Читать книгу "Горячий угон - Данил Корецкий"

– Вы что делаете, гады! Дядя Вова, мочи их! – Гаврош кинулся на выручку, с разбегу прыгнул Худому на плечи, и свалил на землю. Вскочив, повернулся к Чаге. Но тот, оказывается, и впрямь был боксером – легко увернулся, ударил встречным в челюсть, и свет в глазах подростка померк, он бессильно опрокинулся на спину. Но быстро пришел в себя от крика Никитоса:

– Худой, ты офуел?! Ты ж его замочил!

Все трое стояли вокруг неподвижного отца.

– Да я это… Не хотел… Он сам виноват, – гугниво оправдывался Худой.

На шум выбежала из дома мать. Увидев лежащего на земле окровавленного мужа, пронзительно закричала.

– Валим отсюда! – приказал Никитос. Они вскочили на свой «ИЖ» и, поднимая пыль, умчались по проселку в степь.

Гаврош склонился над отцом. Тот был без сознания. Лицо – как один большой синяк, из раны на голове обильно текла кровь.

– Ай-ай-ай! – запричитал подбежавший дядя Вова. – Как же так?! Что ж они, сволочи, сделали!

– Чего ж ты не помог?! – зло спросил Гаврош, размазывая по лицу слезы. – Ты же десантник! Ты же один пятерых уложить можешь!

– Да я же руки мыл… А это все быстро… Я и не вспопашился…

Вокруг стали собираться соседи.

– В больницу его нужно! – сказал Василий. – Сейчас я мотоцикл выведу, и повезём!

Через несколько минут раненого погрузили в коляску «Днепра».

– Вера, позвони фельдшеру, предупреди, чтоб ждал! – крикнул Василий, садясь за руль. Гаврош запрыгнул сзади. «Лишь бы дождался! Лишь бы дождался!» – стучало в голове. Он понимал, что произошло непоправимое и фельдшер ничем не поможет. Но примириться с этим было нельзя, требовалось что-то делать: бежать, нестись по воздуху, как будто они спешили к доброму и всемогущему волшебнику.

Утирая передником слёзы, мать побежала к дому Кузнецовых – у главы поселения был ближайший телефон. «Днепр» резко рванул с места.

Всю дорогу до Ореховки – только там можно было получить медицинскую помощь, – Гаврош придерживал голову отца. Как ни старался дядя Вася вести мотоцикл плавно, на разбитой дороге сильно трясло. Ворота к дому, в котором располагался фельдшерско-акушерский пункт, были открыты настежь. Фельдшер Кузьмич – пожилой худощавый мужчина в очках, встречал их на входе.

– Заносите аккуратно! – командовал он. – Я уже вызвал «скорую» из Климовки! Давайте пока голову перевяжу…

Через час приехал «УАЗ-452», именуемый в народе «таблеткой», с насквозь проржавевшими крыльями и большим красным крестом на двери. Кроме водителя в нем сидела лишь молоденькая, видимо только после медицинского училища, девушка-фельдшер. Она опасливо осмотрела пациента.

– Тяжелый. В больницу надо. Тут ничего не сделаем!

– Я поеду с вами, – сказал Кузьмич. – Помогу.

Мужчины погрузили Степана Федоровича на носилках в «УАЗик». В сознание раненый так и не приходил.

– Я тоже поеду! – собрался залезть в машину Гаврош.

– Нет! – остановил Кузьмич. – Нечего лишним грузом ездить, там есть кому носить! Тебе сейчас там делать нечего, ему предстоит операция. Приезжайте утром.

Фельдшер закрыл свой пункт на висячий замок, сел в салон, и «скорая» уехала. Василий с Гаврошем тоже отправились восвояси.

Почти всю ночь Гаврош не спал: прислушивался, не лезут ли в дом Никитос с компанией, думал об отце… Рядом с кроватью, на всякий случай, поставил топор. Но никто не пришёл. Только на рассвете он уснул тяжёлым сном. А проснулся через несколько часов: пришел Иван Петрович Кузнецов. Глава, опустив глаза, потоптался у двери.

