Читать книгу "Новенький - Уильям Сатклифф"

Глава тридцать восьмая

Мое общение все больше удалялось от школы, а регбисты, главные господа с первого класса, теперь вроде как тащились где-то позади и по-прежнему ходили на все те же тусовки. Единственная разница была в том, что девушки их теперь не переваривали, так что регбисты скатились до проведения мальчишников образца пятого класса. Они не считали, что это называется «скатиться», и были счастливы вновь оказаться в прежних условиях полной свободы «все-мальчики-вместе», где им было лучше всего.

В младшем шестом классе их группа расширилась, впустив персонажей вроде Нила Котари и Дэйва Сэмюэлса, но теперь эта бахрома отпала (Дэйв и Нил, похоже, только и делали, что крутили туда-сюда пластинки в гаражах Уэмбли и Чок-Фарм), и клика закоренелых регбистов вернулась к чистейшему, наиболее сексуально подавленному ядру. Игра в содомию на диване, популярность которой к концу младшего шестого класса слегка померкла, теперь с новыми силами вернулась в качестве основного утреннего занятия, а Школьный Зверь, несколько отодвинутый на второй план в последний год, вновь занял свое место на пике социальной кучи-малы (по случайности располагавшемся в самом низу кучи-малы на диване).

Тусовки без девушек, на которые я, разумеется, никогда не ходил, были, надо полагать, совершенно дикими, пьяными и оставляли массу возможностей для энергичной отроческой игры. Говорят, на одной тусовке Школьный Зверь так завелся, что поднялся по лестнице и нырнул в постель к разведенной мамочке Мэтью Голда. Когда он начал лапать ей задницу, она проснулась, хрястнула его по морде, минут десять на него орала и выкинула из комнаты. Он решил, что она набивает себе цену, и через полчаса предпринял вторую попытку.

Я же пришел к унылому заключению, что сексуальная жизнь – еще сложнее, чем никакой сексуальной жизни. Фаза «гооооооооооллл-Зико-Бразилия» длилась, наверное, дня три, а затем меня поглотило новое болото параноидальных ужасов, о которых я раньше слышал, но всерьез никогда не принимал. И уж точно не думал, что они настигнут меня.

На самом деле самая страшная вещь в жизни случилась со мной однажды вечером, когда я лежал в постели с Луизой. Мы были любовниками, amants, ебливыми кроликами уже почти месяц, и секс становился весьма беспокойным. Она была... ну, очень требовательна, а мне это казалось каким-то живодерством. Чем холоднее она была как друг, тем больше хотела живьем съесть меня в постели.

Словно решила, что как человек я ей не нравлюсь, но именно это и возбуждает ее больше всего.

Однажды она меня по-настоящему побила, а когда я заорал, что мне больно, хлопнула по лицу. Потом я уже боялся жаловаться. Вот это и впрямь ненормально: я ее действительно боялся.

В общем, как я уже сказал, самая страшная вещь на свете случилась у нее в спальне однажды вечером: мы занимались сексом, когда...

Не знаю, как выразиться.

Я не ханжа, и мой лексикон достаточно смачен, чтобы описывать сложные моменты, но я просто не знаю, как справиться с тем, что случилось...

Ну – она сначала немножко пососала, а потом я заметил, что она сползает вниз и пытается... она начинает лизать мой...

Глубокий выдох. Свежий горячий чай. Покончим с этим.

Ну, скажем, она сунула свой язык туда, куда не светит солнце.

Как легко себе представить, то был весьма интимный момент, и я все испортил: взвизгнул, скатился с кровати и забился в дальний угол комнаты.

Она была не в восторге.

– Какого хрена ты делаешь?

Меня трясло от ужаса.

– Я... я... как раз хотел спросить тебя то же самое.

– Очень смешно, карлик Марк. Я вот занималась любовью. А ты что делаешь?

– Мм... драпаю.

– Именно. А почему ты драпаешь, Марк? НУ?

– Потому что испугался.

– А почему ты испугался, трусишка?

– Мм...

– НУ?

– Мм... потому что...

– ДА?

– ...потому что ты лизала мне жопу.

– Ты жалок. Ты это понимаешь? Типичный обыватель, скучный, трусливый, инфантильный мелкий выскочка. Удивляюсь, как тебе самому не противно.

– Не понимаю, как ты можешь лизать мне жопу.

– Тебе же это было приятно, признайся.

– Что? Разумеется, мне это не было приятно, – ты меня напугала до полусмерти.

– Разумеется, тебе было приятно. Ты просто слишком забит, чтобы признаться. Да ты больше всего на свете хочешь, чтобы мой великолепный братец, чтоб его, сунул тебе в жопу.

– ЧТО?!

– Прицелься получше – может, попадешь в десятку. Но ты слишком перекосодрюченный, чтобы хоть что-нибудь сделать.

Это уже слишком. Я посылал ее к чертовой матери, и свою одежду тоже, пока не оделся и не вышел вон.

Вы, наверное, думаете, одного такого спора достаточно, чтобы совсем порвать отношения, но мы так общались, пожалуй, каждую неделю и все равно ухитрялись продолжать их – как любая другая пара.

Что странно, ни одна из наших ссор вроде бы не имела последствий. Назавтра после чемпионата по воплям Луиза вела себя так, будто ничего не произошло. И поскольку создавалось впечатление, что она совершенно забыла, как накануне вечером мы хотели друг друга поубивать, мне казалось бестактным к этому возвращаться. Поэтому я просто смирился: сегодня мы спорим, завтра нет, и если я хочу с ней встречаться, то так все и будет.

Она всегда мною командовала, но мне было ужасно трудно сопротивляться, потому что при малейшем моем возражении она тут же рявкала, заявляла, что я эгоист, а потом весь остаток ночи была холодна как лед. А раз она так злилась от сущей ерунды – например, когда я менял наши планы на вечер, – я подумать боялся о том, как чудовищно все пойдет, если скажу, что недоволен чем-то большим. Поэтому я ни словом не намекал, что творится у меня в голове. Во время споров мы обменивались сверхмощными оскорблениями, но когда дело доходило до вещей, о которых я по-настоящему беспокоился, я рта раскрыть не мог. Никогда не говорил, что она холодна со мной, и у меня даже мысли не возникало заикнуться, что она, по-моему, не любит меня и я ей даже не нравлюсь.

Надо было свернуть эти отношения – они сильно влияли на мою самооценку, но мне никогда не приходило в голову Луизу бросить. Это казалось невозможным. Решения принимала она, и я, наверное, просто ждал, когда она от меня избавится. Судя по всему, это должно было случиться вот-вот, втайне я думал об этом с облегчением, но она ни разу не зашла настолько далеко, чтобы порвать все окончательно.

Будто заново смотришь «Муху». Можно перебраться на последний ряд, но невозможно заставить себя уйти, пока фильм не закончился.

Глава тридцать девятая

Вечеринку в сочельник мать Барри устроила грандиозную. Несомненно, лучшую из всех, на которых я бывал. Она использовала все без исключения комнаты в доме, и каждая символизировала свое десятилетие, В саду располагались девятьсот десятые, с разбросанными водяными пистолетами, чтобы представлять Первую мировую. Двадцатые были в одной из верхних спален, где бабушка Барри (по материнской линии) изображала диджея с допотопным граммофоном, крутя пластинки своей юности и обучая всех танцевать чарльстон. Тридцатые были в туалете, а сороковые в гостиной – со свинговым оркестром из пяти человек, одетых в военную форму.