Читать книгу "Айн Рэнд. Эгоизм для победителей - Дженнифер Бернс"

Рэнд с самого начала надеялась сделать эмоциональную и интеллектуальную составляющие зеркальным отражением друг друга. В идеале читатель должен будет испытывать сильные эмоции от идентификации себя как с её персонажами, так и с её политическими взглядами. Она говорила Де Витту Эмери: «Когда прочтёшь мою книгу, то поймёшь, что это изобличение «Нового курса», того, что он делает с гуманистами и как может повлиять на следующие выборы, хотя при этом непосредственно сам «Новый курс» я в тексте не упоминаю вообще»[195]. Вера Рэнд в то, что художественная литература могла иметь значительные для политики последствия, исходила из её опыта жизни в России и внимательных наблюдений за левыми движениями в Нью-Йорке. Когда антикоммунистов выгоняли из Ленинградского государственного университета, Рэнд поняла, что даже самые невинные литературные труды могут обладать политическим подтекстом. Эту мысль она держала в уме на протяжении первых лет пребывания в Соединённых Штатах, когда посылала своей семье американские романы для перевода на русский. Эти книги были важным источником дохода семьи Розенбаумов, однако им нужно было проходить советскую цензуру. Рэнд стала экспертом в отборе историй, которые могли одобрить коммунисты. Те же самые работы, по её мнению, медленно отравляли американскую систему и сделали свой вклад в поражение Уилки. В одном из своих писем потенциальному инвестору она писала: «Люди настолько насытились коллективизмом пропаганды «Нового курса», что уже не могут понять, за что мистер Уилки борется. Эта пропаганда вышла за рамки политики. И с ней надо бороться за рамками политики»[196]. «Источник» представит американцам ценности и идеалы, поддерживающие индивидуализм, а не коллективизм.

Многие читатели поняли и приняли глубинное значение «Источника». В своём письме Рэнд одна женщина критиковала Управление по регулированию цен – федеральное агентство, задачей которого было регулирование цен на товары и услуги, а также размеров арендной платы после начала войны: «Я полагаю, вы с нарастающим ужасом смотрите на отцовскую заботу нашего правительства о бедных и обездоленных. Я тоже, потому что когда мы начинаем обменивать свою свободу на денежную стабильность, то теряем и то и другое». Другая признавалась: «Моя ненависть к Рузвельту иногда перерастала в манию. Он был связан со всем, что я ненавидела. Вполне очевидно, что ваши чувства по этому поводу совпадают с моими или даже сильнее их». Индивидуализм Рэнд шёл вразрез с основными интеллектуальными течениями её времени, но отражал идею Викторианской эпохи о том, что зависимость порождает слабость и приводит к моральной деградации. По словам пресвитерианского священника из Индианы: «В Говарде Рорке я вновь открыл для себя «индивида» – человека, которым я воспитывался и в которого должен был верить, но которого потерял где-то в тумане интеллектуальных, нравственных и духовных смятений, порождённых в нездоровой атмосфере проповедниками, профессорами и бедностью времён Великой депрессии». Рэнд была права, когда считала, что в Америке всё ещё сохранялась сильная антиправительственная традиция и почти инстинктивный страх бюрократизации, регулирования и централизации. Даже несмотря на то что её роман продвигал новую нравственность, с политической точки зрения он подтверждал мудрость старых методов[197].

Тем, кто уже начал сочувствовать либертарианству, роман предлагал поразительный контраргумент традиционным идеям государственного невмешательства. Как и задумывалось, «Источник» превратил индивидуализм в живую, дышащую веру. То, как Рэнд подчёркивала важность творчества, продуктивности и силы индивидуальности, послужило бодрящим тоником для Джеймса Ингебретсена, только окончившего службу в армии, когда он прочёл «Источник» и «Мемуары лишнего человека» Нока. Своему другу он сказал: «Говард Рорк – ответ Ноку, то есть именно творчество, а не побег является решением проблем современного беспорядочного мира, в котором мы живём. Свобода, а не всеобъемлющее порабощение – это решение для всех нас. Поэтому теперь я знаю, в какую сторону двигаться». Вскоре после отправки этого письма Ингебретсен переехал в Лос-Анджелес, где помог организовать Pamphleteers – одну из первых либертарианских организаций послевоенного периода. Подобным образом журналист Джон Чемберлен понял, что его политические взгляды утвердились благодаря сочетанию старого и нового. Чемберлен прочёл книгу Рэнд, как и «Бога из машины» Патерсон, а также новую, выпущенную в 1943 г. книгу Роуз Уайлдер Лейн «Открытие свободы». Позже он вспоминал, что все три писательницы «превращали концепцию социальной власти Нока в подробную реальность»: «Эти книги ясно давали понять, что если жизнь – нечто большее, чем борьба за подачки правительства, то нужно создать новую форму отношения к созидающему». В 1930-х гг. Чемберлен был известен за свои умеренно социалистические взгляды, но после войны он стал открыто говорить о приверженности к либертарианству, когда писал статьи для Wall Street Journal, Life и Time[198].

Рэнд считала преступность метафорой индивидуализма, перед которой трудно устоять.

«Источник» дал либертарианству новые силы в самый подходящий момент. Находясь на протяжении долгих лет в состоянии полудрёмы, группы противников «Нового курса», такие как Комитет конституционного правительства и Фонд американской экономики, в начале 1940-х гг. начали просыпаться. Они сразу же признали Рэнд единомышленницей. Осенью 1943 г. она приняла участие в публичных дебатах под эгидой Фонда американской экономики. Её оппонентом был Освальд Гаррисон Виллард, бывший редактор The Nation, а на повестке дня был вопрос: «Коллективизм или индивидуализм: что обеспечит прогресс после войны?» Она продала очень сжатую версию своего «Манифеста» Комитету конституционного правительства, опубликовавшему его в Reader’s Digest под названием «Единственный путь к завтрашнему дню». Вскоре ставший рупором народного антикоммунизма, Reader’s Digest помог Рэнд стать известной в качестве открыто политизированного автора[199].