– Что? – с надеждой спросил Гаврош.

Мать поняла всё без слов и заплакала.

– Позвонили из больницы… В общем, нет больше твоего батьки…

Гаврош только кивнул. Глаза остались сухими. То ли уже готов был к такому известию, то ли просто разучился плакать слезами. Улучив минуту, когда остался один, достал блокнот с черной клеенчатой обложкой, куда записывал забитых свиней, и написал на последней странице: «Никитос, Чага, Худой». Потом подумал немного и дописал: «Дядя Вовка, десантник хренов…»

Глава 3

Хоть нас везли в другую сторону

1992–1996 гг., с. Яблоневка – Н-ская воинская часть

К окончанию школы Сергей был уже опытным резником. Начиная с девятого класса односельчане стали приглашать его забивать свиней. Одни заказывали резать горло, считая, что мясо так получается вкуснее, другие – колоть в сердце, чтобы потом вычерпать из грудины скопившуюся там кровь для колбасы… Гаврош выполнял всё безупречно. За работу платили четвертак – вполне приличные деньги, плюс давали обязательную долю – кусок парного мяса, а изготовив кровяную, ливерную или чесночную колбасу, приносили кружочек – словом, как взрослому резнику. Даже стакан самогона подносили. Сергей не отказывался – здоровье позволяло не пьянеть, только веселей становилось, да дурные тягучие мысли оставляли измученное сознание. Постепенно самогон стал нравиться, хотя не настолько, чтобы пить без повода. Зато он пристрастился к свежей свиной крови, и, может, поэтому (сам он был уверен, что именно поэтому), никогда не болел и, несмотря на небольшой рост, имел мощную фигуру и обладал огромной силой.

Получив аттестат, Сергей остался в Яблоневке, хотя почти все одноклассники подавались в город – за лучшей жизнью. Но поступить в колледж, а тем более в институт, Гаврошу всё равно не светило. Да и не хотел он учиться – надоело, а помогать матери было нужно, и не только потому, что в селе без мужика тяжело. После смерти мужа Вера Петровна начала сильно выпивать. Тут же нашлись сочувствующие утешители из любителей дармовой выпивки и закуски. Все чаще дома у Гавриных стали собираться веселые компании, мать всё чаще заставляла Гавроша забивать свиней, чтобы потчевать гостей и обменивать мясо на выпивку. Иногда он выгонял надоевших пьянчуг, но каждый раз это влекло скандал с матерью.

– Они же меня поддерживают! – кричала Вера Петровна. – Ты хочешь, чтобы я совсем слегла от одиночества?

– Но у тебя же есть я! – с обидой отвечал Гаврош.

– Ты же со мной пить не хочешь! А меня тоска грызет, иногда хочется руки на себя наложить!

Гавроша тоже грызла тоска. Через год после смерти отца в райцентре состоялся суд: на скамье подсудимых оказались Худой и Чага. Но судили их не за убийство – Худому дали шесть лет за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших по неосторожности смерть потерпевшего, а Чаге – год условно за хулиганство. Никитос проходил свидетелем, причем свидетелем никудышним: он заявил, что ничего не видел и не помнит, так как был пьян. И все. Считалось, что правосудие восторжествовало, а виновные получили по заслугам, но все односельчане думали по-другому: убийцы откупились и остались безнаказанными.

И Гаврош так думал тоже. Правда, записи в черном блокноте давали ему надежду и согревали душу, тем более что страницы быстро заполнялись именами убитых свиней, и рано или поздно очередь должна была дойти до свиней двуногих… И пусть Худой чалится в зоне, а Никитос и Чага не появляются в районе, всё равно их черёд придёт! И этот говнюк дядя Вова тоже своё получит – пусть только пройдёт время и все забудется… Однако мать ничего этого не знала, по своему боролась с горем, и вскоре уже не было дня, чтобы она осталась трезвой…