Читать книгу "Если ангелы падут - Рик Мофина"

— Только знаешь, я опасаюсь возможного раскола. Кое-кто из группы не захотел сегодня приходить. И мне боязно.

— Каждая из нас лишилась ребенка. И рассказать об этом репортеру не такое уж преступление. А если тебя снимут с должности, ты всегда можешь создать свою лавочку. Для нее даже рекламы не потребуется. Я буду твоей первой клиенткой.

Они еще не отсмеялись, когда в комнату вошел Том Рид, а с ним еще один мужчина с камерой на шее и сумкой на плече.

— Ну вы прямо вовремя, Том, — поприветствовала вошедших Кейт Мартин.

— Доктор Мартин, это Генри Кэйн, фотограф из «Стар».

Мартин, в свою очередь, представила Лу Дженсен. Они присели и повели разговор за кофе; тем временем подтягивались остальные. Когда все более-менее собрались, Мартин отвела Рида в сторонку.

— Четверо решили не приходить, — тихо сообщила она. — Еще трое придут, но говорить не будут. Шестеро, наоборот, выступят и согласны, чтобы вы использовали их имена и фотографии.

— Включая Анджелу Доннер?

— Да.

— Это она? — Рид исподтишка указал на молодую женщину в тесных коричневых слаксах и белой блузке с большим вырезом на шее. В ее жидковатых мелированных волосах виднелись две розовые заколки, показавшиеся Риду знакомыми. Она сидела за столом с закусками.

— Как у нее дела?

— По-всякому. То нормально, то не очень. Похищение Беккера — большая неудача. Приходится как раз на годовщину смерти Таниты. Открывает множество ран. Особенно когда эти дела увязывает меж собой пресса. По-прежнему живет с отцом.

Рид оглядел Анджелу Доннер. Если напечатать ее историю в газете, это могло бы разжалобить сердце города. Дело Таниты по-прежнему выжимало слезу: дедушка ребенка умирает от рака, мать на пособии кое-как сводит концы с концами, а убийца разгуливает на свободе.

— Бедная Анджела. — Мартин сморгнула. — Драматизм такой, что мог бы позавидовать Толстой. Хотя есть еще Эдвард Келлер…

— А он…

— Дозвониться до него я не смогла. О вашем приходе он не в курсе. И как он себя поведет, я не знаю, потому что… — Кейт Мартин сделала паузу. — Можно неофициально?

— Конечно.

— Человек он, как бы это сказать… со странностями.

— Еще бы. Это ж Сан-Франциско.

— Своеобразный настолько, что не с кем и сравнить.

— Понятно.

— Ой, вон он. Извините.

Рид через комнату посмотрел на Келлера. Мужчина лет пятидесяти или чуть больше, рост примерно метр восемьдесят, поджарого телосложения. Борода и волосы с перечной проседью не скрывали на лице сетку морщин. В линялых джинсах, синей рубахе внапуск и поношенной ветровке, Келлер источал необузданность, как будто внутри его ярился темный пламень. В то же время у подозреваемого в похищении Дэнни Беккера волосы и борода были светлые, а сложение (если верить полицейским фотороботам, готовым к распространению) как у доходяги.

Рид остановил себя предупреждением: «Больше в эти игры ты не ввязываешься».

Слушая Мартин, Келлер насторожился и посмотрел прямиком на Рида. Затем он кивнул и произнес несколько слов.

Мартин вернулась.

— Эдвард не хочет, чтобы его имя указывали для статьи.

— Хорошо, не буду.

Келлер сел, поглядывая на Рида с подозрением.

— Ну что, пора начинать, — с обреченным вздохом сказала Мартин.

Она представила Рида и Кэйна, напомнив всем об их присутствии, и предложила тем, кто в последнюю минуту усомнился или оробел, сесть подальше. Рид и Кэйн, в свою очередь, попросили тех, кто согласился участвовать, сесть поближе друг к другу. Рид набросал их имена и фамилии.

— Лу, ты, кажется, вызвалась выступать первой.

Лу кивнула, а затем неуверенно спросила:

— Разве?

И сама же рассмеялась.

— Главное, не напрягайся, и все пойдет гладко, — приободрила ее Мартин.

Лу собралась с мыслями. Лицо ее стало спокойно-сосредоточенным.

— День был прекрасный. Я как раз готовила обед, когда Аллан буквально выжал из меня разрешение покататься на велике по парку… Вы же знаете, какими настойчивыми бывают дети. Его друг Джерри нашел где-то там воробьиное гнездо. Я сказала: «Даю тебе десять минут». «Конечно, мам, — ответил мне он. — Я быстро. Покатаюсь капельку и сразу вернусь». Я была уверена, что свое слово он сдержит. Поэтому, когда прошло полчаса, а то и больше, меня понемногу начала разбирать досада. И тут ко мне в дверь постучался Джерри. Он был весь в грязи и сильно напуган. Я тогда подумала: «Ого. Мальчик, наверное, упал и здорово ушибся». Глазами я поискала Аллана, но его рядом не было. Затем губы у Джерри зашевелились, но он не произнес ни звука. И только тут до меня дошло, что на самом деле он перепачкан кровью.

Я стала высматривать Аллана. Но нигде его не увидела. Тогда я потребовала от Джерри сказать мне, где он. Бедный Джерри ничего не смог вымолвить. Он лишь заплакал и указал на парк. А затем сел на велосипед и поехал туда, а я побежала следом. Так мы прибыли к месту. Там были дети. Они стояли над еще одним ребенком, который ничком лежал на земле, словно сросшись со своим велосипедом. На бегу я разглядела, что велосипед вроде как моего сына, но среди детей Аллана не было, и мне подумалось, что он, должно быть, побежал за помощью для упавшего ребенка. Я спешно начала прогонять в уме курс первой помощи, а в руке у меня все еще было зажато кухонное полотенце, когда я посмотрела вниз на ребенка, мальчика. И поняла, что он мертв. Я…

Дыхание Лу перехватило, и она расплакалась. Рид делал пометки. Кэйн щелкал объективом камеры.

— Ничего, я в порядке. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Когда я увидела, что это Аллан, что-то такое произошло.

От Рида не укрылось, как Келлер выразительно кивнул.

— Там на земле, на траве, лежал мой сын, мой единственный ребенок, с глазами, закрытыми, как во сне. Он выглядел таким умиротворенным. Пуля попала ему вот сюда. — Лу коснулась своей головы, чуть ниже правого виска. — Он был застрелен, и кровь была всюду. Она натекла ему под голову и образовала нимб, натуральный круглый нимб. Такого ослепительно-красного цвета я не видела никогда. Я опустилась рядом на колени. Дети мне что-то говорили, но их голоса звучали отдаленно, как сквозь воду. Вот тогда и произошло чудо. На моих глазах лицо Аллана изменилось. Клянусь, оно переменилось, когда он лежал на траве, и превратилось в крохотное сморщенное личико, от которого растаяло мое сердце, едва он успел родиться. Потом оно сменилось радостью тех дней, когда он стал делать свои первые шаги; затем страхом той ночи, когда он решил, что в его шкафу живет чудовище. Затем было счастье от рождественского подарка — первого велика, который ему принес Санта, — а затем пристыженность того дня, когда он явился домой после своей первой и единственной драки в школе. Смущение от того дня, когда я застала его держащимся за руку с девочкой. Наконец, все это обратилось в безмятежность, в ощущение блаженного уюта. Я баюкала моего сына на руках и опомнилась лишь тогда, когда меня за плечо тронул полицейский, а парамедики попытались взять у меня моего мальчика.