Читать книгу "Ведьмин род - Марина и Сергей Дяченко"

– С известными свойствами! – Мартин резко обернулся. – И прятал ее – я!

– Явка с повинной! – констатировал Оскар.

– Вы очень себе навредили, куратор, когда приняли такое решение, – холодно сказала Элеонора, обращаясь к Мартину. – Теперь у нас опасная ведьма в бегах…

Клавдий сжал кулаки, стараясь как можно незаметнее выдохнуть воздух, колом застрявший в груди. Ему захотелось встать, подойти к Мартину, взять за воротник… Нет, с ходу врезать кулаком в лицо, избить в котлету, как никогда никого не бил. О, какое удовольствие получат все за этим столом… Особенно если Мартин будет сопротивляться…

Эгле… Храбрая, добрая, жертвенная девочка. Мартин оставил ее в Ридне, там ее нашли и затравили, а действующая ведьма в ответ на насилие всегда нападает. Скверна взяла свое, инициация достигла цели, ведьма может быть только ведьмой. Теперь она забьется в горы и будет, как все они, рисовать клин-знаки и доить до крови чужих коров…

– Куратор только что признался в измене! – Оскар шел напролом, нюхом почуяв перелом ситуации. – Это Инквизиция – или вотчина семьи Старж?!

Он нервным движением поправил мантию на груди:

– Господа, наступил момент истины! Вы стали свидетелями… как, выгораживая изменника, своего сына… наш нынешний патрон… выстроил интригу колоссального масштаба! Он поставил на кон само существование Инквизиции! Он выдвинул ультиматум герцогу! Чтобы защитить инициированную ведьму?! Все эти сказки о чудесном спасении… целительных свойствах… почему бы нам не поговорить о единорогах?! Действующая ведьма в сговоре с инквизитором! Да бывало ли такое в истории?! Как мы это допустили? Когда? А может быть, когда терпели во главе Инквизиции человека, женатого на ведьме?! Потворствующего ведьмам?! Вся наша великая история…

«Великая традиция борьбы, охоты и наказания – все в прошлом», – кажется, эти слова уже было готовы сорваться с его губ.

В эту секунду собственный телефон Клавдия, во внутреннем кармане пиджака, дернулся и завибрировал. Клавдию сперва показалось, что это сердце подает прощальный сигнал. Но нет, это был телефон – и Клавдий тоже обязан был перед началом Совета его отключить…

– Это я, – сказала Эгле в трубке. – Я в Вижне.

* * *

Она стояла в телефонной будке у бокового входа во Дворец. На морок у нее больше не хватало сил, поэтому она просто стояла за матовыми стеклами с трубкой возле уха и смотрела, как через площадь идет инквизиторский патруль.

Их было страшно много в городе Вижна. Чрезвычайное положение. Эгле пять минут пыталась дозвониться Мартину, но у того был намертво отключен телефон. Тогда она позвонила Клавдию – оказывается, его приватный номер она тоже отлично помнила.

– Я приехала, чтобы свидетельствовать, – говорила Эгле в онемевшую трубку. – Я готова дать показания.

Патруль почуял ее. Она много раз видела это движение – когда люди, идущие мимо, одновременно замедляют шаг, поворачивают головы, будто их окликнули…

– Я знаю, что происходит, от Руфуса из Ридны, – говорила Эгле. – От бывшего Руфуса… то есть… из бывшей Ридны… Короче, я здесь.

* * *

Если ему удалось не измениться в лице – только потому, что он практиковал это искусство с очень ранних лет, куда больше, чем полвека. Трубка уже молчала, а Клавдий все еще держал ее возле уха; Оскар витийствовал, крохотные капли слюны, сорвавшиеся с его губ, зависали в воздухе, как брызги над фонтаном, и казалось, вот-вот вспыхнет радуга.

Клавдий поразился, как светло за окном. И как светло в кабинете – снаружи солнце, оказывается. И как, в сущности, мало значит всё, все эти альянсы, которые распадаются и складываются, как узоры в калейдоскопе. И как они при этом колоссально важны, потому что речь идет о жизни и смерти.

Элеонора и Виктор были готовы переметнуться и предать. Август, на которого Клавдий возлагал столько надежд, замер, как жук, притворившийся мертвым в компании голодных птиц. Соня снова начинала паниковать. Елизару было откровенно не по себе. А ведь однорукий, чего доброго, поверит, что я свихнулся в борьбе за кресло, подумал Клавдий. Впрочем… Оскар дурак. Он мог бы уничтожить меня сейчас, если бы заручился поддержкой Мартина. И Мартин поддержал бы его – в эту секунду он готов сожрать меня с костями. Ах, Оскар, если хочешь быть интриганом – умей менять планы молниеносно, в ответ на перемену ситуации…

Референт, которому было очень неуютно, дернулся, прислушиваясь к чему-то в наушнике:

– Патрон, на связи канцелярия герцога…

– Скажите, я занят.

– Но герцог…

– Мне дважды повторять?!

Референт осекся. Мартин уже уходил, как если бы все, что здесь творилось, потеряло для него смысл.

– Куратор, вас никто не отпускал, – сказал Клавдий.

– Я должен быть в Ридне. – Он остановился, но головы не повернул.

– Она, – Клавдий чуть заметно выделил голосом это короткое слово, – уже не в Ридне.

Все, кто был в комнате, одновременно замолчали.

Мартин медленно обернулся. Такого ужаса на его лице Клавдий не видел никогда в жизни.

* * *

Эгле и не знала, какие глубокие подвалы в этом здании и как много повсюду инквизиторских знаков, и как они давят, царапают, мешают, появляясь всякий раз из-за поворота. Она чувствовала себя в этом подземелье будто в бочке, утыканной гвоздями. Когда инквизиторы нацепили на нее колодку со специальными символами, Эгле перестала сдерживать себя и попыталась освободиться, но было уже поздно: она попалась.

Ее заперли в клетке – настоящей железной клетке с толстыми ржавыми прутьями. Ее решимость к тому времени закончилась; все, что происходило с ней сейчас, ни в какое сравнение не шло с рутиной в офисе для неинициированных ведьм, даже в самой гадкой и страшной конторе. Отправляясь в Вижну, она по-другому представляла свое прибытие во Дворец Инквизиции – она думала, что ее встретит Мартин. Она думала, что Клавдий, конечно, ее защитит. Теперь, в подземелье, среди вонючих факелов и цепей на стенах, она вспоминала слова Руфуса: «Господа Клавдий Старж и Мартин Старж потеряют власть…»

Колодки жгли запястья, с каждой секундой сильнее. Эти стены были пропитаны чужой яростью, отчаянием, страхом – не человеческим и от этого еще более жутким. Минуты шли, Эгле не находила себе места, она не могла ни сесть на грубую деревянную скамью, ни встать у решетки, ни продохнуть – здесь отвратительно воняло, и Эгле не могла дать названия этому запаху.

…Она так и не различила, какого цвета глаза у Руфуса. Тот пообещал Ивге Старж справедливый суд за эксперименты с инициацией, а Эгле пообещал свою защиту в обмен на свидетельство против Ивги. Там, в пригороде Ридны, Эгле вдохнула туман – со вкусом корицы. И выпустила на волю свое видение того, каким должен быть справедливый суд, – получилось что-то вроде объемного взрыва. Инквизиторов раскидало, будто кегли. Руфус спиной налетел на капот машины, но, падая, успел начертить в воздухе знак. У Эгле подкосились ноги, она чуть не потеряла сознание, но сумела удержаться, может быть потому, что рука у Руфуса в последний момент дрогнула. Эгле каким-то образом догадалась, что это сердечный приступ, инстинктивно потянулась, желая помочь, склонилась над ним и поняла, что сделать ничего не сумеет. Тут Руфус снова вскинул руку – и Эгле отпрянула, мгновенно оказавшись на крыше дома напротив.