелкий мусор под ногами, ни ропот задетых на бегу прохожих, матерящих на все лады полуголого придурка, не сокращают растущее между ним и мной расстояние.

С досадой пинаю светофор, когда он успевает проскочить на жёлтый. Нас отрезает друг от друга шумный поток машин... Да чтоб его!

От досады колотит всего. Сорваться готов на любого, пока самого не разорвало к чертям!

Прохожусь рукой по волосам, пытаясь успокоиться. К ладони липнет кофейная гуща, кожу начинает противно стягивать. Внимание зевак вызываю не меньше полоумного Солнцева. Накинув на голову капюшон лёгкой толстовки, понуро возвращаюсь к машине.

От неудовлетворённости желудок сводит. Думал, сорвусь сюда на пару часов, цветы подарю, обрадую.

Обрадовал…

Какой же я идиот!

Нет, понятное дело, что в корне это ничего не изменило, и хорошо, что я теперь в курсе! Прям подфартило! Лучше так, чем названивать по полночи как дебил последний, пока она с бывшим своим резвится! Конечно, Наде не до разговоров. У неё ж этот пижон — идея фикс. Гештальт незакрытый, месть… хрен её, шибанутую, знает! Угораздило же меня связаться.

Не планировал с ней ничего серьёзного, вот и не стоило начинать.

А посмотреть в её глаза блудливые всё равно хочется. В конце концов, необязательно показывать всё то, что я действительно чувствую. Как и признаваться, что в какой-то момент мне захотелось чего-то большего… Того, о чём она, как мне казалось, говорила, когда мы ссорились позавчера на кухне.

Сейчас я как никогда согласен с Бориной философией: «Когда мужику чувства в тягость, он говорит, что дело в нём, а баба всегда выставит крайним тебя».

Столица, значит, её не устраивает, достаток, подарки?

Из реальных достоинств у меня только член?!

Ну, без обид тогда. Не буду настаивать, «свободная девушка»…

Скачи и не жалуйся.

Засунув поглубже своё разочарование, иду мимо машины к зданию театра. Кровь закипает, сердце ломится сквозь рёбра. Во дворе вроде бы тихо, но я всё равно ускоряю шаги, чтобы не палиться перед окнами скандальной соседки. А то, мало ли, опять про рассаду свою раскудахтается, ещё на принудительные работы по хозяйству попадусь.

На мою удачу дверь у Нади опять нараспашку.

Плохо у тебя с интуицией, Войтова. Не ждёшь меня.

Собираюсь закурить для успокоения нервов, но пальцы не слушаются, ломают сигарету. Покрутив в руках пачку, возвращаю её в карман. Просто размышляю…

Пока точно не знаю, что буду делать, решу по обстоятельствам. По-хорошему мне бы уже мчать обратно в столицу, решать дела, а не страдать ерундой. Но уже поздно, я здесь. И обнадёжить Надю в любом случае нечем.

Ничего, ничего, кошка мартовская... Я, блин, тебя воспитаю.

* * *

Надя

Ремизов возвращается быстро. Я только и успеваю накапать для тёти Зои успокоительных капель и приступить к уборке. Почувствовав в комнате чужое присутствие, опасливо поднимаю глаза от лужи на полу.

Ощущения от него идут ураганные. За резкими, скупыми движениями, когда Марк снимает с себя залитую кофе толстовку, угадывается просто запредельная ярость.

Внимательно слежу за каждым его действием. Вот он открывает кран, затем склоняется… Струя разбивается о тёмную макушку, рассыпаясь брызгами по тонкой футболке. Жилы на предплечьях проступают сильнее обычного, натягивают кожу как стальные тросы. И хватка у него железная, чуть сожмёт — переломит. Как-то раньше над этим не задумывалась, а теперь каким-то шестым чувством опасность улавливаю.

Что я там собиралась вякнуть? Как он посмел обо мне такое подумать?..

Ну-ну. Тут как бы… ничего не докажешь.

Умывшись, Марк встаёт надо мной грозной махиной, аж зажимаюсь вся.

Он выглядит ещё более заведённым и напряжённым, чем был, когда накинулся на Тима. В глазах тьма, губы сжаты, крылья носа агрессивно раздуваются… В своём воображении я готовилась встретить его смело и дерзко, но теперь смотрю на него снизу вверх, не в силах выдавить из себя ни слова. Какое-то смутное ощущение тревоги подсказывает, что нарываться лишний раз не стоит.

В доме душно, а мне резко становится холодно, словно вошёл совершенно чужой человек: с решительным и нехорошим умыслом. Дыхание сбивается, по позвоночнику идёт дрожь…

Я так сильно сжимаю в руках тряпку, что пальцы сводит.

— Разуйся. Пожалуйста… — не думала, что шёпот может быть таким жалким!

Его взгляд впивается в мой рот, становясь ещё темнее.

Чё-ё-ёрт… Потряхивать начинает чего-то.