Читать книгу "Атаман. Охота на отражение - Андрей Воронин"

Ревякин, оглядевшись, понял: надо действовать. Он выдернул из кармана пистолет. Появление в руке у него оружия заставило присутствующих попятиться. Хотя у многих в руках появилось свое оружие — у одного большой мясницкий нож, а у другого — скалка для раскатывания теста. Правда, эта скалка была в длину сантиметров семьдесят, а по толщине, пожалуй, с руку Мирзоева.

— Бросили все на пол! — приказал Ревякин.

Никто не спешил ему подчиниться. Следователь нажал на спусковой крючок. Пистолет оглушительно бабахнул, и пуля звонко впечаталась во что-то металлическое на стенде с посудой.

Этот аргумент оказался очень действенным.

Ревякин, только что от всей души желавший разорвать Атамана на куски, внезапно ощутил странный жгучий азарт. Такой, что руки зачесались пальнуть еще разок. Следователь подавил в себе этот рефлекс.

Между тем Атаман продолжал свой «допрос третьей степени с пристрастием».

— Еще раз спрашиваю, кто они были?

— А!! Ой!! Я же говорю, не знаю! — кричал Мирзоев. — Я не могу знать всех, кто приезжает в Сочи! Знаю, что все — из Чечни! И все! Больно, перестань!

Терпухин все еще держал на спине Мирзоева раскаленную сковородку.

— Еще раз — за что их убили?

— Да не знаю я! Знаю, что никто не хочет в это соваться, даже сам Тигр!

— Тигр не хочет соваться в это дело? — в голосе Атамана прозвучало искреннее удивление.

— Не хочет! И не суется! Ты что, думаешь, если бы Тигр решил встрять, то убийца был бы жив?

— Хорошо. А Тигр их знал?

— Откуда мне знать, что ведомо Тигру? Я что, его друг или помощник? Я плачу ему налог, он меня не трогает. Всё! Очень простые отношения!

— Понятно. Ладно, свободен, — Атаман отпустил Мирзоева. Тот попытался разогнуться, взвыл от боли и мешком сполз на кафель пола.

— «Скорую» вызовите, — простонал он. Смуглое лицо стало серым.

— Если ты мне соврал. — сказал Атаман.

— Да пошел ты, — плаксиво ответил изувеченный Джохар.

— И еще: если на меня — пока я в городе — дернется кто-нибудь из твоих молодчиков, я тебе гарантирую — долго ты не проживешь.

— Я и так долго не проживу. Вали отсюда, придурок! — закричал Мирзоев, и Ревякин испугался, что Атаман продолжит истязание. Но Терпухин, видимо, исчерпал свой запас кровожадности. Он просто бросил сковородку обратно на плиту и скомандовал Ревякину:

— Все, пошли.

В машине Сергей сказал:

— Я тебя посажу. Прямо сегодня.

— Давай, — ответил Атаман. — И дело твое загнется. Будет мертвый «висяк». Хочешь такого расклада?

— Да мне все равно! Я просто не хочу работать с фашистом!

Атаман засмеялся.

— Ну конечно. Когда кавказец отдает приказ кого-то замордовать — ему можно. А нам, русским, значит, нельзя!

— Если следовать этой логике, то надо просто забыть про мораль, про то, что мы люди.

— Послушай, Сережа, у англичан была прекрасная поговорка: «Джентльмен к западу от Суэца не отвечает за джентльмена к востоку от Суэца». Это означает, помимо всего прочего, что в разном обществе и с разными людьми нужно вести себя по-разному. Твой гуманизм по барабану этому же Джохару. Он его воспримет скорее как проявление слабости. И поступит с тобой так, как в его системе ценностей следует поступать со слабым. И тебе это не понравится. Потому что для кавказца слабый — это животное. Я раньше тоже думал, что надо везде сохранять лицо. Теперь знаю: лицо у тебя одно и всегда. А вот обстоятельства могут быть разными.

— Фашистские рассуждения.

— Может, и так. Я задумываюсь над своими действиями больше с позиции эффективности, чем с позиции гуманизма.

— Чокнутый ты.

— Ничего, это бывает.

— Что бывает? Сумасшествие?

Атаман иронично улыбнулся:

— Нет, бывает то, что, работая в милиции, человек еще сохраняет идеалы и принципы такого рода, как у тебя.

— А по-твоему, я должен быть беспринципным? Это обязательно?

— Не спеши расставлять акценты, пацан. Принципы быть должны. Но не такие. Этот плюшевый пацифизм однажды подставит тебе ножку. И ты сам не заметишь, что погиб только потому, что решил быть гуманным там, где этого делать ни в коем случае не стоило. Поверь мне — надо уметь быть жестким.

Ревякин надулся. Спорить с Атаманом не было ни смысла, ни желания. Его не переубедить — крепко стоит на своей позиции. И со своей позиции прав. Это и есть самое скверное.

Ревякин заметил, что автомобиль едет в каком-то неизвестном направлении.

— Мы куда? — удивился он.

— Мирзоев сказал, что Тигр может быть в курсе того, кем были убитые.

— Ты хочешь повидаться с этим самым Тигром?

— Нет. У меня есть другая идея.

— Расскажешь? Или я снова буду просто стоять с пистолетом у тебя за спиной?

— Почему бы и не рассказать? Слушай, раз уж так интересно.

Юрий сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Тигр — это не тот человек, к которому стоит соваться мне. Он слишком могущественный, чтобы замечать мелкую шпану. В лучшем случае нас выбросят, как котят. В худшем — пропадем без следа. И никто не найдет, что характерно. Кроме него, в Сочи есть еще русский авторитет того же масштаба. Это, так сказать, для равновесия. Наши криминальные авторитеты специально установили такой пост — смотрящий в Сочи. Это очень важный пост. Настолько, что место смотрящего не может пустовать больше чем трое суток. Это срок, в течение которого успеет состояться совет общака, на котором выберут нового смотрящего. На четвертый день он будет в городе. Так вот. Тигр — это не наш уровень. Но есть еще одна персона. Это старый грузин Жвания. Он парализован, никуда не выходит из дому, но зато знает буквально все. Даже то, чего не знает Тигр. Как? У него разветвленная сеть информаторов. Он гений, когда речь идет об умении собирать информацию.

— Зачем?

— Ну, не будь таким наивным. В наше время информация — это все. Кто владеет информацией, владеет миром. Ну, или, в меньших масштабах, владеет городом. Жвания владеет Сочи.

— И что, другие авторитеты и величины.

— О! — воскликнул Атаман. — Это очень интересно! Я же говорю, что у Жвания потрясающее умение работать с информацией. Он владеет ровно таким количеством компромата на каждого из людей, которые могут представлять для него опасность, что никто и не рыпается. Он знает: Жвания умрет — и тут же всплывет такое количество грязи о нем, любимом, что лучше сразу повеситься, даже если религия не велит!

— Ага. Это понятно. А если Жвания просто умрет? Ведь он парализованный.

Терпухин покачал головой: