Читать книгу "Мы, домовые - Далия Трускиновская"

– Куда?

Акимка растерялся.

– Ну, к этому, к твоему… – промямлил он.

– К Ермолаю Гаврилычу, что ли? – домовиха выглянула из-за круглого листа. – Сыскался?!.

– Сыскался…

– А что ж сам не идет? Расшибся, что ли?

– Расшибся…

– Пойдем, дитятко, – встав, она взяла за худенькую, еще не в полную меру шерстистую лапку своего малыша. – А ты, молодец, поглядел бы – там, на дороге, мы свои пожитки побросали. Сделай доброе дело, подбери!

И поспешила туда, где ее должен был огорошить страшным известием Тимофей Игнатьевич.

Акимка остался у подорожника. Подумал, что надо бы набрать спелых семян – в доме через дорогу у девицы Федосьи Андроновны хозяева канарейку завели, капризную – сил нет, и хочет та канарейка подорожникова семени, а сказать людям не может. И выругал себя нещадно: тут такое горе, а он – про канарейку…

Закричала и рухнула рядом со своим Ермолаем Гаврилычем домовиха, стал звать батю маленький. Акимка заткнул уши кулаками.

Так бы и сидел под тем подорожником до рассвета, но прибежал Якушка.

– Идем скорее! Тимофей Игнатьевич велел того покойника к дому перенести, там он у гаража угол приметил выкрошенный. Говорит, для Аникея Фролыча берег, но вот придется чужому уступить.

Аникей Фролыч был старшим из домовых-новоселов и уже не раз грозился лечь и уснуть, да все как-то не получалось.

Поскольку Акимка все боялся прикоснуться к телу, Тимофей Игнатьевич и Якушка сами завернули его и увязали, как умели, оставив петли – за что лапами браться. Акимке досталось вести горемычную вдову с маленьким.

Первым делом схоронили тело в обвалившемся углу и присыпали мелкими камушками. Не тащить же его в дом… Потом чуть ли не в охапке унесли обеспамятевшую домовиху с маленьким. Тимофей Игнатьевич надумал временно определить их на чердаке. А потом, узнав все обстоятельства дела, созвать сходку и решить их дальнейшую судьбу. В конце концов, бабьи слезы – не навеки, и если позвать опытную сваху – она для вдовушки живо местечко приищет.

Акимка с Якушкой переволновались – ну как старшие заметят на чердаке расчищенную под пляски площадку и новогоднюю гирлянду с батарейкой, чтобы уж праздник – так праздник? Но нет, не заметили.

Было уже раннее утро, дом пробуждался, когда все, за кем Тимофей Игнатьевич сгонял Акимку с Якушкой, поднялись наверх и заняли подобающие места. Домовые не любят сидеть рядком, поэтому разбрелись и устроились, как коты на солнцепеке – чтобы каждому хоть краем глаза, а видеть всех присутствующих. Жаль, чердак был новый, необжитой, хоть нарочно натаскай сюда всякой рухляди, удобной, чтобы укрыться с удобствами. Хорошо хоть, нашлись скомканные газеты…

Явился, понятное дело, крепко недовольный Лукьян Пафнутьевич. Он все никак не мог понять, каким боком его подручные к этому делу пристегнулись. Для помощи деревенской домовихе позвали и его супругу, Матрену Даниловну, хотя баба на сходках вообще не должна показываться. Явился домовой дедушка Ферапонт Киприанович – он-то с женушкой и наплодил трех девок. Явился сильно самостоятельный и непомерно гордый Евсей Карпович. Под локотки привели Аникея Фролыча.

Приплелся и совсем загадочный домовой Лукулл Аристархович, которого привезло с собой довольно странное семейство Венедиктовых. Семейство состояло из дедушки Венедиктова и его супруги Людмилы, а в новый дом на окраину оно было сослано внуками. И внуков можно было понять и простить – при всяком удобном случае дед с бабкой принимались толковать о роковом возрождении коммунизма, а также словесно нападали на гостей, упрекая их в материальном благосостоянии.

Лукулл Аристархович, понятное дело, нахватался блажных идей и пробовал было их проповедовать среди домовых, но получил резкий отпор: мы-де живем по старинке, телевизор – и то не каждый день смотрим, зато за порядком следим, а у тебя, у засранца, вон которую неделю тараканы не травлены, по всему дому расползаются.

С тараканами было вот что. Домовые вскоре после новоселья договорились провести военные действия против этой дряни разом по всему дому, и даже в тех квартирах, где своего домового отродясь не держали. Никому и в ум не взошло, что Лукулл Аристархович, воспарив мыслями, проигнорирует это мудрое решение. В итоге тараканы, спасаясь от крепких заклятий и наговоров, батальонами и дивизиями устремились в квартиру Венедиктовых, там перевели дух, отсиделись и стали совершать вылазки. Домовые вдругорядь сговорились и почти эту нечисть повывели, но некоторвм удалось спастись все у того же разгильдяя Лукулла Аристарховича. Они расплодились – и все вот-вот могло начаться заново…

Видя все это почтенное общесто в сборе, Якушка с Акимкой заробели и спрятались. Отродясь не бывало, чтобы подручных звали на сходку. По крайней мере, Аникей Фролыч такого вспомнить как ни пытался – не сумел. Значит, лучше лишний раз не высовываться.

– Так, стало быть! Тихо! – рявкнул Тимофей Игнатьевич. – Беда нагрянула. Будем решать, как ее избыть. Вот вам Таисья Федотовна, вдова горемычная. Повтори всему собранию, Таисия Федотовна, что мне спозаранку сказывала. Не смущайся, все свои…

– Какие ж вы свои? – тихонько ответила домовиха. – Вы-то городские, а мы-то деревенские…

* * *

История, которую сквозь слезы и вздохи поведала деревенская домовиха, сильно всю сходку озадачила.

Деревня, где жило несколько семей домовых, была старая, хоть и невелика – а на хорошем месте. Невесть сколько веков продержалась та деревня, и, кабы не свекла…

Уж полсотни лет, как крестьяне ни пшеницы, ни овса, ни льна не растили, а одну лишь свеклу, которую увозили и варили из нее сахар. То есть, до такой степени к этой свекле привыкли, что и жизни себе без нее не чаяли. А тут все и переменилось. Во-первых, перестали посылать на обе прополки и уборку людей из города. Во-вторых, растить этот корнеплод стало невыгодно – малыми силами много ли вырастишь, а закупочная цена как была низкой, так и осталась. Раньше хоть количеством брали, а теперь – откуда оно, количество? И народ из деревеньки стал разбегаться. Иные, что поумнее, прихватывали с собой домовых. А куда отбыли – того она, Таисья Федотовна, знать не может.

– А иного чего растить? – спросил Лукьян Пафнутьевич.

– Да разучились. Все ведь в лавке брали, и мясо, и картошку… и макароны…

Домовые загалдели – всяк старался показать себя доподлинным знатоком деревенской жизни. Шибко грамотный Лукулл Аристархович Америку приплел с кукурузой. Пришлось Тимофею Игнатьичу основательно повысить голос. А когда домовой во всю глотку заорет – бывает, и стекла из окон вылетают…

Прекратив завиральные сельскохозяйственные теории, Тимофей Игнатьевич попросил домовиху продолжать.

– Ну так опустела деревенька. Окна заколочены. Наши хозяева в одночасье собрались и съехали, нас позвать забыли… – домовиха тихонько заплакала. – А как дальше жить? Думали, с огорода прокормимся, по соседству еще домовые остались, Афанасий Савватеевич с семейством да бобыль Никишка. А тут оно и завелось.